– Они с дедом погибли на Крите, в 43-м. Во время карательной акции немцев в Вианносе и Като Сими. До последнего прикрывали отход к побережью отряда Бадуваса с беженцами. Там было много детей и женщин. И одним из спасенных был мой отец Никас Смирниадис.
– Что ж, они погибли героями, – вздохнул капитан Смирнов, склонив голову, отдавая долг памяти павшим бойцам.
– Да, – согласилась девушка. – Героями. И дядя Митрос был точно такой же. Он тоже спасал других и тоже… погиб.
– Когда?
– В 74-м, 15 июля, когда произошел военный переворот в Никосии. И… если бы не он, мы бы сейчас не разговаривали.
– Мы?
– Да, Майк. Отец и дядя Митрос служили в охране архиепископа Макариоса. А я в тот день тоже оказалась в президентском дворце, совсем еще девчонка. Они думали, что там безопаснее. Когда солдаты хунты стали стрелять, папа погиб одним из первых, а дядя Митрос… Он сумел вывести меня из дворца, а потом… заслонил от пули…
В глазах Анны блеснули слезы, и, не сумев совладать с собой, она отвернулась от спутника.
– А мама умерла еще раньше. В 67-м, – добавила девушка секунд через пять, судорожно всхлипнув, поежившись, будто от холода.
– То есть… то есть ты… совсем одна? – потрясенно пробормотал советский разведчик.
Девушка молча кивнула, пряча заплаканное лицо, с трудом сдерживая прорывающееся наружу рыдание.
– Прости. Прости меня. Я не хотел.
Повинуясь какому-то неясному порыву, Михаил протянул руку и бережно погладил красавицу по вьющимся волосам. Анна отстраняться не стала. Наоборот, словно котенок чуть потерлась щекой о ладонь, а затем просто шагнула вперед, прижимаясь к широкой груди застывшего рядом мужчины. Обхватывая его обеими руками, ничего и никого не стесняясь, тихонько вздрагивая под осторожными ласками ставшего вдруг близким ей человека.
Так, обнявшись, они простояли довольно долго, минуты две или три. Потом девушка подняла глаза и прошептала на ухо Михаилу:
– Мы почти пришли. Мой дом через дорогу.
– Я провожу, – так же тихо ответил капитан Смирнов.
…Заснули они только под утро, вымотанные друг другом до полного изнеможения…
* * *
Солнечный луч, проникший в комнату через оконные ставни, коснулся век лежащего на кровати мужчины. Поморщившись и пробурчав что-то невнятное, капитан Смирнов разлепил глаза и, откинув тонкое одеяло, опустил ноги на каменный пол. Из приоткрытой двери веяло ароматом свежесваренного кофе и чего-то еще, явно съедобного и очень бодрящего. Собственному организму Михаил решил не противиться. Подобрав валяющуюся возле кровати одежду, натянул брюки, накинул рубаху. Ощупав карманы, убедился, что контейнер на месте, а обернутая вокруг него хитрая петелька не пострадала.
«Вот черт! Так недолго и до паранойи дойти», – вполголоса чертыхнулся разведчик, устыдившись собственных мыслей. Подозревать девушку в намеренном лицедействе ему не хотелось. В постели Анна оказалась чудо как хороша. Впрочем, и сам капитан вполне мог гордиться собой – выложился в эту ночь по полной программе, не смыкая глаз до утра, не оставляя свою красавицу ни на секунду. Так, что до сих пор был не в состоянии хотя бы мысленно отойти от произошедшего, вновь и вновь переживая самые сладостные моменты. Настолько волшебные, что… невозможно даже слов подобрать, чтобы описать все, как оно того стоило. А оно и впрямь… стоило. Особенно девушка. Идеал из сбывшихся снов, воплощенная в явь мечта, новорожденный вулкан, водопад неистовой страсти и трепетного целомудрия пополам с какой-то запредельной, абсолютно искренней нежностью.
«Что ж, наверное, это и есть то, что поэты называют любовью. Причем с первого взгляда».
Конечно, можно было бы усомниться в истинности подобного вывода и списать все на романтику южных ночей, быстро сходящую на нет с каждой пройденной морским или воздушным лайнером милей, но… Сам Михаил в своих чувствах нисколько не сомневался. Был уверен. Знал. И ни о чем не жалел.
