«И так по всему этому миру, — подумал Толтека, — в каждом городе, на каждом обитаемом острове год начался, и люди вскоре отправятся к своим святыням».
Он шагал по дорожке, усыпанной гравием. Солнце подходило к зениту, и малыш Бьюрд шел, держась за его руку, Вдали, над западными лесами, грезили горные вершины.
— И что же вы тогда сделали? — Бьюрд затаил дыхание.
— Мы остались в горах и веселились, пока не пошел дождь, — ответил Толтека. — Затем, когда опасность миновала, мы продолжили путь к цели, осмотрели — место право прекрасное — и вернулись наконец сюда.
Ему не хотелось рассказывать или вспоминать об ужасном эпизоде в лесу.
— Когда мы точно вернулись?
— Позавчера.
— Ах, да, сейчас я вспомнил. Здесь трудно следить за временем, когда никто особенно не обращает внимания на часы, и все-таки приятно.
— Город — Го! А какой он?
— Ты не знаешь?
— Конечно нет, кроме того что в школе моему двоюродному брату немного говорили. Меня еще не было, в прошлый Бейль.
— Город очень красив, — сказал Толтека. Он с интересом подумал о том, как такие маленькие дети могли входить в такую продолжительную религиозную медитацию, — если это она, и как они впоследствии так хорошо сохраняли в секрете то, что там происходило.
Мысли Бьюрда перескочили на другую диковинку.
— Расскажите мне, пожалуйста, о планетах. Когда я стану большим, я хочу быть астронавтом. Как вы.
— Почему нет? — ответил Толтека. Бьюрд мог получить здесь такую же хорошую научную подготовку, как и везде в известной галактике. К тому времени, когда он достигнет возраста для поступления, астроакадемии миров, таких как Нуэвамерика, несомненно захотят принять гвидионских кадетов. Гвидион через десять лет будет уже чем-то большим, чем дозаправочная база. С народом такого дара ничего не сделаешь — они обязательно заинтересуются вселенной и обязательно будут влиять на нее. Империя пала, человечество снова находилось в состоянии изменения. Какое же более идеальное место для следующей цивилизации, чем Гвидион?
«И зачем сбрасывать со счета себя?» — подумал Толтека. — «Когда мы построим здесь космодромы — а их скоро будет несколько — понадобятся намериканские администраторы, инженеры, агенты, офицеры связи. Почему бы мне не стать им и не прожить жизнь под Айнисом и Она?»
Он взглянул на взлохмаченную голову. Его всегда коробило от мысли о соединении с уже готовой семьей. Однако почему бы и нет? Бьюрд вежливый и талантливый мальчик. Приятно будет его воспитывать. Даже сегодняшний выход — предпринятый, если откровенно, для того, чтобы снискать расположение Эльфави Симмон к Мигелю Толтеке — был очень забавным.
Когда накануне один из намериканских астронавтов выразил желание обосноваться здесь, Ворон предупредил его, что через год он сойдет с ума. Да только что Ворон знал об этом? Для него это предсказание несомненно, верно. Лохланнское общество — кастовое, высокомерное, ритуалистическое и убийственное — не имело ничего общего с Гвидионом. Но Нуэвамерика — о, не буду притворяться — иногда мне будет не хватать огней и высотных зданий, театров, баров, вечеров, веселья. Но что помешает мне и моей семье ездить туда в отпуск? Что же до нашей повседневной жизни, то здесь спокойный, разумный, но веселый народ с действительно многозначительным, достигнутым идеалом красоты, тихо существующий в природе, где никто никогда не ступал. И развивающийся. У него есть свои научные исследования, новинки в искусстве, в инженерном деле. Смотри, как они приветствуют возможность регулярных межзвездных контактов. Как я могу не влюбиться в Гвидион?
И особенно в… Толтека заглушил эту мысль. Он пришел из цивилизации, где все проблемы были практическими. Так что давайте не мечтать, а предпримем необходимые шаги для достижения желаемого. Сейчас Ворон в выгодном положении, но это не такая уж большая помеха, тем более, что Ворон не показывает намерений остаться здесь. Так как Бьюрд донимал его просьбами рассказать о других планетах, Толтека предался воспоминаниям, и остаток их пути пролетел быстро.
