Какое-то время он ничего не мог понять.
– Миро, ну как я могу открыть что-то, что не является логическим выводом из того, до чего люди уже дошли и где-то записали?
– Но ведь ты же непрерывно изобретаешь различные вещи, – заявил Миро.
– Сейчас я пытаюсь поднять нечто неподъемное. Ищу ответы на вопросы, которых человеческие существа никогда не пытались ставить.
– Но ты можешь то сделать?
– Если я не способна к оригинальному мышлению, означает ли это, что я всего лишь вышедшая из под контроля компьютерная программа?
– Черт подери, Джейн! У большинства людей за всю жизнь не появилось ни одной оригинальной мыслишки. – Он тихо рассмеялся. – Означает ли это, что мы являемся вышедшими из под контроля земными обезьянами?
– Ты плакал, – заметила Джейн.
– Да.
– Ты не веришь, что я найду какое-нибудь решение. Думаешь, что я погибну.
– Я верю, что ты сможешь его найти. Честное слово. Но, тем не менее, я боюсь.
– Боишься, что я умру.
– Боюсь, что потеряю тебя.
– Неужели это так страшно? Потерять меня?
– О Боже! – шепнул Миро.
– Ты будешь печалиться обо мне в течение часа? – допытывалась Джейн. – День? Год?
Чего она от него хотела? Заверения, что когда уйдет, то не будет забыта? Что кто-то станет о ней печалиться? Почему она сомневается в этом? Неужели она не узнала его?
А может, Джейн уже достаточно человечна, чтобы желать подтверждения того, о чем и так прекрасно знает?
– Всегда, вечно, – ответил он.
На этот раз она рассмеялась. Шутливо.
– Ты не будешь жить так долго.
– Ну, что-то вроде…
Когда Джейн замолкла в этот раз, больше уже не вернулась, и Миро остался один на один со своими мыслями.
* * *
Валентина, Якт и Пликт сидели вместе на мостике и обсуждали только что узнанные факты. Они пытались разрешить, что они могут значить, что может произойти. Но пришли всего лишь к выводу, что, хотя будущего предвидеть и нельзя, вероятнее всего, оно не будет столь мрачным, как их самые худшие опасения, но и не настолько лучезарным, как самые лучшие надежды. Впрочем, не так ли устроен мир всегда?
– Все так, – согласилась Пликт. – За исключением исключений.
– Типично для Пликт. Когда она не преподавала, то говорила немного, но если уж отзывалась, ее слова всегда как бы завершали разговор. Теперь она поднялась и направилась в свою ужасно неудобную клетушку. Как и всегда, Валентина пыталась ее переубедить, чтобы Пликт вернулась на второй корабль.
– Варсам и Ро не желают меня терпеть в своей каюте, – сопротивлялась та.
– Ты вовсе им не мешаешь.
– Валентина, – вмешался Якт. – Пликт не вернется туда, потому что не хочет что-либо проворонить.
– Ага.
– Спокойной ночи, – бросила с улыбкой Пликт.
Вскоре после нее вышел и Якт. Он на мгновение положил руку на плечо жены.
– Я сейчас приду, – сказала она. И не обманывала; она собиралась идти за ним почти сразу же. Но осталась на мостике, задумавшись, пытаясь каким-то образом понять вселенную, которая все известные человеку разумные расы практически одновременно осуждала на смерть. Королева улья, свинксы-pequeninos, а теперь и Джейн, единственная в своем роде, возможно, что и вообще единственная, какая может появиться когда-либо. Настоящее обилие разумной жизни, хотя и известное лишь немногим. И все эти виды, один за другим, ожидало уничтожение.
По крайней мере, Эндер наконец-то поймет, что это естественный ход вещей. Что он не ответственен за уничтожение жукеров три тысячи лет назад в той степени, как всегда считал. Ксеноцид, по-видимому, встроен в структуру вселенной. Никакой милости, даже по отношению к наилучшим игрокам.
Как могла она верить, будто все иначе? Почему разумные существа должны быть свободными от угрозы уничтожения, что висит дамокловым мечом над каждым, когда-либо существовавшим видом?
