Стивен Хант - Небесный суд

— Гексмашина не должна найти оператора. Если заделать трещины, я — мы — они — исчезнут. Оператор должен умереть.

— Да, — вздохнул Тцлайлок. — Молли Темплар должна умереть. Ради всех людей не дай ей первой добраться до Гексмашины. Опереди ее, если не хочешь из хищника превратиться в жертву.

Вайнсайдский Душитель посмотрел на груду горящих сердец, и его обуял жуткий голод — даже почище тех адских мук, что терзали его в прежнем теле, когда он сидел в Боунгейте.

— Мне не хватит питания.

— Потом получишь еще, — заверил его Тцлайлок. — Мы только приступили к процессу освобождения людей от старой несовершенной плоти. Будут и новые жертвоприношения — пока еще не все представители прогнившего режима болтаются на фонарных столбах. Я поручил моим жрецам приспособить Гидеонов Воротник под нужды сегодняшнего дня — я предлагаю заменить стрелу обсидиановым лезвием, а также добавить когтистую лапу, которая будет вырывать сердца.

— Я им не доверяю. Всем этим машинам, — прошипел Душитель.

— Отлично тебя понимаю. Но теперь у нас прекрасный новый мир. И машины будут работать на нас. У жреца культа саранчи уйдет целый час, чтобы скормить тебе одну-единственную душу непродуктивной личности. Но как только мы усовершенствуем Воротник, мы сможем за час скормить тебе несколько сот таких душ.

Душитель стоял, разминая пальцы — прямо у него на глазах ногти превращались в крепкие когти.

— Плоть куда надежней. На нее можно найти управу. И главное, она всегда имеется в наличии. Постоянно плодится и размножается.

Тцлайлок улыбнулся. Уайлдкайотли были примитивными дикарями, ну прямо-таки как дети. Поставить себе на службу их силу — все равно, что подчинить своей власти саму природу. И теперь он — самый главный уорлдсингер, в чьем распоряжении имеются неисчерпаемые запасы энергии, по сравнению с которой ненадежные токи земли — что-то вроде крошечных капель утренней росы. Уайлдкайотли кормили чимеков на протяжении тысячи лет, и теперь они станут своего рода краеугольным камнем Всемирного Союза Общей Доли. Тцлайлок взял со стола перфокарту. Одно-единственное имя. Но почему именно оно?! Почему компатриот Темплар сбежала? Почему отказалась от судьбы, которую он, великий Тцлайлок, уготовил для нее?! Лидер мировой революции смял бумагу. Есть силы, которые не подвластны даже пламенным революционерам.

Не замеченная ни Тцлайлоком, ни его приспешниками, Медвежья Тень стояла в углу зала, кипя праведным гневом, но отнюдь не из-за того, какое жуткое количество энергии требуется, чтобы оставаться незамеченной в непосредственной близости от врага. Причина заключалась в другом: в имени на перфокарте. Имя это было вне привычного порядка вещей. По идее, его предшественнику следовало бы оставить ей записку, в которой бы говорилось следующее: приношу извинения за несанкционированное вмешательство.

Нет, это просто немыслимо. Существуют правила. Правила сами себя не меняют. Иначе все может обернуться безумием. И все-таки на карте стояло имя. Смотрящая просто не могла знать, как будут развиваться события внизу, какие вещи потребуют незамедлительного — несанкционированного — вмешательства, причем весьма тонкого. Откуда ей было знать, что ему сейчас придется ждать, перебрать все нити? В общем, от предполагаемого удовольствия ничего не осталось, оно, можно сказать, упорхнуло в окно. Небольшим избиением врага теперь не обойтись. Придется пробраться во дворец и уничтожить все следы заигрывания с Уайлдкайотлями и той великой тьмой, которую те намерены привести за собой в этот мир. И вообще, какое все-таки удовольствие — обрывать насекомым крылышки.

И Медвежья Тень приступила к процессу стирания.

Черт побери, в любом случае им всем настал конец.

Коммодор Блэк пребывал в слезливом настроении с тех самых нор, как Оливер увел их от стен Ток-Хауса.

— Неужели до этого дошло? Неужели в моем доме поселили роту бездельников из Содружества Общей Доли? По всей видимости, теперь они только и делают, что опустошают мои винные погреба и воруют все более-менее ценное, набивают моими вещами свои походные мешки, чтобы было с чем вернуться домой.

— Они поджидали нас, — сказал Оливер. — Тцлайлок наверняка передал всем постам в Миддлстиле наши с тобой коды крови.

— Ах, милый юноша, только не говори мне этого! Давай сбежим с тобой к морю, и пусть Тцлайлок и его прихлебатели делают с Шакалией что хотят!

