– Ты не пересчитала.
– Если это обман, твоя жизнь превратится в ад. Ни один служебный код не дает абсолютной гарантии безопасности.
От удивления Женя непроизвольно открыл рот.
– Откуда…
– А ты думал, что самый крутой перец? – наморщив лобик, сказала девушка, после чего продолжила трапезу. – Расслабься. Всегда есть кто-то, кто круче. И тех, кто круче меня, миллион.
– Если я пообещаю не кадриться, выпьешь со мной кофе?
– Если не станешь задавать глупых вопросов.
Женя обернулся, чтобы подозвать официанта, и увидел, как в бар врывается группа захвата.
– ФСБ! Все на пол!
Позже, когда Женя обдумывал произошедшее в баре, он удивился, как быстро влюбленность сменилась ненавистью, а желание потискать попку – желанием придушить. На лице красотки читались те же мысли.
Получив тяжелым армейским ботинком в правое плечо, Женя слетел со стула на пол. Через секунду его запястья стянула пластиковая лента. Красотке тоже досталось. Ее опрокинули вместе со стулом, перевернули лицом вниз и зафиксировали руки за спиной раньше, чем она начала визжать.
Ребята работали быстро и красиво, через пять минут Женя ехал в микроавтобусе с затемненными стеклами и черным мешком на голове в компании пятерых крепких мужиков.
В следственном управлении ФСБ Женю допрашивал молоденький лейтенант с круглым лицом и пухлыми пальцами. На носу – очки в модной оправе; он был предельно вежлив и, казалось, даже доброжелателен. Это выглядело противоестественным, и Женя постоянно ждал подвоха.
– Желаете сделать заявление? – первым делом спросил лейтенант.
– Есть просьба. Посмотрите служебное удостоверение.
– Вы считаете, что оно вам чем-то поможет в той неприятной ситуации, в которую вы попали?
– Да нет. Просто мне будет спокойнее, если я буду знать, что вы в курсе о месте моей работы.
– Мы в курсе. Где и когда вы познакомились с Валентиной Румянцевой?
– В Видениях. Месяца два назад.
– В «Знакомствах»?
– Нет, в виртуальном баре для компьютерщиков.
– На чем же вы сошлись?
– На Видениях и сошлись. Я работаю на корпорацию, она… до сегодняшнего дня я вообще думал, что это он, очень неплохо разбиралась в железе и программах. Нам было о чем поговорить.
– Какую информацию вы передали Румянцевой?
– Никакой. Я купил у нее чип для Видений.
– Разве можно покупать чип для Видений с рук? Вам ли этого не знать?
– Меня интересовал не сам чип, а люди, которые мне его продали.
– Чем же они вас так заинтересовали?
– В мои служебные обязанности кроме прочего входит делать все возможное для поддержания в рабочем состоянии системы безопасности. Заполучить образец потенциально опасного устройства для анализа – большая удача для корпорации.
– Вы хотите сказать, что в баре были по службе?
– Именно.
– Кто вас послал?
– Никто. Я не успел доложить. Мне сделали интересное предложение, я счел, что это шанс выйти на группу хакеров. Доложить собирался после встречи.
– Неубедительно, – сказал лейтенант. – Вы сильно рисковали, отправляясь на встречу без санкции руководства. И без прикрытия.
– Согласен. Но я боялся упустить хороший шанс.
– Вы думаете, я в это поверю?
– А что вас смущает? – спросил Ковалев.
– То, что вы однажды уже привлекались к суду. И не за переход дороги в неположенном месте, а за участие в диверсии, приравненной к террористической акции в составе организованной группы.
– Не организованной, а самоорганизованной. И вместе со мной по делу прошли сто шестнадцать тысяч семьсот четыре человека. Диверсию нам приписал прокурор по команде федералов, а суд даже в мелком хулиганстве не обвинил. И я удивлен, почему нас не пытались обвинить в измене Родине.
– Ваш необдуманный, ребяческий поступок парализовал парализовал работу аналитического центра ФСБ на несколько месяцев.
