В конце концов после, наверное, пяти минут молчания Александр продолжил:
— Вот вы говорите, что я сгущаю краски. Почему вы так считаете?
— Ваше Императорское Высочество, я не очень разбираюсь в политике, поэтому мне сложно судить о ситуации в целом. — Дукмасов несколько смутился, оказавшись неготовым к подобному вопросу.
— То есть вы говорите подобное просто из вежливости? Обычная лесть… — Последние слова Александр сказал очень тихо, рассматривая чаинку, плавающую в кружке.
— Нет! Это не лесть! Я же вижу, что вы делаете! Как все меняется вокруг вас! В глобальном масштабе я не могу судить, ибо многого не знаю. Но в Москве вы уже совершили чудо! — Дукмасов несколько разгорячился из-за того, что Александр назвал его льстецом. Это Павла зацепило. Однако сам цесаревич лишь хмыкнул, достал из ящика стола плотную папку зеленого цвета на веревочных завязочках и передал ее адъютанту:
— Вот, можете ознакомиться.
Павел Георгиевич удивленно посмотрел на Александра. Поморгал глазами, порываясь что-то сказать, но передумал. И стал возиться с завязками.
Папка оказалась уникальной. Александр собирал в ней сухую выжимку по важнейшим вопросам, включая разведывательную информацию и аналитические заметки.
Битый час Павел Георгиевич увлеченно рассматривал листочки, написанные твердым почерком Его Императорского Высочества. Он был первым человеком, который смог заглянуть внутрь это папки. Такое доверие! И такой интерес! Конечно, цесаревич немного рисковал, показывая ему столь важные документы. Ведь кое-что Павел мог запомнить. Но Саша рискнул, рассчитывая на то, что его адъютант верен ему. Да и в таком потоке информации запомнить что-то конкретное было крайне сложно.
— Все равно я вас не понимаю. Судя по материалам этой папки, — Павел слегка потряс пачкой документов, — вы создали огромную финансовую империю, которой ничто не угрожает. За столь малый срок добиться подобного решительного успеха — впечатляющий результат!
— И что с того? Ну, допустим, заработал я огромное состояние. Какой с этого толк? Лично я могу совершенно спокойно прожить и на то содержание, что мне положено по законам Российской империи. Даже более того, я могу вообще от всего отречься и пойти в мир без гроша в кармане. Проблема лежит совершенно в другой плоскости. Мне мало радостной и изобильной жизни.
Павел Георгиевич хотел что-то спросить. Уже даже открыл рот, но император его перебил:
— Посмотрите вот сюда. Что вы видите? Ничего? Печально. Ну да вы в бухгалтерии и не разбираетесь. Это сводка, которую я смог собрать по благосостоянию подданных моего отца. Так вот, основная беда России в том, что она бедна как церковная мышь. Да, конечно, у нас есть огромные запасы природных ресурсов, но все это вторично и по большому счету не важно. Богатство государства определяется не по благосостоянию крошечной элиты и тем более не по полезным ископаемым. Все это обычные сказки, не имеющие никакого отношения к реальности. Богатство государства определяется лишь по одному критерию — тому, как живут ее жители. Причем не по принципу «средней температуры по больнице», а ориентируясь на беднейшие и самые широкие слои: крестьян и рабочих. Поэтому, говоря о богатстве страны, нет смысла описывать дворцы и охотничьи угодья. Нужно смотреть на то, что кушают бедняки и в какую одежду они одеты и так далее.
— Любопытно…
— Безусловно. Вы меня уже неплохо знаете и понимаете, насколько я далек от гуманизма и прочих восторженных глупостей. Поэтому я смотрю на ситуацию исключительно с прагматичной точки зрения. Основа независимости любого государства заключается в самостоятельности ее экономики. Это фундамент. Ядром любой здоровой экономики является товарное производство. Не добыча сырья, не торговля, не биржевые спекуляции, а производство конкретных, материальных товаров. Тех же керосиновых ламп или винтовок. То есть то, за что боролся Петр Великий, когда создавал сотни разнообразных предприятий в империи. — Александр отпил немного чая. — Так вот. Мануфактуры, заводы и фабрики выдали в конечном счете какой-то продукт. Что с ним делать? Правильно. Его необходимо продать. А на полученные деньги закупить еще сырья и сделать еще. Это называется оборот. Он нужен любому производству как воздух.
