— Чингиз… — тихо сказал я. Он не слышал. Он догонял своё лето.
— Дайте мне мой кусочек лета… А он и так со мной. Навсегда. Моё лето. Какое было, какое есть, какое будет. Лето навсегда! Я ведь помню, как оно уходит. Как жёлтое солнце плавится в алый закат. Как ветер начинает пахнуть снегом. Я улыбался ветру. Я просил его: «Подожди!» Чуть-чуть! Оставь мне немножко лета! А ветер видел таких, как я, не раз. Пока было тепло — он не спорил со мной. Но стало холодно, и ветер прошептал: «Лето кончилось». Я поверил не сразу. Но лето кончилось. Пошёл дождь. Холодный, унылый, серый. Я протянул руку и поймал каплю воды. Мне не понравилось отражение. «Это не я!» — сказал я воде. Но капля застыла крупинкой льда. И я понял, что это — моё отражение. И самое страшное — оно не тает на моей ладони. Значит, ладонь не теплее льда.
Чингиз засмеялся.
— И вот тогда я понял — лето кончилось.
— Что с тобой, Чингиз? — только и спросил я.
— Да всё в порядке…
Он кинул в пепельницу истлевшую сигарету. Спросил:
— Неужели ты ещё не почувствовал, Леонид? Этого великого искуса? Этого дыхания вечного лета? Да чего стоит придуманное Дибенко оружие! Не он — так другой бы сумел… рано или поздно. Давай судить его не этим. Глубиной. И вечным летом. Жизнь, иллюзия жизни… я, или мой двойник… Да какая разница? Если он войдёт в лето? Леонид… джинна не удержать в глиняном кувшине. Глубина станет иной. Будем мы что-то делать или нет — всё равно. Может быть, поможем прийти новому миру? Раскроем ключи, поставим на машины «Искусственную натуру». И уйдём в лето…
— Нет, — сказал я.
— Почему?
— Есть ещё Маньяк, Маг, Крейзи. От их слов зависит, вспомню ли я свой ключ. Есть Вика. От её слов зависит, уйду ли я в лето. Есть Дибенко. И поверь, он думает над всем этим не первый день. Есть Тёмный Дайвер. И я хотел бы узнать, чего он добивается.
— Столько условий… — Чингиз кивнул. — Столько условий и одно лето на всех.
За нашей спиной раздался всхлип. Я обернулся.
Падла стоял у стены и утирал слёзы грязным носовым платком.
— Чингиз… — Он трубно высморкался. — Чингиз, спой ещё разок про лето? А? Я не всё запомнил. Как там… «малиной во рту», «я буду долго гнать велосипед»…
— Сволочь ты бессердечная, — огрызнулся Чингиз. — Бессердечная и неромантичная.
— Я? Я за папиросой спустился. А ты её уже скурил. Но я тебе всё прощу, Чингиз. Ты только ещё про лето… Слушай, а про весну так же можешь?
— Не могу. Весна — это промежуток между зимой и летом, она не самодостаточна.
— А говоришь, что я не романтичен, — вздохнул Падла. — Ладно… замяли. Ты только не забудь, поэт, тебе сейчас на разборки ехать.
— Сколько раз я тебе говорил, что на разборки не езжу! Это деловые переговоры!
— Да какая разница, как назвать? — Падла подмигнул мне. — Сигарет оставь и езжай. Ствол только не забудь почистить…
Чингиз посмотрел на меня:
— Веришь, что я однажды выставлю этого типа из дома?
— Нет. — Я покачал головой.
— Вот и он не верит. Ладно… шутки шутками… Откуда пойдёшь в глубину, Леонид? Пат не в счёт, значит, свободная машина есть. А канал у меня хороший.
— Лучше я от себя. Привычнее.
— Хорошо. Приходи в восемь.
Чингиз вышел из кухни. Прикорнувший под столом ретривер поднялся, потоптался на месте, глядя то вслед хозяину, то на нас.
Количество перевесило качество. Байт испустил почти человеческий вздох и улёгся обратно.
— Находит на него порой, — весело сказал Падла. — Романтик фигов… Тут, главное, выслушать и вовремя съязвить. А то ведь не выживет в своём бизнесе. Расскажет деловому партнёру о несовершенстве мироздания, о красоте, скрытой в серых камнях, об уходящем лете, о том, как горько кричит птица, заблудившись в ночном беззвёздном небе… И поставит кто-нибудь галочку в уме — «Чингиз слабеет». И всё. Оцеола промахнулся. Или Акела промахнулся? Кто там был вожаком стаи, а кто вождём семинолов?
— Акела.
— Что — Акела?
— Акела промахнулся.
— Не врёшь? — подозрительно спросил Падла. — Давно Киплинга не перечитывал…
— Теперь — не промахнётся? — поинтересовался я.
— Теперь… теперь, скорее, загрызёт кого-нибудь. Чингиз на работе, и Чингиз в кругу друзей — разные люди. С первым я, слава всевышнему, почти не знаком.
deep Ввод.