Они вошли в город. В их отсутствие он казалось странным образом опустел. Там, где несколько часов назад жители наводняли улицы, теперь ничего не было. То там, то здесь кто-то спешил из одного места в другое, волоча какую-нибудь ношу, но это лишь подчеркивало пустынность. Однако хотя на улицах была тишина, за стеклами домов, откуда-то снизу слышались голоса, какой-то шорох и бормотанье.
Бьюрд вырвался из руки Толтеки и запрыгал по тротуару.
— Скоро пойдем, скоро пойдем, — распевал он.
— Откуда ты знаешь? — спросил Толтека. Ему однажды сказали, что определенной даты Бейля не было. Засмеялась каждая веснушка.
— Знаю, Взрослый Мигель! А вы разве не идете с нами?
— Думаю, мне лучше остаться и присмотреть за твоими любимцами, — ответил Толтека. У Бьюрда, как и у многих малышей, был целый зоопарк жуков и амфибий.
— Вон деда! Эй, деда! — рванулся Бьюрд. Даид, появившийся из дверей дома, повернулся навстречу мальчику. После налетевшего урагана бурных объятий он подтолкнул мальчика к двери.
— Заходи, заходи, — сказал он, — мама уже готовится. Ей надо смыть с тебя по крайней мере два кило грязи и завернуть тебе обед, прежде чем мы пойдем.
— Спасибо, взрослый Мигель! — прозвенел из дверей голос Бьюрда.
Даид улыбнулся.
— Надеюсь, вы не слишком утомились, — сказал он.
— Совсем нет, — ответил Толтека, — это было удовольствие. Мы прошли по реке до Дома Философов. Никогда не думал, что в месте, отданном абстрактному мышлению, будут площадки для пикника и карусели.
— Почему же нет. Философы тоже люди. Понаблюдать за людьми, повозиться с ними — все это их так обновляет… и возможно молодежи привьется некоторое уважение к знанию.
Даид двинулся по улице.
— У меня тут есть дело. Не хотите пойти со мной? Вам, как технику, это могло бы быть интересно.
Толтека согласился.
— Значит, вы скоро уходите? — спросил он.
— Да. Признаки стали ясными, даже для меня. Старики не так чувствительны; у тех, кто помоложе, сегодня было очень бурное утро. — Глаза Даида сверкнули. На его морщинистом коричневом лице не было той обычной безмятежности и ясности.
— До Священного города около десяти часов ходу по прямой, — добавил он через секунду. — Для необремененного детьми и престарелыми, конечно, меньше. Если вы сами вдруг почувствуете желание, то я очень надеюсь — пойдете и присоединитесь к нам там.
Толтека сделал глубокий вдох, словно желая почувствовать запах этих признаков. Воздух был полон запахом цветов, деревьев, кустов, виноградников; собирающие нектар насекомые гудели на солнце.
— Что это за признаки? — спросил он. — Мне никто ничего не говорил.
Прежде Даид, как и остальные, чувствовал неловкость из-за вопросов о Бейле и менял тему разговора — это было просто с таким количеством тем за двенадцать столетий изолированной истории. Сейчас же врач громко рассмеялся.
— Я не могу вам сказать, — сказал он, — я знаю, вот и все. Откуда почки знают, когда им раскрываться?
— Но разве вы никогда, в остальное время года, не проводили научное исследование…
— Ну вот мы и пришли.
Даид остановился у строения из расплавленного камня в центре города. Крепкое и унылое здание казалось нависло над ними. Они вошли в открытый главный вход и пошли по прохладным тенистым залам. Прошел еще один человек, в руках у него был гаечный ключ. Даид махнул ему рукой.
— Техник, — объяснил он, — делает последнюю проверку управления центральной энергосистемы. Все жизненно необходимое или опасное во время Бейля хранится здесь. Например, механизмы, транспорт — в гараже вон там, в конце коридора. Моя обязанность… Вот мы и пришли.
Он распахнул дверь, выходящую в огромную и солнечную комнату, вдоль весело раскрашенных стен которой стояли детские кровати и вольеры. Возле каждой из них стоял передвижной робот, а в центре пола глухо гудела какая-то яркая машина. Даид ходил по комнате и все рассматривал.
