— Я забыла, — ответила та без тени раскаяния.
Ну ладно.
— Ты слышала? — спросила я.
— Нет, а что там? — безразлично спросила Анжелика, продолжая мазать ногти лаком.
— Ричард, расскажи-ка сестре, — велела я.
Но мой призыв остался без ответа — Ричард взял и отвернулся к стене, не удостоив меня даже взглядом.
— Ричарда привёл какой-то мужик, который утверждает, что он для игры в игровом зале брал у него в долг деньги под проценты. Набрал аж на восемьсот рублей. Сто Ричард заплатил, а семьсот ещё должен. Он поставил нас на вид и штрафы в двойном размере. Так что скоро к нам придут бандиты, — пояснила я. — Убивать, наверное, будут.
Анжелика охнула и сорвалась с кровати. Подбежав к тумбочке, залезла в нижний ящик:
— Ты что, урод, мои деньги опять украл⁈ — вызверилась она.
Ричард не снизошел к ответу.
Анжелика подбежала к брату и набросилась на него с кулаками, тот отбивался.
Наконец, Анжелика ойкнула и отскочила, закрывая глаз, под рукой наливался здоровенный фингал на пол лица.
Ричард же улёгся на кровать обратно и опять отвернулся к стенке. И всё это время молча.
— Бляяяя, — завыла Анжелика, увидев своё лицо в зеркало, — чтоб ты сдох, мелкий говнюк!
— Это твой родной брат, между прочим, — сказала я.
Анжелика разрыдалась:
— Ну и как я завтра в школу пойду⁈
— Как обычно, — ответила я, — и очень не советую прогуливать. Узнаю — расторгнем договор.
— Что мне теперь делать⁈ — продолжала размазывать слёзы Анжелика.
— Ждать бандитов, — безжалостно добавила я, — она поставят тебе второй синяк и будет симметрично.
— И вам поставят! — сварливо процедила Анжелика, затем увидела размазанный лак на своих ногтях, плюхнулась на пол и разревелась, истерически дрыгая ногами.
— И мне, — согласилась я, когда рёв чуть стих, — но, скорей всего, меня убьют.
Анжелика молчала, утирая злые слёзы. Моя судьба её интересовала мало.
— А вас тогда заберут в детдом, — добавила я контрольный и вышла в коридор.
Зашла к себе в комнату и без сил опустилась на продавленный диван. Пружины протестующе скрипнули. Ужас, как Любаша на нём спала, это же смерть для позвоночника!
Если получится выпутаться из этой ситуации — приобрету нормальную кровать.
Если получится…
В чем я сильно сомневалась.
Я не просто сомневалась, я вообще не верила в удачный исход событий. По воспоминаниям молодости, я помнила тот беспредел, что творился в стране: полная вакханалия, разгул преступности, да и бандитов стали воспринимать как романтических героев.
Остро закололо сердце, отдавая в левой руке. Я попыталась вздохнуть-выдохнуть — и не смогла, руку прострелило такой адской болью, что аж потемнело в глазах.
Дверь скрипнула.
Я открыла глаза и мутным взглядом посмотрела на дверь: это была Анжелика.
Увидев меня, охнула и подскочила ко мне:
— Тётя Люба, что с вами? — тонким голосочком запричитала она.
— Нитроглицерин дай, — прохрипела я, — быстро! В верхнем кармане сумки.
Анжелика схватила мою сумку, немного покопалась и упавшим голосом сообщила:
— Нету.
— Должен же быть, — прошептала я хрипло.
— Здесь пусто, — Анжелика показала мне мятую пластину из-под таблеток.
Я прикрыла глаза — хотела же сегодня вечером в аптеку зайти, как раз скидки. Так-то у меня дома некоторые лекарства почти позаканчивались. И вот что теперь делать?
— Сходи к соседке… — с осторожностью выдавливая из себя слова, так, чтобы боль не накатывала слишком сильно, попросила я, — старушка такая, квартира её рядом…
— Знаю! Это Ивановна! Вредная бабища, — сказала Анжелика, — но лечится любит. Вы дождитесь, я быстро!
Она шустро выскочила из квартиры, я услышала, как где-то в глубине подъезда, сперва зазвонил дверной звонок, затем раздались настойчивые удары в дверь. Эдак она ей дверь выломает, от чрезмерного усердия.
Где-то через полторы минуты Анжелика вернулась, растерянная. В руках у неё была простая алюминиевая миска.