Цветная метель…
Почти для всех дип-программа ассоциируется со снегом. С тёплым, цветным, но всё-таки со снегом. Но теперь Дибенко готов подарить миру вечное лето.
Почему же оно кажется мне снежной пустыней?
Я не прав. Нет… не то. Я не вправе. Не вправе решать за других. Если даже для Чингиза «Искусственная натура» — обольстительный искус… то что говорить про других? Про паренька из провинции, который остаётся на ночь на работе, запертым на ключ, лишь бы влезть через чахлую линию в глубину, без всякого комбинезона и шлема… лишь бы оказаться под небом Диптауна, вдоволь наиграться на эльфийских пространствах, забежать в дешёвый бордель и посетить недоступный в жизни ресторан… Что говорить о прикованном к креслу инвалиде, для которого глубина — единственный шанс ступить собственными ногами пусть по нарисованной, но такой настоящей траве. Что говорить о всех несчастных, тоскующих, измученных, уставших, разочарованных?
Глубина…
Танец, танец тёплых снежинок. Затягивающий в темноту водоворот. Калейдоскоп, фейерверк…
Свет.
Стою в своём гостиничном номере. Всё нормально. На кровати — Протей и мотоциклист. Усталые старые куклы…
Ты придёшь ко мне, Тёмный Дайвер. Придёшь, и мы поговорим.
Проверяю карманы. Вот подаренный Дибенко пистолет.
Значит, к разговору я готов.
А вот и пейджер с мигающим огоньком. Ну… наконец-то Дик проявился…
Видно, сильно сдали нервы от прорвавшегося вслед за нами Императора…
Самого Дика в глубине нет, он оставил сообщение на пэйджере.
Включаю приём, и появляется изображение.
Вот те раз… Мы редко знаем друг друга в лицо.
— Привет, Леонид.
А он и впрямь старик. Чёрт возьми. Ему за пятьдесят. Точнее не определю. У меня было слишком мало знакомых чернокожих.
Ну никогда я не предполагал, что Крейзи Тоссер — негр!
— У меня совсем мало времени, — говорит Крейзи. Пытается улыбнуться. В лице — боль. Он лежит, и вокруг суетятся какие-то тени.
— Я выпросил… одну минуту. Ничего. В наше время от первого инфаркта не умирают. Верно?
— Верно, Дик, — говорю я, хоть он и не может меня слышать, его давно увезли в больницу, над ним сейчас колдуют врачи и сиделки, и я верю, что всё будет нормально, Ричард обеспеченный человек, американская медицина — не чета нашей, и всё обязательно будет хорошо, не может не быть…
— Дочка отправит тебе письмо… а со мной всё будет хорошо. Нервы сдали, Леонид. Старый я стал. Старый и глупый. Ничего…
Дик смотрит куда-то в сторону, едва заметно кивает. Его торопят. Не знаю уж, что он сказал, что соврал, чтобы ему позволили наговорить перед камерой это сообщение. Что-нибудь о важном контракте, о сделке в миллион долларов, наверное…
— Я верю, что ты дошёл. И что всё сделаешь, как надо, тоже верю. Удачи тебе… дайвер. Поработай и за меня… слабонервного глупца. Удачи.
Изображение исчезает.
Такие дела… такие дела.
Я вспоминаю, как изменилось лицо Дика, когда Император спросил «кто вы».
Вот такой зарождающийся искусственный интеллект. Вот такой прогресс. Убивает, во всяком случае, почти по-настоящему.
Нет, я не думаю, что Император ударил Крейзи Тоссера чем-то вроде оружия третьего поколения. Скорее, тут действительно виноваты нервы. Напряжение, усталость… и больное сердце.
И всё-таки сотворённая Дибенко жизнь уже готова убивать.
Открываю дверь. Осторожно выглядываю в коридор, выхожу, запираю.
Пока спускаюсь по лестнице, кидаю на пейджер Дибенко просьбу о встрече. Не люблю ждать. Поэтому, наверное, и приходится вечно этим заниматься.
Только поймать такси в Диптауне никогда не проблема. Едва поднимаю руку, как притормаживает машина. Водитель — молодой панк с гребешком цветных волос на голове и в рваной куртке на голое тело. Кажется, программа. Называю адрес и раскидываюсь на заднем сиденье.
Сегодня на улицах постоянные пробки. Такси еле ползёт. Минуем Виртуальную площадь, потом машина сворачивает куда-то в китайский квартал.
— Так будет быстрее? — интересуюсь у водителя.
Чайна таун появился в глубине недавно. Китай очень долго не желал входить в общую виртуальность. Но всё-таки и их проняло…
Теперь квартал стремительно разрастается, раздвигая Диптаун вокруг себя. Пространства в виртуальности — сколько угодно. Наверное, китайцам это нравится.
— Быстрее, — говорит водитель.
— Уверен? Смена маршрутизации…