С момента ухода Якта прошел, наверное, час, когда Валентина наконец-то выключила терминал и поднялась. Когда в голову ей пришла неожиданная мысль, она еще остановилась и сказала в воздух?
– Джейн? Джейн?
Никакого ответа.
Впрочем, никакого ответа она и не обязана ожидать. Это Миро носил в ухе драгоценный камень. Миро и Эндер. За сколькими личностями Джейн может прослеживать одновременно. Может статься, что два человека и были пределом ее возможностей. А может, две тысячи. Или два миллиона. Ну что могла знать Валентина о возможностях существа, существующего как призрак филотической сети? Если бы Джейн ее даже слыхала, Валентина не имела права отвечать на вызов.
Она остановилась в коридоре, как раз между каютами Миро и той, которую она делила с Яктом. Двери не были звуконепроницаемыми. Валентина слыхала тихое похрапывание Якта из их общей спальни. Слыхала она и другой отзвук. Дыхание Миро. Парень не спал. Может, он плакал. Валентина воспитала трех детей и могла распознать их неровное, тяжелое дыхание.
Он не мой ребенок. Я не должна вмешиваться.
Валентина толкнула дверь. Та открылась бесшумно, но сноп света упал на кровать. Плач утих, и Миро опухшими глазами глянул на женщину.
– Чего ты хочешь? – спросил он ее.
Валентина вошла в его каюту и уселась на полу возле койки. Их лица находились буквально в нескольких сантиметрах друг от друга.
– Ведь ты никогда не плакал над собой, правда?
– Пару раз.
– Но сегодня плакал из-за нее.
– И над собой тоже.
Валентина склонилась, обняла юношу и уложила его голову на своем плече.
– Нет, – шепнул тот, но не стал вырываться. Через мгновение он неуклюже вытянул руку и прижал ее к себе. Миро уже не плакал, но позволил держать себя так минуту или две. Наверное, ему сделалось полегче. Этого Валентина не знала.
В конце концов он отодвинулся и лег на спину.
– Мне очень жаль… – буркнул он.
– Да не за что, – ответила она. Валентина отвечала всегда на то, что люди думали, а не говорили.
– Не рассказывай Якту, – шепнул Миро.
– О чем ты говоришь. Мы просто поговорили.
Она поднялась и вышла, закрывая за собой дверь. Хороший парень. Валентине понравилось, как он признался, что мнение Якта его тоже волнует. И важно ли то, что сегодняшние его слезы отчасти были пролиты и над собой? Она и сама пару раз плакала по подобной причине. Почти всегда, вспомнилось ей, печаль всегда относится к потере того, кто тоскует.
Глава 5
ЛУЗИТАНСКИЙ ФЛОТ
Эндер утверждает, что когда сюда прибудет флот Звездного Конгресса, то он пожелает уничтожить этот мир.
Интересно.
Вы не боитесь смерти?
Мы не собираемся оставаться здесь до их прибытия.
Цинь-цзяо уже не была маленькой девочкой, прячущей кровоточащие руки. Когда было выяснено, что она богослышащая, жизнь ее коренным образом переменилась. В возрасте десяти лет она восприняла голос богов и собственное место в жизни. Она научилась принимать привилегии и честь как дары, предназначенные, по сути своей, богам, а не для себя. Она вовсе не была тщеславной – этому научил ее отец. Совсем наоборот, с течением времени она становилась все более покорной, поскольку люди и боги возлагали на ее плечах все большее и большее бремя.
К своим обязанностям она относилась очень серьезно и даже находила в них радость. В течение десяти лет она получила свое трудное, но великолепное образование. Собственное тело Цинь-цзяо тренировала и совершенствовала в компании других детей: в беге, плавании, конной езде, во владении мечом, шестом и в боях без оружия. Ее память, равно как и память ее ровесников, заполнили чужие слова: на старке, повсеместно применяемом языке звезд, вводимом и в компьютеры; на древнекитайском, выпеваемом гортанными звуками и записываемом красивыми иероглифами на рисовой бумаге или песке; и на ново-китайском, на котором обычно все разговаривали, а писали буквами нормального алфавита на обычной бумаге или на земле. И никого не удивляло – за исключением самой Цинь-цзяо – что эти языки она выучила намного быстрее и тщательнее, чем остальные дети.
