Ознакомительная версия.
Мне стало страшно. Может, плюнуть на все, вернуться на Землю и сказать Кожухову, что ничего не получилось? Потому что если у меня все получится, я выпущу из бутылки такого джинна, по сравнению с которым Вудсток покажется безобидным ягненком. А если доминанта выйдет из-под контроля, волна броуновских захватчиков сметет весь сектор. А если немного усложнить доминанту, чтобы в Сеть уходило не все население острова, а только часть, а другая часть обеспечивала бы поддержание численности населения острова на должном уровне… тогда, боюсь, эта зараза сможет поразить всю Сеть.
Так, значит, все бросить и вернуться? Принести Землю в жертву вселенской стабильности? Мы-два выбрало бы это решение без колебаний, но я не мы-два. Я думаю не о своем личном благе и не об абстрактном благе всей вселенной, я думаю исключительно о благе человечества, а на другие расы мне наплевать. Так уж я устроен. Я не могу отказаться от пути, на котором есть шанс вернуть Землю к нормальной жизни. Да, этот путь опасен, но жизнь вообще опасна.
Только с пятнадцатой попытки мой броуновский партнер окончательно уяснил, что такое Сеть и как ей пользоваться. Теперь можно вернуться в инкубационный зал и довести дело до конца.
Внедрение основной доминанты прошло без проблем. Я четырежды повторил программу, вбросил в телепатический канал формулу окончания и не спеша удалился. На этот раз я догадался включить в программу небольшую задержку, которая позволила мне спокойно покинуть планету, не опасаясь, что я сам попаду под действие собственной доминанты. Когда я выдавал Сети команду на возвращение, броуновцы все еще находились в оцепенении. А вот минуты через полторы, когда задержка кончится, тут такой коллективный мейоз начнется… Не дай бог в нем поучаствовать.
8
Вернувшись в Оболенск, я обнаружил, что на Земле уже наступило восемнадцатое июня. Мейоз выдался долгим. Если и последующие мейозы на том острове будут занимать столько же времени, доминанта сработает не раньше, чем через месяц. Хотя нет, броуновцы наверняка будут вступать в мейоз не по двое, а по трое-четверо. Тогда они уложатся недели в две-три. Тоже долго, но ничего не поделаешь, придется подождать.
Я зашел в кабинет к Кожухову и доложил о результатах похода на Броун. О том, что из броуновцев можно создать армию клонов, я благоразумно умолчал, как и о том, что броуновские убийцы, которые в начале июля появятся на Нисле, в значительной степени будут моими клонами.
— Неприятно, — сказал Кожухов. — Не меньше двух недель, да еще несколько дней, чтобы яхры разобрались, что к чему… Ничего, потерпим. Устал сильно?
— Умеренно, — сказал я. — А что, новое задание появилось?
— Не то чтобы задание… Но поговорить есть о чем. Меня все больше тревожат Штаты. ЦРУшники упорно отказываются от любых контактов с нами, официальная версия — они сосредоточили все усилия на борьбе с чумой. Но это явная ложь. Формула биоблокады у них есть, производственных мощностей — как грязи, ничто не мешало им развернуть массовое производство биоблокады еще в начале месяца. Да и традиционных средств остановить эпидемию у них хватает. Карантин, массовая вакцинация… С тех пор, как яхры перестали подпитывать эпидемию, она должна была заглохнуть.
— А она не заглохла?
— В том-то и дело, что нет. Число заболевших постепенно приближается к трем миллионам. Эпидемия не нарастает и не идет на спад, она как бы законсервировалась на определенном уровне. Это может объясняться только одной причиной.
— Кто-то искусственно поддерживает ее на этом уровне? Когда в каком-то городе болезнь резко распространяется, ее останавливают, а если новых прорывов давно не было, то их организуют искусственно?
— Что-то в этом роде. Понимаю, это звучит безумно, но цифры говорят сами за себя.
— А цифры точные? — спросил я.
— Конечно, нет, — ответил Кожухов. — Какая уж тут точность… Но за два месяца эпидемия должна была либо затихнуть, либо затопить всю страну и выплеснуться за ее пределы. А она все разгорается, разгорается и никак не разгорится. Это не вписывается ни в какие схемы, кроме той, которую я тебе описал.
— Понятно, — сказал я. — Какие есть версии?
— Никаких, кроме дурацких, — вздохнул Кожухов. — Наши заокеанские друзья по каким-то причинам решили поддерживать эпидемию на заданном уровне. Но по каким причинам?
— Может, что-нибудь расистское? — предположил я. — Может, в негритянских районах болеют сильнее или, наоборот, слабее?
