Потом, приводя в порядок растрепанные волосы — шикарные длинные белые волосы, ласково глядя на меня сапфировыми глазищами, участливо спросила.
— Что у нас там, в новом поместье, плохого?
— Все хорошо, милая. Все прекрасно там, кроме того что мне в наследство досталась ясырка.
— Красивая?
— Ты лучше.
— Молодая?
— Ты моложе.
— Сколько ей лет? — этот вопрос был задан уже с нажимом.
— Двадцать пять примерно.
— Дети у нее есть?
— Не спрашивал.
— О главном ты и не спросил. Хозя — я–я — яин… Ты с ней спал?
Я виновато сознался и рассказал историю с шалью.
— Эк, она тебя… — восхитилась Элика. — Как маленького. Нельзя было тебя отпускать туда одного.
Я ждал со стороны жены обвинений, скандала, заранее морально приготовился его терпеливо снести, а там и загладить вину чем‑нибудь, а его все не было и не было. Зато дождался пояснений.
— Ясырка — это не любовница на стороне, — сказала Элика, прямо глядя мне в глаза. — Ясырка мне не в позор. Только ты детей от нее законными не признавай.
* * *
За две недели обоз еще несколько раз обернулся между поместьями и вагонами на заводских путях филиала 'Гочкиз'. Тридцать двуосных вагонов загрузили горным орехом, лимонами, изюмом и разнообразными сухофрутами. И это только с двух наших поместий. Разве что лимоны еще брали в других местах. Пойдет торговля ими — насадим рощи.
Железнодорожную компанию 'Кобчик экспресс' я все же зарегистрировал во Втуце, пока без права междугородних пассажирских перевозок с продажей билетов. Для этого надо соответствовать многим параметрам, которые я не мог выполнить из‑за нехватки обученного персонала.
Выправил Тавору командировку в Будвиц как старшему по эшелону и ответственному по благотворительной раздаче лимонов по госпиталям и рабочим 'Гочкиза'. На продажу только остаток пойдет. Заодно и куратора навестит с докладом обо мне. А мне потом сделает доклад о нем. Так‑то вот…
И уже собрался я отправлять поезд в Огемию, как в середине декабря на стройке завода у второго разъезда появился сам маркграф.
Мела поземка по полям, но температуры стояли щадящие. Где‑то минус пять по Цельсию. Можно было простой шинелью обходиться. Для стройки так даже намного лучше, чем грязь развозить при небольшом плюсе.
Ремидия привез большой паровоз всего стремя вагонами на сцепке. Так что свиту с собой он приволок небольшую. Походил, осмотрел все мои стройки со свитой. Похвалил устройство лагеря для военнопленных. И выдал.
— Вот тебе, Савва, и будет первое мое особое поручение — после нового года осмотришь все лагеря для военнопленных. Потом моим указом обяжем всех обустроить концлагеря, так как у тебя. Образцово. А то все коменданты кто в лес, кто по дрова… Пока же для тебя у меня есть другое задание. Еще пару — тройку вагонов твой паровоз потянет?
— Если двуосных, ваше светлость, то должен. Но могу и второй локомотив прицепить, правда, он пассажирский…
— Это хорошо. Три вагона лимонов с моих поместий возьмешь для госпиталей в Будвице. Думаю, хватит на всех.
— Лимоны я уже везу для них, ваша светлость. Может еще какой цитрус есть? Для разнообразия.
— Померанец подойдет?
— То, что нужно на новый год, ваша светлость, — припомнил я знакомые с детства запахи сочельника.
Ремидий пожевал немного своими седыми усами. Взял меня под локоток и отвел подальше от свиты. И уже там выдал, качая головой.
— Нюх у тебя Савва есть на вкусные места… Я предполагал, что ты завод на первом разъезде поставишь. Там же уже обустроено многое…
— Ничего тут особо вкусного, ваша светлость, я не заметил. Разве что разъезд есть, — попытался я включить дурака. — Только что земля намного дешевле пока голое поле.
— Земля пока не проблема. Так что прикидывай, что еще здесь захочешь поставить, пока чистое поле… усмехнулся правитель земли Рецкой. — Так… лагерь для пленных у тебя временный, это хорошо… — бормотал маркграф фактически себе под нос. — Завод ты правильно поставил. Сносить не придется.
— Зачем завод сносить, ваша светлость? — испугался я откровенно. Столько денег уже в эту яму вбухано.