— Вот, — упавшим голосом сказала она, осторожно удерживая миску в руках и стараясь не расплескать содержимое.
— Ч-что это?
— Ивановна дала…
— А нитроглицерин где?
— Она сказала, что таблетки — зло, и что нужно лечиться этим.
— Что это? — повторила я, закипая, плечо опять прострелило такой болью, что я на мгновения вынуждена была закрыть глаза, чтобы хоть немного отпустило.
Когда я чуть продышалась и вслушалась в торопливую речь Анжелики, я уже не знала — плакать мне или смеяться.
— … а потом она говорит, что все болезни от лекарств и вакцинации происходят, — продолжала Анжелика, — и дала мне это. Это чайный гриб. Он от всего помогает, даже от СПИДА.
— У меня сердце прихватило, а не СПИД, — прохрипела я, — сходи к другой соседке.
— А это…
— А это отнеси обратно и отдай Ивановне. Ей нужнее.
Анжелика опять вышла. А я осторожно сместилась чуть набок, лелея руку.
Да, так получше будет.
Это ж надо додуматься — сердечный приступ лечить чайным грибом! Кроме того, я прекрасно помнила об увлечении соседки уринотерапией и мне даже думать не хотелось, на каком субстрате этот гриб был выращен.
Анжелика в этот раз отсутствовала дольше. Но, наконец, она вернулась:
— Вот! — радостно сообщила она, демонстрируя кусочек бластера с двумя крупными таблетками, — нитроглицерина не было, но дали валидол. Это из седьмой квартиры, там дедушка у них ест такое.
Она протянула мне одну таблетку, которую я положила под язык. По нёбу растеклась острая ментоловая прохлада, от которой боль из центра груди потихоньку стала истончаться и струйками холодка уходить вниз. Я прикрыла глаза, погружаясь в эту мятную лёгкость.
— Тёть Люба. Вы же не умрёте? — шепотом спросила Анжелика и заплакала.
Я молчала, говорить пока ещё было трудно.
— Я буду вам во всём помогать, я буду вас всегда слушаться, честное слово! — горячо зачастила испуганная девчонка, — только не умирайте, я не хочу в детдом!
Я закрыла глаза и, кажется, потеряла сознание. А, может, просто уснула.
Не знаю, сколько прошло времени, но, когда очнулась, услышала ругань в соседней комнате. Ругалась Анжелика, стараясь говорить потише, но, так как эмоции зашкаливали, то периодически она срывалась на крик, но затем опять начинала ссориться шепотом.
Я прислушалась. Ругала она Ричарда.
— Ты дебил! Урод! Тебя же на куски теперь порежут! А если не порежут, то в детдом заберут! И там порежут!
Ну в общем, в таком духе, по кругу.
Я отстранилась от воспитательного процесса: правильно, старшая сестра должна воспитывать младшего брата. Так гласит Бел-Ланкастерская система. И я с ней солидарна. Вот пусть старшая сестра и воспитывает. А мы потом подкорректируем. Обоих.
Я прислушалась к себе — чувствовала я себя, как ни странно, прекрасно. И даже очень прекрасно, потому что постоянно тянущая, привычная боль в позвоночнике вдруг исчезла. Да и сердце больше не беспокоило.
Хм, странно. Это мне валидол так помог и пару минут в отключке или что-то другое?
Поживём — увидим.
Утром я собралась, накормила завтраком Анжелику и Роберта, выпихала их в школу, а сама выскочила на улицу — где-то вот-вот должен был подъехать автобус и отвезти меня на завод.
Погода сегодня была ещё хуже, чем вчера. Злой мартовский ветерок пронизывал насквозь, и я повыше подняла воротник бежевого демисезонного пальто в «ёлочку». Это было Любашино пальто, не моё. Когда я собиралась, то здраво рассудила, что мой простенький пуховик, купленный по случаю в «Спортмастере», и в котором я сюда попала, будет смотреться на фоне блёклых одеяний остальных граждан слишком уж по-импортному. А мне сейчас не нужно привлекать особого внимания. Кроме того, это я чужие футболки брезгую надевать, а вот пальто, рассудила я, всё равно — верхняя одежда, так что вполне сойдёт. На голову я повязала платок, тоже нашла у Любаши, нормальный такой платок, шерстяной, палехский, почти не ношенный. Так что внешне я от основной массы рабочих не отличалась.