— Нет, — помотал головой Кожухов. — Эту версию уже проверяли. Чумные районы разбросаны по карте США совершенно случайным образом. В больших городах чумы больше, в сельской местности меньше, но это естественная закономерность, любые эпидемии сильнее всего проявляются в больших городах. Нет никаких признаков, что чума искусственно направляется в те или иные районы.
— А ты не пробовал спросить ЦРУшников в лоб? — поинтересовался я.
— Пробовал. Наши люди много раз пробовали выходить на контакт, но ответ всегда только один— мы слишком заняты, отстаньте от нас.
— Наверное, пора засылать разведчиков, — предположил я.
— Пора, — кивнул Кожухов. — Уже заслали. Но результатов пока нет и, скорее всего, не будет. В Лэнгли отличная защита периметра, у нас такой нет даже в СВРовском комплексе. Кроме того, ЦРУшники ввели жесткое правило — все сотрудники постоянно находятся в чужих телах. В штаб-квартире у них даже обслуживающий персонал поголовно в чужих телах. Дворники всякие, шоферы, уборщицы…
— Это уже паранойя какая-то, — заметил я. — Сколько же они тел израсходовали…
— Не меньше десяти тысяч. С одной стороны, потери большие, но на фоне чумы…
— Но не для этого же они ее поддерживают! — воскликнул я.
— Кто их поймет… — задумчиво произнес Кожухов. — Но в ситуации надо разобраться.
— Какие-нибудь идеи уже есть?
— Есть одна идея, — сказал Кожухов. — Существует теория, которая объясняется все. Возможно, американцы готовят тот самый социальный взрыв, о котором говорил Вудсток.
И тут меня осенило.
— Думаешь, с ними работает мое альтер-эго? — спросил я.
Кожухов улыбнулся.
— Ты манией величия не страдаешь? — спросил он. — Всюду тебе мерещатся твои клоны. Не забывай, американцы получили всю информацию официальным путем. Твои первые отчеты проходили под грифом «совершенно секретно», но без дополнительных ограничений доступа. До тридцатого мая мы не скрывали от американцев почти ничего.
— Тридцатого мая, — задумчиво повторил я. — Я вошел в первый мейоз числа двадцать пятого, так что, получается, они знают даже про Броун.
— Про Броун они не знают, — поправил меня Кожухов. — Ты вышел на связь только первого июня.
— А что я делал эти шесть дней? — удивился я. — Неужели все это время проторчал на Вудстоке?
— Если ты не соврал в отчете, большую часть этого времени ты провел на Броуне, — заметил Кожухов.
Я поежился.
— Хорошо, когда не знаешь об опасности, — заметил я. — Шесть дней на Броуне… Брр…
— Я, конечно, не считаю себя большим знатоком Броуна, — сказал Кожухов, — но, по-моему, ты зря так боишься броуновцев. Опасен только момент прибытия, а если ты занял позицию на краю острова и не хочешь ни с кем вступать в близкий контакт, то к тебе никто и не подойдет. Броуновцы очень чутки к мыслям друг друга. По крайней мере, так следует из твоих рассказов о Броуне.
— Да, точно, — смутился я. — Что-то я совсем уже запутался. У тебя никогда не бывало ощущения, что все происходит как будто во сне?
Кожухов неопределенно хмыкнул.
— Меня это ощущение не покидает уже месяца три, — сказал он. — Естественная реакция организма на длительный стресс. Основы психологии.
— Наверное, — сказал я. — Странное дело — психологию броуновцев я понимаю гораздо лучше, чем психологию людей. Даже эмпатия не помогает.
— Эмпатия помогает, — возразил Кожухов. — По крайней мере, должна помогать. Я точно говорить не могу, я не эмпат, я на Вудстоке аналитику изучал, но психологи говорят, что эмпатия очень помогает. Просто ты к ней уже привык, для тебя чувствовать эмоции собеседника — обычное дело. И еще ты подсознательно сравниваешь свою эмпатию с телепатией Броуна.
— Наверное, — согласился я. — Если вдуматься, странно, как я до сих пор еще не свихнулся.
— Если вдуматься, ничего странного в этом нет, — заявил Кожухов. — Если бы не мейозы, ты бы уже давно свихнулся. Сколько курсов обучения ты прошел на Вудстоке? Три?
— Гм… Четыре. А если внедрение агента считать курсом еще одним обучения, то пять. Да, мейоз — великая вещь. Сам попробовать не хочешь?
Кожухов решительно помотал головой.
— Не хочу, — сказал он. — Мейоз — вещь, конечно, великая, но дает слишком много побочных эффектов. Когда ты впервые попал на Броун, разве ты согласился бы на мейоз, если бы знал, к чему это приведет?
Ознакомительная версия.
