Кто и за кого будет голосовать, зная о том, что от его выбора зависит приведение в активность ракет с ядерными боеголовками, направленных на тот или иной город, готовый к немедленному адекватному ответу?
Понаблюдаем, например, за поведением семьи Спрингфилд из Сиднея, полностью охваченного эпидемией, и за семьей Альвеира из Лисабона, города, который я противопоставил Рио-де-Жанейро. Естественный выбор, вы не находите?
Я иду рядом с ребенком с Шестой авеню. Он сказал мне, что он ангел, но не захотел назвать своего имени. Может быть, это святой Михаил, или архангел Михаил? Может быть, Христос?
Нет. Разве Христос решился бы появиться в подобном виде, в обличье брата Сукиного Сына, до того, как Он стал таковым?
А если бы даже так оно и было, то почему тогда он позволяет мне совершенно безнаказанно закончить Игру-которая-стала-Жизнью? Почему не останавливает меня во время этого Праздника-Мира, чьим смертоносным диджеем я являюсь?
Почему я еще здесь, почему не отправлен к своему Брату, на раскаленный пляж?
– Тебе тоже очень скоро откроется правда, – говорит мне ребенок. – Теперь и ты испытаешь страх в квадрате. Теперь знаешь все, что будет происходить, секунда за секундой, и так целую Вечность.
Он и вправду славный, этот мальчуган. Я чувствую, что еще немножко, и он действительно станет мной. Если я тоже уеду в отпуск, мне кажется, он без усилий сумеет занять мое место. В конце концов, он же Ангел.
Точно так же, как мы. Достаточно заставить его пасть. Нам уже надоело способствовать вашему падению.
На вверенной вам Земле при моем, или, другими словами, вашем, появлении вы провоцируете возникновение катаклизмов в виде огненных торнадо и пирокластических снежных бурь, охватывающих пламенем ваши города, ваши утопии. Знайте, что это всего лишь начало. Теперь Игра подошла к финальному уровню: она развивается сама по себе, она создает сама себя, она разрушает саму себя, потому что она – это вы, а вы – это она, во всем вашем кровосмесительном и бесконечном слиянии. Вы больше не нуждаетесь в моей помощи. Мне говорят, что сложные казни, которые я придумал во время первого этапа моей миссии, теперь подхвачены, а порой и улучшены различными вооруженными группировками. Я знаю очень хорошо, что прогресс не остановить, особенно в периоды большой резни. Призвания умножаются – такова изначальная цель моей миссии, успех которой превосходит все упования, хотя это слово для нас не имеет ни малейшего смысла.
В Сиднее семья Спрингфилд умирает, зная об этом. В Лисабоне семья Альвеира ждет результата выбора. В три часа утра, мое любимое время, я объявлю результаты соревнования.
Силы очень разные, согласитесь, но они формируют единый процесс, полностью детерминистический, совершенно детерминированный.
Я – Инженер своего Брата. Но мой Брат, он – Философ.
У него, кстати, есть все докторские степени этого мира.
Джулия Спрингфилд – младшая дочь в семье. Она умирает в страшных конвульсиях, вызывающих у нее бесконечные стоны. Ее отец Джонатан – единственный представитель этой семьи из северных предместий города, способный как-то передвигаться. В данный момент австралийцы котируются не слишком высоко. Они белые, в большинстве своем консерваторы, и они живут в количестве двадцати миллионов человек европейского происхождения на острове-континенте размером с Бразилию или Китай.
У них совершенно нет шансов в борьбе с другим городом, погрязшим в бедности и потрясающим иконами с изображением Фиделя Кастро в надежде избавиться от нищеты.
Вот почему семья Спрингфилд умирает. Потому что вы – не только гении, но и гуманисты.
Джонатан Спрингфилд ничего не смог сделать, чтобы спасти свою жену, унесенную первой волной моих экспресс-мультиэпидемий. Нет больше врачей, нет больше удобных больниц. Общественный транспорт, администрация, государственные, а также частные службы буквально уничтожены.
Теперь Джонатан Спрингфилд бьется, как может, пытаясь спасти троих своих детей. Он наверняка подозревает, что у него нет ни единого шанса на победу. Не тот у меня характер, чтобы дать шанс тем, кто вас приговорил к смерти, господин Спрингфилд. Вы, конечно, умрете, но те, кто вас уничтожил, вас и вашу семью, победители в Игре, поймут, что представляет собой счастливый лотерейный билет, который держит в руке мой Брат.
Здесь мне служит метапневмовирус последнего поколения.
Рассмотрим последствия воздействия болезнетворного вируса на маленькую – девятилетнюю – Джулию Спрингфилд.