— Завод сносить не придется, — повторил маркграф. — Успокойся, Савва. А вот твой образцовый концлагерь точно тут не к месту — здесь речной вокзал встанет в предельной близости от железнодорожного вокзала и грузовой порт ниже по течению. Река наша Вартава тут только до этого моста и судоходна, — показал он рукой на железнодорожный мост, — а впадает она в Данубий. Тот — в Мидетерранское море. По глазам вижу — все понял, — улыбнулся Ремидий.
— Осталось только причальную мачту для дирижабля поставить, — попытался я пошутить.
— И поставим, — очень серьезно ответил правитель. — Не все сразу. Но именно здесь. Тут я в перспективе расположу главный транспортный хаб нашей марки. По суше, по воде и по воздуху. И дорога, которую будет строить Вахрумка к морю отсюда от основной магистрали отойдет. И железная дорога на Швиц тоже здесь начнется. Но это пока секрет, не то набегут спекулянты землей из империи, суди их потом… Большой город в перспективе здесь образуется. Втуц превращать в такой муравейник нет у меня никакого желания. Привык я к нему к такому, какой он есть. Не хочу я, чтобы он из рецкого города превратился в космополитический вертеп, как это происходит со всеми крупными транспортными узлами.
— А я тут, выходит, угадал, ваша светлость? — смутился я немного, припомнив, как коррумпировал железнодорожника с картой.
— Вот я и говорю — нюх у тебя. Здесь будет город для крупной торговли. А Втуц оставим для власти. Кому надо тот на поезде приедет. Кстати под твои пригородные поезда станции так ставить? А то жирно будет гонять паровозы только на два разъезда.
— Километров через пять — семь друг от друга в самый раз будет, ваша светлость. И желательно второй путь протянуть, чтобы не задерживать сообщение на разъездах. Тут всего‑то чуть больше тридцати километров. Пока будут строить можно пустить декавильку параллельно. Быстрее выйдет.
— Все упирается в нехватку щебня, Савва. Дорог сейчас строим много — везде он нужен.
— Дороги можно и окатанным булыжником мостить, ваша светлость, — подал я идею. — Как в городе на спусках. Горных рек у нас много. Камней в них еще больше. Пустить на сбор голышей пленных. И копытной скотине будет за что в гололед копытом зацепиться. К тому же булыжную дорогу и ремонтировать легче.
— Подай мне это предложение в письменном виде, не лишнем будет. А то я, верный прогрессу, ставку сделал на механическую дробилку инженера Трезза с 'Рецких машин'. По выработке она сотню каторжников заменяет. Будем вторую уже ставить в другом карьере. Как заработает, так и подумаем и над тем, чтобы трансмеридиональная железная дорога не отличалась от трансконтинентальной.
Маркграф вздохнул тяжко.
— Плохо пока то, Савва, что половину экономики марки тянет на себе Дворец. Частной инициативы мало.
— А если льготными кредитами эту инициативу подстегнуть, ваша светлость? Создать такой вот банк развития.
— Боятся брать кредиты мои рецы. Консервативны слишком. На все покупки копят, — Ремидий щелкнул крышкой золотых часов. — Однако пора ехать обратно. Савва, в твоем поезде с этим смешным паровозиком есть место, где можно поговорить, не опасаясь, что у стен есть уши?
Та — а–а — ак…. Началось. Помниться принц перед моими большими неприятностями почти с такими же словами ко мне обращался.
* * *
Место без ушей нашлось. Трехкупейный омнибус на чугунных колесах островной работы подошел лучше всего. Среднее купе заняли мы с Ремидием. Крайние — его охранники. В каждом купе пулемет. Ручной 'гочкиз'.
Я кивнул на охрану, которая занимала свои купе.
— Они не подслушают, ваша светлость? Знают какие‑либо языки кроме рецкого?
— Будем говорить на таком языке, который они точно не знают, — подмигнул мне маркграф.
Вперед пропустили правительственный состав с пустым салон — вагоном. Сами потихонечку почапали сзади.
— Ну, здравствуй, дорогой товарищ, — сказал маркграф по — русски почти без акцента, едва мы вышли со стрелки на основную магистраль.
От неожиданности я обтёк.
* * *
Рецкие горцы не то чтобы считали гору Бадон проклятой, но селиться на ней не желали. Было у них такое предубеждение, передававшееся из поколения в поколение с незапамятных времен. Наверное, все же потому, что гора была вроде как божия.
Именно с нее по легендам из этого мира ушли боги.
Именно с нее время от времени спускались в долины люди, которых в древности принимали за богов. Но быстро удостоверились, что это люди как люди, хотя и не без странностей. Они вполне адекватно вливались в архаичное рецкое общество, отличались трудолюбием и храбро сражались плечо к плечу с соседями. Через несколько поколений их потомки не отличались от других горцев своей белобрысостью.
