Сегодняшний амбал-подхалим из Ночного города был не первым, и не последним. Как с гидрой, Рик сражался с многоглавым, многоруким и многочленным чудовищем местного дна, и на смену одному сражённому членику этого гигантского солитёра приходила сотня…
Каждый из них намертво запечатлел себя, от рождения и до смерти, внутри Судьи. Он проживал вместе с ними короткие бессмысленные жизни, убивая людей, время и смысл, протягиваясь в будущее сквозь тонкие ушки иголок-душ, и не различая там ничего, кроме тьмы. Собственно, если Рик не видел ни грана света в существовании подсудимого, приговор выносился незамедлительно. Смерть. Обезглавленное тело, вычерченная кончиком острия катаны на лбу литера вины, дождь, грязь, утренние выкрики мальчишек-газеттеров: «Белая Смерть забрала ещё одного подонка! Три денье за лист!»
Пока только один из них заставил Судью вынести приговор жизнью — маленький грабитель, убивавший своих жертв ударом шила в печень. Крысеныш не осознавал, какая вероятностная буря поднялась вокруг него под взглядом незнакомца в незапятнанном белом плаще и странной шляпе, только что разделавшего, как свиней на бойне, двух его старших братьев по Дну. Оборвыш опустился на колени в залитую кровью грязь, и первый раз в жизни молился Богу. По-настоящему молился. Из-за этой молитвы, и сотен грядущих за ней — вытекала вся грязь, боль и темнота души, и появлялся свет. Зарождался там, где его не могло существовать ранее… «Максимиллиан Доннер-старший, ты будешь жить, — безжалостные серебряные глаза, казалось, выжигали душу. — Сегодняшняя ночь пусть послужит тебе напоминанием…»
Ричард вздохнул, отправив по стойке в цепкие руки Джона опустевшую кружку, и две тяжёлые монеты. В ответ скользнули ещё одна оставляющая пенный след ёмкость, и тихое покашливание бармена. Как видел Рик, Джонни считал, что посетитель слишком много платит — за каждую такую монету можно было выпить бочонок самого лучшего пива… Но отказать не смел. Морган же очень ценил комфорт, и не мог долго находиться там, где чувствовал несовершенство мира — а здесь, в тихом пабе у доков, ему было по-настоящему хорошо. И название, выведенное старым уставом над скрипучей дубовой дверью, тоже нравилось: «Кисс Тс-с-с». Вывеска из дублёной китовой кожи, в виде контура женского лица, подносящего к губам ладонь с выпрямленным указательным пальцем, тоже гармонировала с предвкушением тайны…
Снаружи, в нескончаемом тумане, медленно ползущем от реки серыми стылыми полотнищами, было промозгло, сыро и мерзко. Выдохи промышленных районов оседали на брусчатку и стены домов липкими каплями, запахи были приглушены, и даже знаменитая лондресская канализация воняла не так отвратительно. Четверо, укрывшиеся в подворотном проезде напротив входа в паб, тихо переговаривались между собой:
— Г`йз, т`из ур `ccол! Лет`ц ф`кин кил хим! — горячо шептал на искажённом инглезе один из них, выделявшийся даже в туманной полутьме валяной шапкой йомена из светлой шерсти.
— Ша, кодло! — рыкнул другой, присевший за помятым жестяным мусорным баком. — Пиктам слова не давали!
— Не хотелось бы вляпаться в неприятности… — надтреснутым баритоном тихо произнёс человечек, засевший на выступе стены, и изготовивший к стрельбе паровой арбалет. Из темноты блеснули, поймав случайный отсвет, украшавшие его лицо круглые очки с тонкой оправой. — Паб-то не простой…
— Срать. Нас — рать, — ответил им всем последний из группы, следящий за входом в питейное заведение через увеличительную трубу странной конструкции. Слегка светящиеся зелёным стёкла устройства могли бы многое сказать случайно пробегавшему мимо техноадепту, подсказав, что труба сконструирована для работы в темноте… Но адепты редко бегают по подворотням в районах доков, особенно по ночам.
От Темиз, тихо несущей свои воды в ночном мраке, явственно потянуло сыростью, ветерок принёс запах рыбы и водорослей, ещё не перемерших от ядовитых стоков фабрик и заводов. Химией, впрочем, тоже пахнуло, да так, что заслезились глаза.
— Всё. Хватит, — вожак этой малой кодлы, спрятав трубу в карман, поднялся во весь свой немалый рост, хрустнув суставами. Даже сутулясь, он всё равно был на три головы выше обычного человека, а длинные руки, украшенные цепкими пальцами, свисали намного ниже колен. — Пьём из склянок. Потом заходим. Судью — валить. Остальных — по нужде.