Отхаркивания следуют одно за другим с изнурительной частотой. Органические выделения, полные крови, желчи, лимфатической жидкости, зараженных гноя и слизи. Мышечная боль, бронхиолит, пневмония, ринотрахеит представляют собой общие типичные симптомы патологии ретровирусного вида, близкого к APV, avian pneumovirus (птичий пневмовирус) и к hRSV, human respiratory syncytial virus (человеческий респираторный синтициальный вирус). Возбудитель инфекции, принадлежащий к семейству парамиксовирида, стремительно занимает все респираторные, носоглоточные пути и легкие. Все это сопровождается очень высокой температурой, приступами рвоты, значительным обезвоживанием и жестокими мигренями.
Джонатан Спрингфилд, скорее всего, ничего этого не знает. Его маленькая дочь умирает, а два сына находятся на последней стадии болезни.
И что ему за дело до всего этого, как эти знания могли бы помочь ему спасти маленькую Джулию? Как они могли бы помочь ему в тот момент, когда его маленькая дочь испустила свой последний вздох, и это было показано на миллионах телеэкранов, на миллионах мониторов подсоединенных друг к другу компьютеров, в мозгу миллионов людей, для которых я пишу эти слова?
Эти знания бесполезны. Для меня они имели значение лишь в качестве дополнительной эстетической жестокости. Техника – это ловушка. В этом отношении она может позволить себе роскошь быть более чем саркастичной, она может продемонстрировать полнейшее безразличие.
Почему он выжил? Почему? – кричит он, обращаясь к небу. Его лицо залито слезами, его рот искривлен от неизмеримой боли, потому что его дочь умерла на его глазах. Он не знает, что подобен Ольге в ее машине и что свой взгляд, свой крик, свое отчаяние он адресует нам, Миру, миру моего Брата, миру всех своих братьев, что нет «почему», а есть лишь «как», что во всем этом нет никакого смысла, а есть лишь неумолимая логика.
Состояние братьев маленькой Джулии тоже оставляет желать лучшего. Самый младший находится практически при смерти, его пылающее от температуры тело уже практически неподвижно.
Джонатан Спрингфилд смотрит – час за часом, – как умирают его дети. Он знает, благодаря кому он испытывает ужас одиночества, благодаря кому погибли все его близкие. Он знает, благодаря кому разрушена его жизнь и благодаря кому его ждет одинокая смерть. Он знает, благодаря кому текут его слезы, которые не могут не вымывать из него все соли, всю влагу, весь огонь.
Он один. Совершенно один, и у него нет никакой надежды.
Он один среди своих братьев.
Коммюнике номер тридцать два
Вместе с ребенком с авеню Америки я смог составить очень точную топографию города Лисабона. Этот античный, с извилистыми улицами, с очень разными кварталами, город должен быть внимательно изучен на тот случай, если мне придется натравить на него псов Апокалипсиса. То же самое с Рио, где я тщательно исследую направление и смену ветров, дующих с океана и с Амазонии.
В Лисабоне семья Альвеира ждет. Они видели то, что случилось в Сиднее. Они постоянно молятся о том, чтобы Рио был избран Селекторами, остальным миром, их братьями.
Семья Спрингфилд медленно агонизирует, семья Альвеира ждет.
Уже три часа утра. Скоро придет время оповестить о результатах голосования весь мир, в том числе самых заинтересованных. Время швырнуть целый город в бездонную пропасть страха в квадрате.
Ах, дорогие друзья-умы, дорогие друзья-читатели своего собственного мира, если бы вы могли проследить за этой эпической битвой, достойной реалити-шоу, когда планета делится на болельщиков Рио и приверженцев португальской столицы.
Три часа утра. Вам пора все узнать.
Вот.
Самба победила фаду[119].
Кариокас победил жителей Лисабона, в частности семью Альвеира, которая, как и все другие, только что узнала, что я уже петляю по улицам их города.
Да, я тут. Ку-ку. Лисабон – чудесный город. Он, наверное, станет самым красивым кладбищем, какие только встречались в истории.
Именно по этой причине я выбрал для этого специфического городского человечества ядерный, а не бактериологический вариант. Вариант, который я сначала приберегал для Нью-Йорка, до того, как я встретил ребенка с Шестой авеню, до того, как решил, что, в конце концов, все города Земли имеют право на свою Graund Zero.
Возможности, предоставленные мне моим Братом, становятся все более и более широкими. Я превратился в настоящий реактор-размножитель. Я произвожу плутоний и кобальт-60 при малейшем проявлении жизни со стороны моего организма: при дыхании, при потении, при любом выделении запаха или влаги. Я иду и обязательно убиваю. Я иду, и радиоактивность плывет вокруг меня. Я иду, и смерть – в виде невидимого света – идет рядом со мной.
