— Что ж, тогда можно уходить. Сначала зайдем в дом и посмотрим на оружие, о котором вы говорили. После этого отправимся в Винчестер, прежде чем предпринимать какие-либо дальнейшие шаги, я бы хотел поговорить с Данбар.
Мистер Нейл Гибсон все еще не вернулся из города, но в доме мы встретили взволнованного мистера Бейтса, который заходил к нам утром. Он с подозрительным упоением стал показывать нам внушительное собрание огнестрельного оружия всевозможных форм и размеров, которое собрал его хозяин за свою полную приключений жизнь.
— У мистера Гибсона есть враги, и это не удивительно для тех, кто знаком с ним и с методами его работы, — сказал он. — Ложась спать, он кладет в ящик стола рядом с кроватью заряженный револьвер. Этот человек привык к насилию, сэр, и иногда он заставляет всех нас дрожать от страха. Я уверен, что несчастная леди натерпелась в своей жизни страха.
— Вы сами когда-нибудь видели, чтобы с ней грубо обращались?
— Нет, этого сказать я не могу. Но я слышал слова, которые наверняка были для нее еще больнее… Холодные презрительные слова. Он даже не стеснялся слуг.
— Да, в семейной жизни нашего миллионера голубком не назовешь, — заметил Холмс, когда мы шли на станцию. — Итак, Ватсон, теперь в нашем распоряжении достаточно фактов, в том числе и новых, и все же я еще не готов делать какие-либо окончательные выводы. Помимо очевидной неприязни, которую мистер Бейтс питает к своему хозяину, мне от него удалось узнать лишь то, что, когда поднялась тревога, он находился у себя в библиотеке. Ужинать закончили в восемь тридцать, и до этого времени ничего неожиданного не происходило. Тревогу в самом деле подняли поздно ночью, но не вызывает сомнения, что убийство произошло именно во время, указанное в записке. Нет никаких указаний на то, что мистер Гибсон вообще выходил из дома после своего возвращения из города в пять часов. С другой стороны, мисс Данбар, судя по всему, признает, что назначила встречу миссис Гибсон на мосту. Больше она ничего не говорит, поскольку ее адвокат посоветовал ей хранить молчание до суда. Но у нас есть несколько жизненно важных вопросов, которые необходимо задать этой юной леди, и мой мозг не успокоится, пока мы с ней не повидаемся. Должен признаться, все это дело выглядело бы совершенно безнадежным для нее, если бы не одно обстоятельство.
— Какое именно, Холмс?
— То, что пистолет был найден в ее гардеробе.
— Но позвольте, Холмс! — опешил я. — А мне казалось, что это главная улика против нее.
— Нет, Ватсон. Даже когда я только бегло просматривал отчет об этом деле в газете, мне уже тогда это показалось очень странным. Теперь же, когда я ближе познакомился с фактами, это мне кажется единственным основанием для надежды. Нам нужно искать логическую обоснованность событий; там, где ее нет, мы должны подозревать обман.
— Я с трудом вас понимаю.
— Давайте на секунду представим себе, что вы, Ватсон, оказались на месте женщины, которая собирается избавиться от соперницы. Вы все спланировали заранее и действуете хладнокровно. Написана записка. Жертва приходит в назначенное место. Оружие при вас, и вы воплощаете свой замысел в жизнь. Все проходит как по маслу в точном соответствии с планом. Неужели вы хотите сказать, что после совершения столь тщательно продуманного преступления вы простонапросто позабыли выбросить оружие в тростники, которые навсегда скрыли бы его, а вместо этого аккуратно несете домой и прячете в собственный гардероб, именно в то место, которое будут обыскивать первым? Даже ближайшие друзья, Ватсон, не назовут вас хитрецом, и я не могу себе представить, чтобы вы допустили подобную грубейшую ошибку.
— Может быть, от волнения?
— Нет-нет, Ватсон. Это невозможно. Когда преступление планируется заранее, заранее планируются и способы его сокрытия. Именно поэтому я и предполагаю, что мы имеем дело с неправильным пониманием фактов.
— Но должно же быть какое-то объяснение?
