История Чертовой Хаты была недолгой, но загадочной, смутной и жутковатой, всплыла она совершенно неожиданно, как всплывают из морских глубин проржавевшие, пережившие тех, кто их поставил, морские мины. И смерть эта история сеяла, подобно мине.
Первым оказался штык-корнет Котя Верхоленский из хрусталевского ведомства, светский раздолбай и баламут, так себе работничек. Однажды его с приятелями занесло в диковатые леса Радомежской губернии, где поддавшая золотая молодежь, числом четыре человека, обнаружила в распадке, в отдалении от дорог трехэтажную виллу современной постройки. Находясь в состоянии алкогольного опьянения, господа офицеры возымели желание туда попасть – Коте почему-то взбрело в голову, что там скучает молодая хозяйка неописуемой красоты, которую старый ревнивый муж упрятал подальше от столицы. Однако вместо красотки в воротах появился здоровенный лоб и, поигрывая автоматом, предложил гостям убираться к той самой матери.
Котя на него наорал, махая удостоверением, после чего получил по сусалам. В подкрепление привратнику прибыли еще четверо столь же устрашающего сложения и не менее серьезно вооруженные. Они популярно объяснили, что гости лезут на территорию сверхсекретного военного объекта. Гости стушевались и ретировались.
Но Коте шлея попала под хвост. Как он по секрету рассказал Даниилу с Хрусталевым, он голову мог дать на отсечение, что вилла ничуть не походит на секретный объект, тем более военный. Будь это генеральская дача, он бы докопался. И корнет решил копнуть еще глубже, используя светские связи и погоны своего ведомства. Юношеска любопытства ради.
Видимо, по молодости лет копать он начал чересчур открыто и нахраписто и с маху наступил на чью-то любимую мозоль, иначе почему через три дня его пристрелили у собственной калитки? Одного из его спутников по той поездке сшибла на перекрестке так и не отысканная впоследствии машина, второй исчез, растворился, как сахар в чае, а третий по пьянке утонул в дальнем уголке торгового порта – однако вскрытие показало, что дышать он перестал за час до того, как оказался в воде. Эта череда смертей прошла незамеченной никем, кроме Даниила с Хрусталевым, а уж те призадумались.
Для начала они хитроумными окольными путями подкинули довольно влиятельному полковнику из конторы, как раз и охранявшей секретные военные объекты, хитро сработанную дезу – информацию о вилле, служащей, по некоторым данным, гнездом иностранного военного шпионажа. Полковник засучил рукава.
Так, с засученными рукавами, он и переселился в мир иной буквально через два дня, сгорев со своими помощниками в рухнувшем вертолете. Авария. Несовершенство техники, или усталость металла, или пьяные механики закандрючили не ту херовину не в ту дырку, или похмельный пилот дернул не ту ручку. Бывает. Даже с полковниками…
Даниил с Хрусталевым поняли, что дело весьма нешуточное – каким бы рассекретным ни был объект, принадлежи он в самом деле армии, полковника всего-навсего обматерили бы в каком-нибудь высоком кабинете…
Тогда столь же хитроумными окольными тропками деза пропутешествовала в МУУ, к начальнику одного из отделов, ярому карьеристу – на сей раз как информация о гнезде террористов, притаившихся в радомежских лесах, о хазе, где злодеи пляшут с девицами в мини-юбках, лопают жареных дроздов, поклоняются Большой Медведице и замышляют поджечь штаб-квартиру МУУ.
Не успев добраться со сногсшибательной информацией до Морлокова, ярый карьерист утонул в собственной ванне. Глубоко нырнул, попал в омут… Бывает. Выходило, что и хозяйством МУУ виллу считать нельзя.
Тогда? Триада спецслужб – хрусталевское ведомство, военная разведка и МУУ – отпадали. Других тайных служб в стране не имелось. Вдобавок сообщение Даниила крайне заинтересовало.
