Лица визитеров не выражали признаков радости от его слов.
— Землячок, так не по совести. Ты объявление давал? Давал. И не отменял. Мы, выходит, дело сделали, а ты нам отказываешь? Поступи по совести — отстегни немного деньжат за труды праведные, и мы уходим, товар уносим. А если не по совести поступишь, мы экспонатом твоим соседям двери разобьем. Приедет, понятно, милиция, но нас отпустят. Мы бездомные, нас не посадят — не за что. А ремонтировать ты все двери будешь. Мы ведь по объявлению к тебе пришли.
Шнейдерман, сосчитав, сколько раз услышал «мы», понял, что люди перед ним сплоченные, и благоразумно выдал мужикам пятьсот рублей. Благодарные посетители оставили железяку на промежуточной лестничной площадке.
— Все, Еврухерий! Мне эти торговцы надоели! Куда давал объявления?
Макрицын подробно рассказал.
— Собирайся и едем, — тоном, не терпящим возражений, скомандовал Шнейдерман.
Ясновидящий пытался возразить, но товарищ по партии был непреклонен. И к полудню дело было сделано. Деньги, уплаченные за размещение объявлений, не вернули, но сами объявления аннулировали.
Оба товарища по партии устали после бессонной ночи, однако Шнейдерман не отпустил Еврухерия: нужно было избавляться от ставших ненужными атрибутов Третьей конной. Ясновидящий предложил вынести все в мусорный контейнер. Идея была принята и развита Бобом Ивановичем: лучше использовать контейнер соседнего дома, а мероприятие целесообразнее проводить вечером.
Соратникам хотелось есть, но как назло холодильник оказался пуст. Шнейдерман, справедливо рассудив, что заняты они делом партийным и, значит, находятся на работе, деньги на продовольствие взял из партийной кассы, оставив четкую запись в книге учета: «На обед. Два человека. С Еврухерием». Макрицын расписался в графе «подтверждаю» и ушел в магазин.
Минула неделя с начала поисков материала для Ганьского, а никаких особенных событий не произошло. Молочный зуб хранился у Шнейдермана. Макрицын провел бесплатный сеанс для ветеранов коммунистического движения в каком-то неказистом клубе, а все остальное время валял дурака.
Задаток для Ганьского и деньги на необходимое оборудование господин Гнездо дал. Хранил их Вараниев у себя дома, о чем товарищи не знали.
События начали разворачиваться ранним утром четверга, когда позвонил Негуляйко и сообщил, что через четыре часа заказ будет у него. Боб Иванович немедленно связался с Вараниевым, и вскоре новый председатель партии и сын восьми народов обсуждали дальнейшие действия. После получения товара было решено немедленно связаться с Ганьским.
В десять парочка вышла из подъезда, чтобы к одиннадцати быть у Негуляйко. Часть пути прошли пешком, благо утро было ясное, а запас времени имелся. Вдруг дорогу перебежала черная кошка. Виктор Валентинович в приметы не верил, но его товарищ остановился, заявив:
— Пусть кто-нибудь пройдет.
Наконец появилась немолодая разнополая пара, явно дачники. Руки мужчины были заняты: в одной он держал мотыгу, в другой хозяйственную сумку. А женщина несла пустое ведро, отчего Шнейдерман сильно расстроился.
Без десяти одиннадцать они подошли к подъезду, в котором проживал Негуляйко, и перед ними внутрь прошмыгнул небольшого роста старичок в черном берете. Поднялись на нужный этаж. Вдруг дверь квартиры Негуляйко открылась, и появились хозяин вместе с тем самым старичком, который слегка поклонился и приподнял берет. Негуляйко проронил: «Спущусь и поднимусь». Идействительно, вернулся довольно быстро. На лестничной площадке Шнейдерман представил ему Вараниева. Зашли в квартиру. Хозяин предложил присесть и начал разговор:
— Признаться, несколько удивлен, что вы без предупреждения и не один.
Боб Иванович представил Вараниева спонсором покупки и напомнил, что утром звонил, встреча была назначена на одиннадцать. Негуляйко спорить не стал и перешел к делу:
— У меня для вас два известия. Одно радостное, второе не очень. С какого начнем?
