Граф Монте-Кристо, его оправданный реванш, который в конце концов оборачивается против него самого, – все это не в стиле Дьявола. Он – не литератор, не бухгалтер и уж совсем не механик, одержимый логикой и потерей смысла. Он решительно предпочитает неоправданную месть, которая обернется против всех людей.
Я хранил в себе не воспоминания об убийствах, а четкую генетическую память о казнях, рассматриваемых как отрасль точных наук. Я хранил в себе код машины, я хранил в себе расчеты, я хранил в себе планы, я хранил в себе уравнение всех смертельных ловушек.
Дьявол не стремился к тому, чтобы я отомстил за убийство своей семьи уничтожением участников резни. Об этом он как раз никогда, где бы он ни был и в какую бы эпоху события ни происходили, совершенно не заботился.
Он оставил в зоне моей досягаемости одну-единственную добычу, предназначенную в жертву на мой алтарь в реальном мире, вынудив меня покидать этот мир лишь для того, чтобы посещать его мир, притом что оба мира составляют одно целое.
Я стал двойником, одновременно слившись с ним в одно целое, что, по его мнению, дало мне свободу.
Я являлся двойником согласно его инфернальной логике: мы с ним объединились, мы стали не им, не мной, а некой третьей, бесформенной, формой, существом/не-существом, ни живым, ни мертвым, мертвым и, тем не менее, живым.
Я – призрак.
Мне все равно, когда, где и на кого обрушится моя месть.
Она не даст осечки.
Она будет сильнее меня.
Она сумеет поставить мир на колени.
Она сумеет поставить на колени даже меня самого.
Мегатонны трупов безостановочно вываливаются на пляж мертвых. Мой Брат – организатор работы, он – Генеральный Директор Великого Лагеря, он руководит операцией, словно дирижер – исполнением симфонии. Вагонетки, заполненные телами, порой еще шевелящимися, отправляются по железнодорожным путям к огромным водосливам-спускам, откуда человеческая масса сбрасывается в огненное озеро.
Дымящиеся на горизонте машины безостановочно затемняют небо, которое, тем не менее, остается раскаленной плитой, где духовка на пределе своих термических возможностей играет роль солнечного светила.
Этот мир – самый настоящий из всех настоящих, мир настолько ложный, что он информирует настоящий… или, точнее, беспрестанно деформирует его. Это фальшивый мир душ, каждую секунду воссоздающийся в человеческом мире.
Здесь, я это понимаю, приоткрывается пропасть. Здесь я должен буду выбрать, я это знаю.
Но я не знаю точно, между чем и чем. Вот она, привычная диалектическая асимметрия миров моего Брата: я знаю, что я должен либо остаться здесь, как один из демонов на службе Начальника Лагеря, либо избрать себе совершенно неизвестную судьбу – быть может, гораздо худшую.
– Ничто не может быть хуже этого места, оно таким задумано. Смех твоего Брата должен был помочь тебе это понять.
Ребенок смотрит на меня, потом медленно переводит взгляд на совершенно безутешную картину, до самого горизонта расстилающуюся перед нашими глазами: каждый квадратный сантиметр этой земли состоит из наслоений трупов, лежащих друг на друге иногда уже в течение тысячелетий.
Какая участь может ждать меня? Стать одним из несчастных проклятых, разлагающихся на пляже в ожидании костра, или сделаться Демоном, обязанным пытать этих несчастных до «последнего» момента сжигания?
Быть может, теперь и я – созданная из плоти деталь машины?
Быть может, мне расставляет ловушки холодный монстр диалектики?
Быть может, я должен выбрать между жертвой и палачом? Быть может, я обречен бесконечно трудиться в лимбе, между двух миров, составляющих одно целое? Быть может, я – вечный пленник двойственной машины, делающей из меня привидение, «существо» без права на существование, но тем не менее действующее в мире?
Быть может, теперь и я – пленник самого страшного из устройств, этой дьявольской альтернативы между смертью и не-жизнью? Быть может, пленник машины, диктующей мне свой выбор: быть проклятым или быть проклятием?
Мне не нужно смотреть на ребенка, проникшего в меня, на Ангела, посланного мне посреди всех несчастий, которые я нес. Мне совершенно не нужно встречаться с его пылающими глазами для того, чтобы узнать высокое напряжение истины.
Привидение я или нет, то, что я совершил в последние месяцы, очевидно, не заслуживает ни малейшего снисхождения. Я возвысил преступление и рассчитанную гнусность до уровня прикладной науки. Я действительно это сделал, более того, я выдал секрет человечеству для того, чтобы оно пошло до конца в своем саморазрушении.
