– А может и свиньи умеют летать.
Петер расхохотался.
– Они бы и смогли, если бы ты оправился в Снаружи с достаточно сильной верой в это.
– Тогда лети.
– Да. Я же знаю, что ты с охотой от меня избавишься.
– И натравлю тебя на все остальное человечество? Пускай для них это будет наказанием за посылку флота. – Эндер схватил Петера за руку и притянул к себе. – Только не думай, что в этот раз я буду беспомощен. Я тебе уже не мальчишка. Если понадобится, я уничтожу тебя.
– Не сможешь, – заявил Петер. – Гораздо легче тебе было бы убить самого себя.
Началась церемония. Без всяческой помпы, без подсунутого для целования перстня, без проповеди. Эля с ассистентами принесли несколько сотен кусочков сахара, пропитанных убийственной для вирусов бактерией, и столько же стаканчиков с раствором, содержащим реколаду. Их раздали собравшимся. Каждый из pequeninos брал кусочек сахара, сосал его, проглатывал, после чего выпивал жидкость.
– Вот вам тело мое, – затянул молитвенно Петер. – Так и делайте в память мою.
– Неужто в тебе нет ни к чему уважения? – спросил у него Эндер.
– Берите и пейте все. Вот вам кровь моя, которую за вас пролил. Так делайте в память мою. – Петер ухмыльнулся. – Такое причастие могу принять даже я, хотя и не был окрещен.
– Ничего удивительного. Еще не придумано такое крещение, которое бы смыло с тебя все грехи.
– Могу поспорить, ты всю жизнь ожидал, чтобы сказать мне нечто подобное. – Петер обернулся так, чтобы Петер увидал драгоценность в ухе, связь с Джейн. На тот случай, если бы Эндер не заметил, Петер намеренно коснулся передатчика. – Помни, здесь у меня источник всяческой мудрости. Если тебя это заинтересует, я тебе покажу, что делаю. Если, конечно же, ты не забудешь обо мне, как только я улечу.
– Не забуду, – пообещал ему Эндер.
– Ты мог бы отправиться вместе со мной, – предложил Петер.
– И рискнуть создать нескольких подобных тебе типов?
– Компания мне бы пригодилась.
– Уверяю, очень скоро ты бы осточертел сам себе так, как сейчас мне.
– Никогда. Я не испытываю к себе такого отвращения, как ты сам, мучимое угрызениями совести орудие более лучших и сильных, чем ты сам. И если ты не создашь для меня компанию… что ж. Сам найду.
– Вот в этом не сомневаюсь, – буркнул Эндер.
Наконец-то кусочки сахара и пробирки добрались до них. Они проглотили предложенное.
– Вкус свободы, – вздохнул Петер. – Великолепный.
– Правда? – задумался Эндер. Ведь мы убиваем расу, которую так и не смогли понять.
– Я знаю, что ты имеешь в виду. Гораздо приятней уничтожать такого противника, который может понять глубину собственного поражения, – ответил на это Петер и наконец-то убрался.
Эндер оставался вплоть до завершения церемонии. Он переговорил со многими присутствующими: с Человеком, с Корнероем, и – конечно же – с Валентиной, Элей, Оуандой и Миро.
Ему оставалось нанести еще один визит. Он пытался сделать это уже несколько раз, но всегда его отталкивали, отсылали, не сказав ни слова. Но сегодня Новинья вышла, чтобы переговорить. Эндеру она показалась совершенно спокойной, освобожденной от всяческой боли и злости.
– Я нашла успокоение, – объяснила она. – И теперь знаю, хотя, возможно, уже слишком поздно, сколь неправедным был мой гнев.
Услыхав эти слова, Эндер успокоился. Но его удивили используемые определения. Разве когда-нибудь говорила когда-нибудь о правоте?
– Я поняла, что сын мой исполнял божье дело. Ты не мог его удержать, ибо Господь желал, чтобы он отправился к свинксам. Дабы произошли те чудеса, которые с того дня мы наблюдаем. – Новинья заплакала. – У меня был Миро. Излеченный. Бог милосерден. Когда я умру, то встречусь на небе с Квимо.
Она обратилась, подумал Эндер. После стольких лет пренебрежения Церковью, когда была католичкой только лишь потому, что никаким иным путем не могла бы оставаться гражданкой Лузитанской Колонии, ее обратили к Богу те несколько недель, проведенные с Детьми Разума Христового. Но я рад этому, размышлял он. Она снова разговаривает со мной.