— Но как его получить? У крестьян просто-напросто нет никаких возможностей для покупки многих промышленных товаров. Даже если они им и нужны.
— Совершенно верно. Для любого товарооборота нужен рынок сбыта. Его основу составляют покупатели, не только желающие приобрести предложенный товар, но и способные это сделать. То есть у них есть деньги в нужном объеме, они в курсе существования товара и он находится в их досягаемости. Ведь никто не поедет за новым молотком в Новую Зеландию. Это глупо. Значит, магазин, который продает этот самый промышленный товар, должен быть расположен так, чтобы покупатели могли до него добраться, не прикладывая для этого каких-то запредельных усилий. Пока ясно, что я говорю?
— Да! — Дукмасов решительно кивнул.
— Но тут есть интересный нюанс. Чем выше оборот промышленных товаров, тем ниже стоимость и выше скорость производства. При изготовлении партии в десять тысяч керосиновых ламп мы получим издержки меньше, чем при производстве ста штук. Из расчета на одну лампу, разумеется. Это не считая того, что технологическая цепочка в первом случае будет отлажена значительно лучше. Но тут есть очень опасный подводный камень, ведущий к созданию мыльного пузыря.
— Чего? — удивился Павел.
— Мыльного пузыря. То есть фальшивого эффекта в экономических процессах. Смысл вот в чем. Как я уже говорил, любому производству нужен оборот. Но желание его увеличить любой ценой может привести к тому, что производители будут искусственно снижать качество продукции. Это позволяет очень серьезно увеличить объемы оборота.
— Почему?
— Так все просто. Вот построили мы железную дорогу из каких-нибудь отвратительных материалов, да еще и тяп-ляп. Сколько она простоит, не разваливаясь? Допустим, год. Поэтому на следующий год можно будет строить новую дорогу. То есть бюджет уже вырос вдвое, как и объем произведенной продукции. Хотя если бы ее сразу построили так, как следует, то она отлично послужила десять-пятнадцать лет. Но тогда не нажились бы ни вороватые чиновники, ни производители брака. — Александр улыбнулся. — Итог таких поступков очевиден. Из широких масс населения выкачиваются сбережения. А качество производства падает в конечном счете до такого уровня, что никакие серьезные проекты общество, пораженное подобным заболеванием, осуществить уже не может. Исчезает культура производства. То есть новые, требующие более высокого уровня технологической обработки товары изготовить не получится. Или количество брака будет очень высоко. Вспомните, чем я занимаюсь на своих заводах? Правильно. Я не жалею денег и сил на то, чтобы повысить уровень квалификации своих рабочих. Мне важно то, чтобы они могли изготавливать быстрее более сложную продукцию. Ведь итоговая стоимость технически сложного товара упирается в том числе и в количество человеко-часов, затраченных на его производство. Человеко-часы это не только время, оплачиваемое рабочим. Это много чего интересного, например, упущенная выгода, вызванная простоем оборудования.
Дукмасов вопросительно посмотрел на цесаревича. Тот улыбнулся и продолжил:
— Пресс может в час сделать шестьдесят штамповок. Он рассчитан на такую нагрузку. Однако по каким-то причинам на него поступают всего десять-пятнадцать заготовок. Вот недовыработка и есть упущенная выгода от простоя. Мог сделать, но не сделал.
— Любопытно получается. Ведь так можно рассматривать не только станок, но и человека, который бездельничает?
— Именно так. Вот посмотри тут, — Александр указал ему на один из листов папки. — У любого государства можно посчитать максимальное значение производительной силы, на которое способны его жители. Впрочем, не будем влезать в совершенно ненужные дебри. Как ты понимаешь, чтобы увеличить оборот, нужно производить больше товаров. Для этого необходимо привлекать свободные капиталы на модернизацию производства. Например, для установки новых станков и обучение персонала. Возросшее количество произведенного товара нужно кому-то продавать, чтобы покрыть увеличившиеся расходы и вернуть вложенные капиталы… И вот мы подходим к пониманию рынка сбыта. Промышленность России не развивается потому, что ей некому продавать многие товары. Население-то жутко бедное. А при имеющихся объемах производства не получается поддерживать технологии на мировом уровне. Мы не в состоянии успешно конкурировать, все больше и больше отставая. То есть наши заводы еле концы с концами сводят и средств на модернизацию им взять неоткуда.