Оливер покачал головой. На какое бы расстояние они ни сбежали, спасения для них нет — Шакалия теперь во власти Уайлдкайотлей. В общем, им ничего другого не оставалось, как прокрасться мимо уборной в задний двор дома — одного-единственного дома во всей столице, где, по мнению Оливера, их могли встретить если не дружески, то хотя бы без враждебности. Он попробовал ручку двери. Заперто.

— Позволь мне, мой мальчик. У меня есть талант в обращении с замками.

С этими словами коммодор поднял с припорошенной снегом земли старый гвоздь и аккуратно ввел его в замочную скважину. — Слышишь, как внутри щелкает запорный механизм? Это, Оливер, куда лучший замок, чем та дверь, на которую его поставили.

— Не думаю, что от этого таланта вам была польза, когда вы плавали на борту подводной лодки.

— Бедный старый Блэки, его преследовали за благородное имя, и если что и светило ему в этой жизни, так только виселица или камера в королевской каталажке. Ты бы сам тоже в два счета подружился с замками, мой мальчик, окажись ты на моем месте.

Замок громко щелкнул еще раз, и дверь открылась. За ней оказалась темная комната. Место производило впечатление заброшенного, в нос бил лишь запах сока самострельных деревьев и ружейного масла.

— Шаг вперед, — раздался голос, — означает попытку к бегству, сделайте только шаг и я зарежу вас.

— Матушка, это вы? — удивился Оливер. — Это я, Оливер Брукс. Сын Филеаса.

В следующее мгновение зажглась небольшая масляная лампа. Мамаша Лоуд сидела в кресле, нацелив на них огромный ружейный ствол, — точно такие пневматические ружья Оливер видел у рыцарей-паровиков Механсии. На большом расстоянии от них было никакого толку, зато с малого они били наповал.

— Где Гарольд?

Оливер пальцем указал наверх.

— Его схватили.

— Что ж, похоже, удача на сей раз изменила ему, — вздохнула мамаша Лоуд. — Впрочем, какая теперь разница.

— Мы сначала попробовали войти через переднюю дверь, матушка. Вывеска с твоей лавки сорвана, окна заколочены. Если бы я не видел той рекламы в газете «Филд энд Ферн», мне бы ни за что не отыскать вашего дома.

— Как ты думаешь, почему? Как только в город вошла солдатня, мой дражайший бездельник-муженек сбежал к морю. Подмастерьев тоже как ветром сдуло. Так что если я теперь на что и гожусь, то разве что гнуть спину у конвейера на каком-нибудь военном заводике.

Оливер вопросительно посмотрел на потолок.

— Я получила послание от сына буквально за минуту до того, как отключили кристаллосвязь. Всего с одной фразой. «Пора спать». Как ты думаешь, что это значит?

— Всемилостивый Круг! — воскликнул коммодор. — Оливер, эта демсон, к которой ты привел старого Блэки, совсем не та, о ком я думал. Она заодно с Небесным Судом, я правильно понял?

Мамаша Лоуд перевела взгляд на коммодора.

— А вы кто такой?

— Затаись и не высовывай носа, вот что говорится в вашем послании. Как та лодка, за которой охотится шакалийский аэростат. С той разницей, что на сей раз охотники — ваши соседи из Квотершифта. А прятаться от них вынуждены Ловцы волков и свистуны.

Мамаша Лоуд прищурилась.

— А откуда вам это известно? Да кто вы такой?

— Ах, моя милая, бедный старый Блэки не игрок в эти жестокие игры, в отличие от вас и ваших друзей. Он лишь бедный старый лис, загнанный Ловцами волков, и все потому, что имел несчастье появиться на свет не тем, кем нужно.

— Ну, милок, вместе с вами здесь теперь нас трое таких, кто не хотел бы, чтобы к нему пристали с расспросами где-нибудь на баррикаде или на улице… — Увидев, что Оливер снял куртку, она не договорила — взгляд ее был прикован к пистолетам у него за поясом.

— У меня остался твой нож, — сказал юноша.

— Круг всемилостивый! — прошептала мамаша Лоуд. — Значит, они и вправду существуют!

Она протянула руку, и Оливер передал ей пистолеты. Взяв дрожащей рукой пистолет, женщина принялась любоваться зловещим отблеском ствола, восхищенно рассматривать серебряную гравировку, изображавшую львов Шакалии.

— Вот уж не думала, что мне когда-то в руки попадет такая игрушка. — Она подняла взгляд на Оливера. — Я не могу защитить тебя, мой мальчик. Даже ради светлой памяти твоего отца. В конце концов за тобой придут.

Оливер забрал у нее пистолеты и засунул за пояс.

— Насколько я понимаю, Гарри о них ничего не знал.