– Эндрю, – сказала Новинья. – Я хочу, чтобы мы снова были вместе.
Эндер протянул руку, чтобы обнять жену. Ему хотелось плакать от радости и облегчения. Но та отступила.
– Ты не понял меня. Я не вернусь домой. Мой дом здесь.
Новинья была права: он не понял. Но теперь до него дошло. Она не только обратилась в католицизм. Она сделалась членом ордена непрестанной жертвенности, в который могут вступить только мужья и жены, но только совместно, чтобы в расцвете брака принять обеты постоянного воздержания.
– Новинья, – шепнул Эндрю. – Во мне нет достаточно веры и сил, чтобы стать одним из Детей Разума Христового.
– Когда ты их найдешь их в себе, я буду ожидать тебя здесь.
– Неужто это единственная оставшаяся для меня надежда осаться с тобой? Отречься любви к твоему телу, чтобы сохранить твое общество?
– Эндрю, – тихо сказала она ему. – Я тоскую по тебе. Но ведь столько лет я грешила чужеложеством, так что единственной надеждой радости для меня стало отречение от тела и преданность жизни духовной. Если придется, я сделаю это сама. Но с тобой… ах, Эндрю, как мне тебя не хватает.
И мне тебя так не хватает, пронеслось у него в мыслях.
– Мне не хватает тебя как воздуха, – прошептал он. – Только не проси меня об этом. Живи со мной как жена, пока не уйдут остатки молодости. Когда же желание угаснет, мы вернемся сюда вместе. Тогда я смогу быть счастливым.
– Ты не понимаешь? – спросила Новинья. – Ведь я же дала обет. Дала слово.
– Мне ты его тоже давала.
– Неужто я должна нарушить слово, данное Богу, чтобы исполнить данное тебе?
– Господь поймет.
– Как легко те, кто не слышит Его голоса, решают, чего Он бы хотел, а чего – нет.
– А ты теперь слышишь его голос?
– Я слышу его пение в сердце своем, как псалмопевцы. Господь мой пастырь, и мне всего хватает.
– Псалм двадцать третий. Но я слышу только двадцать второй.
На усах Новиньи появилась бледная улыбка.
– Зачем ты меня покинул? – процитировала она.
– И еще та часть о быках Башана, – прибавил Эндер. – Мне всегда казалось, что меня окружают быки.
Новинья рассмеялась.
– Приходи ко мне, когда сможешь, – сказала она. – Я буду ждать до тех пор, пока ты не будешь готов.
Она повернулась.
– Погоди!
Новинья ждала.
– Я принес тебе вирицид и реколаду.
– Триумф Эли. – Новинья вздохнула. – Все это уже за мной. Вы не понесли никакого ущерба, когда я оставила работу. Мое время закончилось, и она меня перегнала.
Новинья взяла в рот кусочек сахара, подождала, пока тот не растворится, и проглотила. Затем подняла пробирку и поглядела через нее против света – последние вечерние лучи.
– На фоне алого вечера так и кажется, будто внутри все горит.
И она выпила, а скорее – процедила сквозь зубы, чтобы подольше чувствовать вкус жидкости. Хотя Эндер знал, что раствор очень горький и надолго оставляет во рту неприятный привкус.
– Я могу приходить к тебе?
– Раз в месяц.
Новинья сказала это так быстро, что Эндер сразу понял, что она уже продумала все и приняла решение, изменять которое не собирается.
– В таком случае, раз в месяц я буду у тебя, – пообещал он.
– Пока не будешь готов объединиться со мной навсегда.
– Пока ты не будешь готова возвратиться ко мне, – ответил он.
Только Эндер был уверен, что Новинья не поддастся. Она была не из тех, кто легко меняет свое мнение. Его будущее она уже предначертала.
Он должен был испытывать чувство оскорбления и гнев. Должен был угрожать, что разорвет брак с женщиной, которая его отвергает. Только он понятия не имел, а что бы дала ему такая свобода. От меня уже ничего не зависит, подумал он. Мой труд, каким он был, уже подошел к концу. Мое влияние на будущее – это дело моих детей… тех детей, которых я породил: чудовище Петер и эта невообразимо совершенная Валь.