Резидента – в особенности когда Резидент лишился трех своих агентов, сунувшихся было прощупать дальние подступы… Впервые Даниил узрел Резидента в некоторой растерянности. Ни одна из разведок мира не могла бы организовать все эти фантасмагории без того, чтобы в мире, набитом двойниками и тройниками, об этом не пронюхали бы конкуренты. Но никто ничего не знал. Ни на одной из полулегальных «черных бирж» торговли разведсекретами ничего проясняющего не всплывало. Разве что виной всему был дьявол, в которого как-то неудобно верить, ибо его существование никакими агентурными данными не подтверждено…
Словом, на шее у немногих посвященных повисла тягостная загадка, ларчик с ключиком внутри. Нетрудно было выбросить на виллу батальон коммандос, но где гарантии, что в руках окажутся улики и доказательства? Хэккеры Хрусталева принялись беззастенчиво шарить по закоулкам компьютерной памяти самых разных ведомств, но пока что реальной выгоды не обрели.
Бонч-Мечидол, которого по размышлении Хрусталев взял в сообщники, послал пошнырять на большой высоте над виллой самолет электронной разведки, но толку от этого научного аэроплана оказалось чуть. Хрусталев озлился до того, что разыскал в глухих закоулках Сердоблинской губернии деревенского колдуна, окруженного в родных местах почтительным страхом, запер его в подвале и велел расшибиться в лепешку, но выколдовать отгадку. Параллельно Пал Палыч велел хэккерам удвоить труды, надеясь, что дикий и дурацкий сплав языческого ведовства с кибернетикой к чему-нибудь да приведет.
А наблюдение за виллой продолжали. Судя по всему, ее таинственные хозяева, запасшись всем необходимым, сидели там безвылазно, и их таинственные замыслы контактов с внешним миром пока что не требовали. Однажды, правда, перехватили кодированную радиопередачу с виллы, но краткость ее позволяла думать, что это было обычное донесение: «Все в порядке, ничего нового». А может, и нет…
Замигала лампочка селектора, и Даниил щелкнул клавишей.
– Чем занимаешься? – раздался бодрый голос Жени.
– Да голову ломаю, – сказал он вяло.
– Вот и давай к нам. Хрусталев опять в разносе, тебя требует, прямо-таки в приказном порядке. Езжай давай.
«Вот и прекрасно, – подумал Даниил. – К черту и Резидента с его стойкой коммунистической идеологией, и Морлокова с его синемундирными сержантами, и Чертову Хату…»
Он спустился вниз. В вестибюле навстречу выскочил душевный человек Методий, председатель месткома, запойный общественник в есаульском чине. Сейчас алкоголем от него не пахло, глаза у него были рыбьи, а из его потертой дерматиновой папочки торчали листки машинописи с грифами: «неописуемо Секретно», «секретно значительно менее», «секретно постольку-поскольку».
Даниил попробовал увернуться, но Методий прижал его к перилам и жарко зашептал в ухо:
– Ротмистр, дорогуша, вы ведь на древнешумерском не читаете?
– И не пишу тоже, – сказал Даниил.
– Вот и хорошо, золотко, вот и ладненько, распишитесь-ка.
Методий сунул ему синий с золотым обрезом бланк МУУ. Настоящим компетентно разъяснялось, что согласно последним идеологическим изысканиям древнешумерский язык оказался буржуазным псевдодиалектом загнивающего класса, а посему все, имевшие политическую близорукость его знать, автоматически являются врагами народа и безусловно подлежат. Чем и предписывалось заняться всем низовым организациям.
На проспекте Бречислава Крестителя было тесно от черных фургонов МУУ – там искореняли. Подотдел Шумера Института прикладной лингвистики был оцеплен тройным кольцом. Из окон летели, рассыпаясь снегопадом, пачки рукописей, звенели выбиваемые стекла, доносились крики и женский визг. По двору гнали прикладами мужичка в замасленной робе, он стряхивал ладонью кровь и орал:
– Да говорю: кочегар я, кочегар! Сроду не был в вашем Химере!
Его хрястнули прикладом по затылку, раскачали за руки, за ноги и швырнули в фургон. Следом отправили девушек в разодранных платьях, толстяка в академической шапочке, кричавшего что-то про пыль веков, и табунок мужчин аспирантского вида. Сине-малиновые деловито добили стекла, собрали бумаги, сорвали вывеску и написали мелом на воротах: «Гниздо лекведеровано». Старшина со скуластой половецкой харей (среди сержантов МУУ было много половцев и хазар, по причине неграмотности считавшихся наиболее благонадежными) размашисто расписался и заорал:
