который до этого сняли, видимо, для того чтобы починить. Они сделали это раньше, чем я покрыл половину расстояния, и оба бросились к веревочной лестнице, ведущей на палубу.
Турид первым добежал до нее и с проворством обезьяны вскарабкался на палубу. Здесь он нажал кнопку, управляющую подъемной силой, и судно поднялось вверх, однако не с той скоростью, которой отличаются обычно аэропланы. Я был еще в сотне футов от них.
Позади, у города, лежал могучий флот, огромные корабли Гелиума и Птарса, которые я спас в тот день от гибели; но прежде чем я успею дойти до них, Турид будет уже далеко.
Пока я бежал, Матаи Шанг с трудом карабкался на палубу, а над ним склонилось злобное лицо Турида. Вдруг я вздрогнул: веревка, свешивающаяся с корабля, еще тянулась по земле. Только бы мне добежать до нее раньше, чем она поднимется слишком высоко над моей головой! Может быть, мне все же удастся взобраться по ней на палубу?
А с аэропланом творилось что-то неладное. Во-первых, ему не хватало подъемной силы; во-вторых, Турид уже дважды судорожно поворачивал двигательный рычаг, а аэроплан продолжал висеть в воздухе, лишь чуть-чуть подгоняемый дувшим с севера легким ветерком.
Матаи Шанг был теперь у самого шкафута. Длинные крючковатые пальцы протянулись, чтобы ухватиться за металлические поручни. Турид наклонился к нему ниже.
Внезапно в поднятой руке чернокожего блеснул кинжал, направленный в лицо отца жрецов. С криком безумного страха вцепился святой хеккадор в руку, державшую кинжал.
Я почти добежал до свешивающейся вниз веревки. Аэроплан продолжал медленно подниматься, и ветер постепенно относил его от меня, но тут я случайно поскользнулся на обледенелой дороге и упал, сильно ударившись головой о мерзлую глыбу. Веревка, конец которой как раз теперь отделялся от почвы, болталась над самой моей головой, но я не мог ухватиться за нее: в голове шумело, и я потерял сознание.
Вероятно, я пролежал без чувств несколько секунд. Когда я открыл глаза, Турид и Матаи Шанг все еще боролись, а аэроплан отнесло всего на двести футов к югу, но веревка была уже в добрых тридцати футах от земли.
Озлобленный новой неудачей, постигшей меня в ту минуту, когда успех был почти в моих руках, я побежал вперед и, очутившись под самым концом раскачивавшейся веревки, напряг всю силу своих земных мускулов и прыгнул.
Прыжок оказался удачен: я поймал веревку одной рукой на фут выше ее конца и крепко сжал ее. Но замерзший канат скользил в ладонях. Я попробовал поднять свободную руку, чтобы ухватиться за него обеими руками, но от этого съехал еще ниже.
Я чувствовал, что канат медленно выскальзывает из моих рук. Через минуту все, чего я достиг, было бы потеряно, но в последний момент пальцы мои крепко зажали узел у самого конца и больше уже не разжимались.
Немного отдышавшись, я начал карабкаться вверх, к палубе корабля. Турид и Матаи Шанг не были видны, но я слышал шум и поэтому знал, что они все еще боролись: жрец – за свою жизнь, а датор – за то, чтобы увеличить подъемную силу аэроплана, освободившись от лишнего пассажира.
Если Матаи Шанг погибнет прежде, чем мне удастся взобраться наверх, то шансы оказаться на палубе будут очень малы. Стоит черному датору обрезать веревку, и он избавится от меня навсегда: в это время корабль как раз пролетал над краем бездонной пропасти.
Наконец рука моя ухватилась за перила аэроплана, и в тот же самый миг подо мной раздался страшный вопль. Кровь застыла у меня в жилах, и я с ужасом взглянул вниз, где визжащая фигурка, переворачиваясь в воздухе, стремительно падала в бездну. Это был последний полет святого хеккадора Матаи Шанга, отца святых жрецов.
Обернувшись, я увидел склонившегося надо мной Турида с кинжалом в руке. Он стоял спиной к переднему концу каюты, в то время как я старался вскарабкаться на борт у кормы корабля. Нас разделяло всего несколько шагов. И никакая сила не могла поднять меня на палубу раньше, чем рассвирепевший чернокожий набросится на меня.
Мой конец наступил. Я знал это, и если у меня еще оставались иллюзии, то торжествующая усмешка на злобном лице датора должна была их рассеять. Позади Турида я видел Дею Торис; ее глаза были широко раскрыты от ужаса, она билась в своих оковах, как пойманная птица. То, что Дея Торис принуждена была стать свидетельницей моей страшной смерти, удваивало мои мучения.
Я больше не пытался перелезть через шкафут. Вместо этого я крепко схватился левой рукой за перила и вытащил свой кинжал. По крайней мере, я умру так, как жил, – сражаясь!
Турид был уже около двери каюты, когда новое действующее лицо приняло участие в мрачной трагедии, которая разыгрывалась на палубе сломанного аэроплана Матаи Шанга.
Это была Файдора. С разгоревшимся лицом и с растрепанными волосами, с заплаканными глазами, вовсе не похожая на ту гордую богиню, какой она всегда себя считала, Файдора выскочила на палубу как раз передо мной. В ее руке был тонкий стилет. Я понял! Улыбаясь, бросил я последний взгляд своей возлюбленной, взгляд человека, приговоренного к смерти, и смело повернул лицо к Файдоре, ожидая удара.
Никогда не видел я это удивительное лицо более прекрасным, чем в эту минуту. Казалось невероятным, что такая красота может таить в себе столько жестокости и бессердечия. Но в этот день в ее прекрасных глазах появилось новое выражение, которого я в них никогда не видел – какая-то необычная мягкость и страдание.
Турид был уже возле меня и оттолкнул ее, чтобы нанести мне первый удар. Но произошло то, чего я совершенно не ожидал, и произошло так быстро, что я не мог сперва даже понять, что же случилось.
Левая рука Файдоры крепко охватила датора, державшего кинжал, а правая высоко поднялась, и в ней блеснуло острое лезвие.
– Вот тебе за Матаи Шанга! – крикнула она и глубоко вонзила лезвие в грудь датора. – Вот тебе за то зло, которое ты хотел причинить Дее Торис! – снова острая сталь вонзилась в окровавленное тело. – А вот тебе еще, еще и еще, – пронзительно кричала она, – за Джона Картера, джеда Гелиума! – и при каждом своем слове она втыкала стилет в уже безжизненное тело датора. Затем она с презрением отшвырнула труп перворожденного с палубы.
Я был так поражен драмой, разыгравшейся передо мной, что потерял способность двигаться и не пытался взобраться на палубу. Следующий поступок Файдоры снова удивил меня – она протянула мне руку и