Я запирал людей в ящиках, в бункерах, в подземных туннелях, я сжег заживо, как минимум, одну женщину, я казнил и заставил казнить более двухсот человек на лоне природы, я вынудил к взаимному разрушению города, целые нации поставлены мной на грань исчезновения с лица земли.
Нет, я не вижу альтернативы, любой выбор, неизбежно приведет меня в то же место, в то же время, сюда, на пляж Последнего Круга, в Мир моего Брата. С нами, вы знаете, два всегда равняется одному-единому нулю.
Непрекращающийся смех моего Брата сопровождает прибытие всех этих мужчин, всех этих женщин, даже всех этих детей. Я включил цепную реакцию их массовых самоубийств и разжег у них аппетит к геноциду для того, чтобы провести их через все концентрические Круги, формирующие особую архитектуру Лагеря моего Брата, и доставить сюда.
– Ты ошибаешься, как всегда.
Ребенок снова смотрит на меня. Никогда свечение, источником которого кажется его тело, не представлялось мне столь заметным. Может быть, он должен защищаться от царящих здесь инфернальных сил?
– Ничто здесь не может причинить мне зло. И у тебя есть выбор.
На этот раз мой смех эхом вторит смеху моего Брата, который руководит выбрасыванием полумиллиона трупов в огненный океан.
– Да, такой же, что я оставил нашей подруге Ольге!
– Нет, ты снова ошибаешься. Кажется, царство твоего Брата затемняет твой ум, точнее, направляет его против него самого. Ты был гораздо сообразительнее, когда совершал свои преступления в реальном мире.
– Если я совершил все эти преступления и еще много других, как, по-твоему, я могу избежать Последнего Круга?
И не являешься ли ты частью ловушки? Не ты ли меня привел сюда?
Смех ребенка, подобный жемчужной песне звезд, вынуждает умолкнуть смех моего Брата, там, на горизонте, где дымятся и движутся машины, светя огнями в пиротехнической ночи.
– Я привел тебя сюда потому, что здесь – начальная точка создания тебя, одновременно являющаяся конечной точкой любого разрушения. Я привел тебя сюда потому, что ты совершил свои преступления, когда ты уже не был человеком. Я привел тебя сюда для того, чтобы подарить тебе самую законченную из всех ловушек, самую индетерминистскую из всех машин. Твое спасение.
– Ты действительно считаешь, что сможешь на равных бороться против Дьявола и всех его помощников?
– Мне не нужно бороться с ним. Тебе, кстати, тоже. Мне не нужно бороться ни с кем. А ты должен будешь не только победить себя, но и уничтожить.
Надо признать, что Мир моего Брата исключительно хорошо устроен. Он управляет здесь одновременно и главным, и второстепенным, и самоотверженностью, и предательством. Он управляет, конечно, злом, но невольно задаешься вопросом: не руководит ли он некоторыми добрыми и милосердными делами? Ему подвластны и богатство, и бедность, он распределяет диктатуры и революции, мнимые свободы и истинные тирании в широком толковании слова. Надо признать: он властвует над всеми аспектами жизни на Земле.
Кроме одного.
Есть одна закрытая для него область. Где бы он ни находился, в какой бы точке пространства ни оказался, одну область он закрыл для себя сам под страхом быть заброшенным навсегда в неведомую тьму, из которой ему никогда не будет возврата.
Эта область – Благодать.
Благодать – это тайна, секрет, чье раскрытие проясняет другие секреты.
Дьявол – мастер ясности, его единственный секрет – это он сам, и можно держать пари, что он не может его понять.
Здесь, в Мире моего Брата, являющемся всего лишь подземной стороной настоящего мира, в котором люди, как они считают, живут, Благодать становится невидимым оружием, тайным оружием, предназначенным для спасения единичности из массы.
И Благодать эту, естественно, несет в себе ребенок. И Благодать – это выбор, взывающий ко мне в то время, как ребенок произносит судьбоносные слова:
– Что бы ты ни натворил, будучи призраком, это не имеет отношения к тебе как к живому существу. И я пришел сказать тебе, что если ты совершишь правильный выбор, то тот поступок, который сделал тебя виновным в качестве человеческого существа, будет прощен.
Я не помню, на сколько веков я задержал дыхание.
– Очень хорошо, и какой же выбор?
Небесно-лазурный взгляд ребенка, который был уничтожен во мне. Черное и красное небо Мира моего Брата Дьявола, океан лавы, изрыгающий рвоту своей раскаленной лавы на пляж, переполненный разлагающимися телами.