Наскоро умывшись в расположенной рядом со спальней ванной, капитан Смирнов тщательно вытер лицо и руки и, повесив на крючок розовое со слониками полотенце, быстро прошел туда, откуда доносились столь дивные запахи. В небольшой, залитый полуденным солнцем дворик. Точнее, на примыкающую к дому кухню-веранду, прикрытую от палящих лучей увитой зеленью перголой.
Анна стояла возле плиты и, тихо напевая, что-то помешивала на шкворчащей и брызжущей маслом сковороде. Одета девушка была совсем по-домашнему. В пышную цветастую юбку до середины икр и вышитую «деревенскими» узорами блузку. Обувь у нее на ногах отсутствовала. Так же, как и у Михаила, застывшего в дверном проеме, дожидающегося позволения сесть наконец за стол и приступить к трапезе.
– Завтракать будешь? – поинтересовалась «хозяйка», разворачиваясь к топчущемуся в дверях «гостю».
Повторять дважды ей не пришлось.
– Буду.
Изголодавшийся «военный журналист» споро переместился за покрытый домотканой скатертью стол и, плотоядно облизываясь, окинул жадным взглядом «поляну». От обилия блюд разбегались глаза, а нос буквально выворачивался наружу, желая ухватить все идущие от еды ароматы.
Уже привыкший за год с небольшим к по-европейски скупым завтракам из пары тостов с ложечкой джема, «разбавленных» яйцом всмятку или закостеневшим через час после выпечки круассаном, Михаил и представить себе не мог, что здесь, на задворках Европы, еще живы традиции хлебосольства. «Бли-ин! Почти как у нас. Хоть Днепр, хоть Волгу возьми, хоть какую-нибудь Сырдарью или, скажем, Арагви».
Кое-что из того, что стояло на столе, было капитану знакомо. Например, овощной салат, который местные так и называли – салатаси. Или яичница с кусочками ветчины, помидорами и сладким перцем. Плюс политые медом оладьи лукмадес, кисловатый соус дзадзики-талатури из йогурта, чеснока и свежих огурцов и цукини. А еще типичные для юга оливки, горький апельсиновый сироп, вареный картофель с петрушкой… Ну и, конечно, те самые тосты, на которые Михаил уже смотреть не мог, но которые заботливая хозяйка, видимо, помня о вкусовых пристрастиях англичан, все-таки выложила на стол, не забыв тщательно прожарить их с обеих сторон, а потом подогреть.
Впрочем, «приготовленными на гриле» оказались не только они.
– Это халуми, – пояснила Анна, перекладывая со сковороды на тарелку ломтики слоистого сыра с подрумяненной корочкой. – Тебе надо обязательно его попробовать. Очень вкусно и силы восстанавливает.
– А это как называется? – проявил интерес «гость», указывая на большое блюдо с пышущими жаром мясными деликатесами.
– Мезе. Что-то вроде «коктейля» из горячих закусок. Его надо есть «сига-сига», то есть очень медленно, не торопясь, – отозвалась девушка, занимая место с противоположной стороны стола. – Вот там, с краю, – стифадо. Это такой… м-м… гуляш из кролика с мелко нарезанным луком. А вон там кефтедес – говяжьи тефтельки под острым соусом. Дальше афелия. Ее готовят из тушеной свинины, выдерживаемой не менее пяти часов в красном вине и…
– Да как же ты успела-то все? – перебил ее Михаил, не в силах скрыть изумление. – В смысле, когда ты успела это все приготовить?
– Ну, когда-когда, – пожала плечами гречанка. – Встала с утра пораньше, разогрела плиту, мясо в маринад положила. Свинину, кстати, еще ночью пришлось выставлять…
– Ночью!? Но мы же всю ночь… э-э…
– И что? – нахмурив брови, спросила Анна. – Что ж нам теперь, из-за этого без завтрака оставаться?
– Нет, – машинально ответил разведчик, представляясь самому себе не выучившим урок школьником.
– Вот видишь, – девушка сложила на груди руки и строго посмотрела на собеседника.
Однако уже через пару секунд не выдержала и звонко расхохоталась, откинувшись на спинку стула и захлопав в ладоши, словно девчонка-подросток:
– Купился, купился, купился!
– То есть? – уставился на нее капитан.
– Ох, Майк, какой же ты у меня дурачок! – продолжила Анна, не переставая смеяться. – Ну сам посуди, как я могла за час-другой приготовить такую прорву еды?