— Давайте попытаемся его найти. Как только меняется угол зрения, то, что казалось совершеннейшей загадкой, становится ключом к истине. Например, этот револьвер. Мисс Данбар заявляет, что понятия не имеет, откуда он взялся в ее комнате. Согласно нашей новой версии, она говорит правду, следовательно, оружие подбросили в гардероб. Кто мог это сделать? Кто-то, кто хотел выставить преступницей ее. Был ли это истинный убийца? Как видите, мы сразу же попали на самую плодотворную линию расследования.
Ночь нам пришлось провести в Винчестере, поскольку еще не были завершены необходимые формальности, но на следующее утро нам позволили в сопровождении мистера Джойса Каммингса, молодого адвоката обвиняемой, навестить юную леди в ее камере. После всего что мы слышали, я ожидал увидеть настоящую красавицу, но никогда не забуду то впечатление, которое произвела на меня мисс Данбар. Не удивительно, что даже своевольный миллионер увидел в ней нечто более могущественное, чем вся его власть, то, что могло подчинить и указать путь. К тому же при взгляде на решительное, открытое и в то же время нежное лицо возникало ощущение, что, если она и способна на необдуманный поступок, характер этой женщины настолько благороден, что любое ее действие может быть направлено только на пользу. Она была высокой брюнеткой с красивой фигурой и царственной осанкой, но в темных глазах таилось отчаяние беспомощного, загнанного зверя, который чувствует, что сети вокруг него сжимаются, но не видит выхода. Теперь же, когда она осознала, кто перед ней, и поняла, что мой знаменитый друг может помочь ей, на ее алебастровых щеках проступил легкий румянец, в обращенном на нас взгляде забился огонек надежды.
— Мистер Нейл Гибсон рассказал вам, что между нами произошло? — тихо спросила она с тревогой в голосе.
— Да, — ответил Холмс. — Вам не придется касаться этой горькой для вас части истории. Увидев вас, я готов принять заявление мистера Гибсона о том, какое благотворное влияние вы на него имели, и о невинности ваших отношений. Но почему вы этого не объяснили во время следствия?
— Мне казалось невероятным, что кто-то может поверить подобному обвинению. Я думала, если мы подождем, все это дело само разрешится, и нам не придется вторгаться в подробности семейной жизни. Но теперь я вижу: вместо того чтобы проясниться, дело только усложняется.
— Моя дорогая юная леди, — взволнованно воскликнул Холмс, — прошу вас, отнеситесь к этому делу очень и очень серьезно. Мистер Каммингс подтвердит, что сейчас все улики против вас, и нам придется сделать все возможное, чтобы добиться успеха. С моей стороны было бы нечестно делать вид, что вам не угрожает страшная опасность. Только ваше полное содействие может помочь установить истину.
— Я не стану ничего скрывать.
— Тогда расскажите о ваших истинных отношениях с супругой мистера Гибсона.
— Она ненавидела меня, мистер Холмс. Ненавидела так, как могут ненавидеть только люди, рожденные в жарких тропиках. Эта женщина видела только черное и белое, и мужа своего она любила так же сильно, как ненавидела меня. Скорее всего, она не понимала, какие нас связывали отношения. Не хочу сказать о ней ничего дурного, но любовь ее была настолько откровенной в физическом смысле, что вряд ли она могла понять умственную, даже духовную связь, которая существовала между ее мужем и мной, или представить себе, что меня под его крышей держало единственное желание — направить власть, сосредоточенную в его руках, в доброе русло. Теперь-то я понимаю, что была не права. Я не должна была оставаться в этом доме, если для кого-то это было источником страдания. Хотя, если бы даже я и уехала, счастья от этого у них не прибавилось бы.
— А теперь, мисс Данбар, — сказал Холмс, — расскажите нам подробно, что произошло в ту ночь.
— Я расскажу все, что известно мне, мистер Холмс, но только я нахожусь в таком положении, когда ничего не могу доказать, к тому же кое-что, наверное, самое важное, я даже не могу объяснить.
— Вы представьте факты, а объяснение, возможно, найдет кто-нибудь другой.
