Башня непрерывно содрогается сверху донизу. Девочка слетает с моей спины, а я теряю равновесие и падаю на последнюю ступеньку перед лестничной площадкой двадцать восьмого этажа. Я слышу, как она кричит. Я вижу ее, ловлю и быстро водворяю себе на плечи. Мы находимся в непроницаемом облаке, белом, как смерть.
Она не произнесла ни слова, ее глаза полны простого детского ужаса. Она больше ничего не скажет. Можно подумать, что она догадалась.
Воздействие взрыва Южной башни на ее соседку имеет совершенно естественные последствия. Чудовищные, порой раскаленные настолько, словно они вылетели из жерла вулкана, тучи обломков и пыли проникли в отверстия здания, в частности в вентиляционные люки и в разбитые ударной волной по всей высоте небоскреба окна, и пронеслись из стороны в сторону по каждому этажу. Страшная вибрация нарушила целостность многих элементов конструкции, уже затронутых ударом самолета и последовавшим за ним пожаром. Тросы, державшие кабинки лифтов, почти все оборвались, лестничные площадки целых этажей обрушились вниз.
К ним в хаосе темноты, еще худшей, чем царила до того, присоединились перегородки, полы, балки, убивая, калеча, заключая в ловушки всех, кто еще оставался живым внутри Северной башни.
Всех.
Всех, даже меня.
Даже меня и эту маленькую девочку.
Эту маленькую девочку, которую я все-таки спасу.
Нас почти полностью засыпало лавиной строительного мусора. Некоторые верхние этажи западной лестницы частично обрушилась. Я очень быстро понимаю, что если преодолеть определенные препятствия, то можно добраться до ступенек, находящихся в нескольких метрах от меня. Они сохранились в относительно хорошем состоянии и продолжают вести на двадцать седьмой этаж. У нас остается шанс. У нас остается шанс победить Числа и тех, кто убивает ради них.
Нам остается то, ради чего я сюда пришел.
Двадцать пятый этаж. Да. Мы прошли. Лестницы завалены обломками, строительным мусором и пылью, но нам удается продолжить спуск. Я открываю последнюю бутылочку с водой и выливаю ее содержимое на шапочку, закрывающую лицо девочки, спасшейся с девяносто первого этажа. Мы прошли. Мы спускаемся.
Конечно, уже не в прежнем темпе, но мы спускаемся, идем вниз, движемся к этому извращенному видению надежды, спускаемся в глубину тьмы, туда, где только свет может позволить себе существовать для тех, кто пережил башню.
Мы ее переживем.
Мы и есть само выживание. Чудо случится. Я его уполномоченный. Я для этого пришел, для этого умер, для этого смог возродиться, чтобы умереть по-настоящему.
Я готов к жертве.
Жертва – это не отданная жизнь, это – побежденная смерть.
Жертва – это вывести маленькую девочку из Северной башни, пока она еще окончательно не обрушилась. Жертва – это предать все, чем я являюсь, ради человечества, которое того не стоит, за исключением единичных случаев, располагающих к спасению.
Поскольку это человечество – не концепт. Это не концепт, в нем росту всего-то метр с двадцатью сантиметрами, веса – двадцать пять килограммов плоти, крови, костей, и оно обхватило меня за спину. Я не концепт пришел спасти от Чисел, статистики и всех объединившихся случайностей.
Это лишь маленькая девочка, возраст которой мне неизвестен. Полагаю, ей около шести лет. Маленькая девочка, о которой я не располагаю никакими, даже самыми элементарными, сведениями. Маленькая девочка, которую я вытаскиваю из огромного рокового, пылающего здания, мне совершенно незнакома. И я для нее совершенно чужой человек.
Поэтому мы и спускаемся вместе вниз, пробираясь сквозь обломки Южной башни, в недра того, что остается от Северной башни. Поэтому мы и победим башни, самолеты, пожары и тьму.
Поэтому я пришел.
Ради нее.
Ради моей дочери.
* * *
Двадцатый этаж. Удивительно, кажется, густой дым понемногу рассеивается. Несомненно, ударная волна от обрушившейся Южной башни повредила систему вентиляции, не позволяя дыму от пожара на верхних этажах отравить своими ядовитыми клубами нижнюю часть здания. Ведь загоревшиеся нефтяные скважины гасят взрывом хорошей дозы нитроглицерина. В любом случае, здесь остается только воздушная пыль, долетевшая от рухнувшей башни. Мы спускаемся еще на один этаж. Мой нейронный процессор тоже работает безостановочно. Мы направляемся теперь к девятнадцатому этажу, сейчас десять часов десять минут тридцать восемь секунд. Времени у нас, кажется, остается очень мало.
Очень мало.
Слишком мало.
К тому же проход к нижнему этажу, я понимаю это за одну секунду, основательно завален. Обвалились лестницы нескольких уровней. Здесь уже не пройдешь.