– А с какой стати ФСБ слушает мои телефонные разговоры без решения суда? – спросил Женя. – И меня втройне это бесит, потому что я не преступник.
– В ваших разговорах были слова из особого списка, – отрезал лейтенант.
Два года назад в России произошел самый большой флешмоб в истории человечества. Двенадцатого декабря сто шестнадцать тысяч семьсот четыре человека весь день вставляли в свои телефонные разговоры слова: «президент», «переворот», «аллах», «взорвать», «заложники», «убить» и еще несколько десятков самых смачных слов из пресловутого черного списка. Зафиксировав эти слова, система слежения автоматически приходила в действие и записывала подозрительный разговор, который потом анализировали спецы. Больше сотни тысяч человек. Не менее двух десятков звонков каждый. Минимум два миллиона телефонных разговоров, которые нужно было проанализировать. С ходу не найдя в употреблении опасных слов логики, их приняли за хитрый код, проанализировали еще раз, уже с особой тщательностью. Затем, приняв во внимание огромное количество похожих разговоров, проанализировали потенциальную связь владельцев телефонов между собой и, предположив, что в этом отвлекающем внимание мусоре скрыто что-то действительно очень важное, перепроверили снова. Несколько месяцев ребятам было чем заняться.
– А завтра в ваш черный список попадет слово «хреново», – сказал Женя, – потому что кто-то решит, что слово «хреново» может иметь отношение к жизни в нашей стране, а следовательно, выражение недовольства этим и желание смены политического строя неконституционным путем.
– Зачем вы это сделали? – спросил лейтенант.
– Если слова из упомянутого вами списка запрещены законом, готов ответить перед судом. Но суд сказал, что эти слова произносить можно. Тогда какого черта?
– Вы прекрасно отдавали себе отчет и тем не менее продолжали действовать. Вы намеренно нанесли ущерб работоспособности Федеральной службы безопасности. Которая, между прочим, вас же и защищает. Поэтому повторяю вопрос. Вы думаете после этого, я поверю в ваше объяснение?
– Мне плевать, во что вы верите! – с жаром воскликнул Женя. Дело касалось его гражданских свобод, он вошел в раж и готов был поспорить со всеми верховными судьями, вместе взятыми.
– Допустим, вы говорите правду, – сказал лейтенант, выдвинул ящик стола и достал из него пухлую пластиковую папку.
– Я так понимаю, вы все же не за мной следили, – сказал Женя. – Могу я спросить, чем так провинилась эта Румянцева?
– Взлом базы данных электротехнической фабрики, незаконное распространение программного обеспечения компании «Ю-Криг».
– Значит, я оказался прав, – сказал Женя.
– В чем?
– Я вышел на киберпреступников. Не так просто определить в Видениях, кто мастер, а кто – клоун.
– Вы настолько тонкий психолог?
– Просто повезло.
– За последние полтора года вы пытались войти в контакт с девятью нарушителями правил использования Видений.
– Меня обвиняют в кибертерроризме?
– Вас это удивляет? – спросил лейтенант.
– Еще бы. Я ни в чем не виновен.
– Не вижу ни одного аргумента в пользу вашей невиновности.
– Плохое зрение? Сколько? Минус три?
– Минус пять?
– Глаза не мерзнут?
Это была провокация. Лейтенант понимал, что клиент идет на обострение, и сделал вид, что ему тоже все равно.
– Мы уже связались с вашим руководством и получили подтверждение, что вы имеете право на вступление в контакт с потенциально опасными для функционирования Видений личностями, если это необходимо для предотвращения критических ситуаций.
– Слава богу. А то я уже собрался звонить своему адвокату.
– Вам необходимо подписать протокол допроса здесь и здесь, – следователь указал места, куда нужно было поставить свою подпись. – Ну и, естественно, ваши показания на суде.
– Что значит показания?
– Это значит, что вас вызовут еще пару раз к следователю, и вам придется дать показания на процессе по обвинению Валентины Румянцевой в кибертерроризме. Если вы откажетесь участвовать как свидетель обвинения, мы переквалифицируем вашу роль на пособника.