Стрелок с арбалетом тихо хихикнул:
— По большой, или по малой?
Послышавшееся в ответ угрожающее рычание стёрло с его лица тонкую улыбку, и он аккуратно спрыгнул в низ, умудрившись приземлиться на скользкий булыжник совершенно бесшумно.
Бутылочки, до того тщательно сберегаемые в нагрудных карманах, обшитых ватой, сейчас опустошались под аккомпанемент сдавленных глотков и шипения втягиваемого через губы воздуха.
— М-мать, как горько… — прошептал кто-то.
— Тс-с-с! — шикнули ему. — Терпи. Вперёд. Тихо.
Дверь содрогнулась, скрипя досками и металлом оковки, но выдержала. От удара с потолочных балок посыпалась сажа и мелкая древесная пыль вперемешку с насекомыми. В кружку Рика, плеснув пивом на стекло стола, рухнул крупный таракан…
«Ну, вот, попил пивка… — подумал Ричард, нашаривая рукоять катаны за пределом, — Надо бы сюда в следующий раз кристалл от насекомых притащить».
Джонни прервал чтение, и недоумённо посмотрел на вход.
Следующий удар напомнил попадание стенобитного ядра в крепостную стену, но с совершенно неожиданным результатом — вместо трещин, разлетающихся щепок и осколков камня случились лишь два облачка пыли и слегка затуманившаяся на миг дверь.
«Открыть?» — вопросительно взглянул на Рика бармен.
Тот пожал плечами. — «Твоя воля».
— Кому же так засвербело горло промочить? — вслух сказал Морган, покидая стул и занимая позицию чуть в стороне от стойки, ближе к массивному столу и окружавшим его стульям.
Третий удар вызвал сильнейший жукопад, но и только. Дверь даже не шелохнулась.
Четвёртого же не случилось — в лицо Судье пахнуло знакомым холодом, и дубовые доски растаяли, открыв скупо освещённое пространство снаружи паба, где в полотнищах тумана и редких пятнах света от газовых рожков и кристаламп бежали к двери три смазанные скоростью и темнотой фигуры, облепившие здоровенное бревно.
Подонки не могли затормозить перед внезапно распахнувшимся проёмом, и влетели внутрь вместе с импровизированным тараном, запутавшись в ногах и своём осадном орудии. В результате — неопрятная куча-мала из тел и дерева на тщательно выскобленных досках пола, внутренне смеющийся Ричард, и устремившаяся к нему в сумраке полированная рыбка ртутного болта, украшенная едва заметным шлейфом…
Размазавшись от резкого ускорения, Морган точным движением развернувшегося на всю длину клинка подбил болт вправо от себя, к дубовым панелям стены. От резкого удара и изменившегося направления полёта ёмкость в головке болта раскрылась, и шарики алхимической ртути медленно начали свой независимый путь в загустевшем воздухе.
Из шевелящейся груды тел в судью полетели светлячки пуль — у кого-то из местных гангстеров оказался паровой или пружинный пистолет, игрушка дорогая и бесполезная, но… «Гляди ж ты. Не постеснялись выстрелить десятка три денье, — вторым слоем сознания думал Рик, создавая кинетический щит на пути кусочков свинца. — Что-то они быстро оклемались, снаружи только секунда прошла…»
Бандиты действительно пришли в себя неправдоподобно быстро — даже из ускорения, доступного Судье, было заметно, что живут и передвигаются они не намного медленнее Моргана. Распутавшись, подонки разделились. Двое из них, выпучив странно блестящие глаза, и роняя пену с губ, достали короткие мясницкие секачи, и прыгнули вперёд, к цели. Третий же, ссутулившись, набивал в патронник переломленного пополам револьвера тускло блестящие медью заряды. Ричард профессионально отметил неприятно длинные пальцы этого бандита, искажённые пропорции фигуры, блеснувшие из-под вывернутых синих губ дюймовые клыки, и выпал в пространство принятия решений.
Здесь время не имело значения, как и многое другое. Только способность воспринимать потоки Вселенной, талант видеть души и судьбы, и решимость. Желание к изменениям, если угодно. И стремление освободиться…
Впервые тут была зима. Скелеты деревьев обступали выступ на чернеющей скале, ветер бросал в лицо пригоршни колючих снежинок, горизонт закрывала собой снежная буря, переваливавшая своё распухшее тело между невидимыми облаками и укрытой белым саваном землёй.
«Необычно… — Рик стянул с головы шляпу, и, оправив перо, повесил головной убор на штырь низкой ограды. — Летом здесь намного приятнее».