А пройти надо.
Надо победить Числа, победить самолет, башню, все объединившиеся случайности. Придется рискнуть всем, и в первую очередь своей собственной жизнью.
Восемнадцатый этаж. Так вот где действительно нельзя пройти. Так вот где мы должны преодолеть границы возможного. Так вот где завязались узлом все миры. На восемнадцатом этаже.
Мы уже почти видим нашу конечную цель, почти видим свет, почти видим надежду. И мы застряли. Как раз здесь. На восемнадцатом этаже. Любой человек, после всех выпавших на нашу долю испытаний, пришел бы в этот момент в отчаяние и сам закрыл бы дверь, ведущую к спасению.
Но я ведь не настоящий человек.
Я еще в меньшей степени человек, чем эта башня и этот самолет. Чем все башни и все самолеты.
Ни одна человеческая машина, ни одна человеческая катастрофа, ни одна человеческая идеология не может победить уполномоченного Миссии. Целая куча запасных жизней ждет нас в матрицах эмбриогенеза. Пусть я во время взрыва даже истратил последнюю из имевшихся в наличии, ничто не помешает мне победить машину «башня-самолет-пожар». Ничто не помешает мне победить все мыслимые Числа.
Я не мог больше лишить себя жизни для того, чтобы воскреснуть, иначе я с самого начала сыграл бы роль человеческого парашюта для девочки с девяносто первого этажа. Но я мог попробовать сделать нечто, еще более трудное: победить машину, став машиной в большей степени, чем она сама.
Я мог снова полностью превратиться в то, что я предал. Это была бы окончательная измена, поставленная на службу против самой себя.
И я просто сказал девочке с девяносто первого этажа: забудь то, что ты сейчас увидишь, – ты этого не видела. Я не делал того, что я сейчас сделаю. Того, что сейчас произойдет, не было.
И этого не было. Потому что я этого не делал. Потому что она этого не видела.
Во всяком случае, так она скажет вам.
* * *
Семнадцатый, шестнадцатый, пятнадцатый этажи… мы прошли, мы спускаемся. Ничего интересного, одни клубы пыли. Я выливаю остатки воды из последней бутылочки на лицо девочки, счетчик напоминает о том, что мы еле-еле вписываемся в расписание. Нужно бежать, продолжать бежать, все время бежать вниз, к свету.
Двенадцатый, одиннадцатый, десятый этажи…
Ох, нет! Проход снова завален, да еще каким-то странным образом. Кажется, в этой части здания просел целый этаж, даже два, точно. Это означает, что мы выиграли два лишних пролета, по которым не надо спускаться, но огромное скопление металлических балок, раздробленного бетона и горы пыли разнообразного происхождения закрывают нам путь. Я еще раз стану бесчеловечнее, чем все человечество, вместе взятое, сделаюсь большей машиной, чем все машины на свете. Держись покрепче, следуй за моим движением и не бойся, вот и все… Мне по плечу бег с преодолением и гораздо более сложных препятствий. Тайные возможности моего метаболизма позволяют мне совершать такие атлетические подвиги, которым позавидовали бы ваши самые анаболические чемпионы. Итак, мы проходим просевшие этажи. На самом деле я прыгаю из одного пролома, образовавшегося в конструкции здания, в другой. Да, я понимаю, что в данный момент, когда вертикаль противостоит вам всей своей мощью, надо отдаться во власть сил притяжения. Если у вас нет возможности спуститься, нужно падать. Парадокс, но препятствие лишь ускоряет наше движение к цели. За несколько мгновений я спустился вниз на три этажа.
С каждой секундой я все лучше понимаю природу наблюдаемого нами феноменального явления. Мы находимся в основании Северной башни. Но не свет встречает нас здесь. За это время взрыв Южной башни погрузил даже выход в кромешную тьму.
Последние шесть этажей. Всего шесть этажей, и мы обретем свободу света целого неба. Всего шесть этажей, и я совершу чудо победы над машиной «башня-самолет-пожар».
Но мы снова застреваем. На этот раз кучи строительного мусора заполнили лестничную площадку буквально до потолка, все остальное, кажется, обрушилось под их массой. Мы стоим у заваленной лестничной клетки. Мы находимся рядом с аварийным выходом, его дверь все еще качается на развинтившихся болтах. Я знаю, что за ней – узкий коридор, а там окна, стекла превратились в порошок. Тут я, даже не спустив девочку на пол, сжимаю в руке пожарный топорик и чередой рассчитанных ударов, как сумасшедший, разбиваю дверь и бегу по коридорчику к тому, что являлось застекленной поверхностью башни. Все вокруг меня разрушено, я могу увидеть происходящее под нами, на улице. Я могу глотнуть в качестве свежего воздуха менее плотную разновидность того дыма, которым мы до сих пор дышали.