Вараниев предпочел с радостного.
— Не возражаю, — кивнул Негуляйко. — Господа, ваш заказ выполнен! Как и было обещано, в обозначенные сроки.
Вараниев и Шнейдерман с облегчением вздохнули. Но выражение их лиц оставалось напряженным в ожидании не очень радостной новости.
— А теперь о грустном, — продолжил Негуляйко. — Дело в том, что оговоренную сумму, включающую компенсацию затратной части, вам необходимо передать мне во время получения фрагмента.
— Э, нет! — возмутился Шнейдерман. — Так мы не договаривались!
— Если мне не изменяет память, — возразил Негуляйко, — заплатить с отсрочкой вы собирались из-за сомнения в подлинности фрагмента. Не так ли?
— Совершенно верно, — подтвердил Шнейдерман.
— А при отсутствии сомнения вы не видите объективных оснований для отсрочки платежа?
— Именно так, — кивнул второй человек в партии.
Тогда Негуляйко объявил:
— Я имею абсолютные доказательства подлинности фрагмента и готов представить его вам прямо сейчас, если вы располагаете необходимой суммой.
— Нам хотелось бы сначала ознакомиться с доказательствами, — вступил в разговор доселе молчавший Виктор Валентинович.
— Вполне резонное желание, — согласился Негуляйко. — Одну минуточку…
Он вышел в другую комнату и вернулся с кинопленкой, которую уверенным движением руки вставил в кинопроектор. Лучи нарисовали на стене тусклый фон, по нему забегали узкие серые полоски, после чего появилось изображение большой комнаты прямоугольной формы, с не очень ярким освещением. В ее удаленной от входной двери части стоял стол с поверхностью, аккуратно застеленной чистой, слегка блестящей клеенкой, на которой лежал полуголый человек в рубашке, пиджаке и галстуке, завязанном на старомодный фасон. Не вызывало сомнений, что человек мертв. Камера снимала на уровне тела усопшего, поэтому лицо его разглядеть не представлялось возможным. Затем оператор, видимо, поднялся на возвышение, и на минуту в кадре появилось лицо покойника. Это был вождь.
Вараниев со Шнейдерманом в момент просмотра стояли словно окаменевшие. Даже не моргали.
Человек с камерой спустился на пол, поставил аппарат на ноги трупа и сам встал на уровне тазобедренного сустава. Ловким движением левой руки он подхватил половой орган покойника, приблизил к нему правую руку, сжимавшую скальпель, и профессионально поставленным кругообразным движением отсек крайнюю плоть. И тут же инструмент с тканью быстро сунул в карман. За кадром прозвучали злые слова: «Меньше тебя не стало», после чего человек надел брюки на тело, поправил костюм, подошел к торцевой стене и нажал красную кнопку. Вошли три смуглых сотрудника. Инкогнито сказал им лишь два слова: «На показ». Те молча переложили труп на каталку, стоявшую слева от стола, и, не проронив ни звука, повезли к выходу.
— Что за люди? — настороженно спросил Шнейдерман.
— Не волнуйтесь, — уверенно ответил Негуляйко, — это разнорабочие. Из южных республик. Полную конфиденциальность гарантирую. Вы же понимаете, что нам грозит в случае утечки информации.
На несколько минут в комнате воцарилась мертвая тишина.
— Боб Иванович останется здесь, а я еду за деньгами. Буду через час, — прервав затянувшееся молчание, обронил Вараниев.
И ровно через час действительно вернулся.
— Все в порядке, — обратился он к Негуляйко.
Тот без лишних слов вынул из кармана спичечную коробку и извлек из нее тонкую полоску коричневой ткани, похожей на кожу.
— А побольше нельзя было отрезать? — спросил Шнейдерман. На что получил более чем исчерпывающий ответ:
— Можно, но запасы небезграничны — не исключено, еще кто-то закажет.
Объяснение не насторожило товарищей. Они были уверены, что только Ганьский обладает необходимыми знаниями для выполнения поставленной перед ним задачи, значит, больше никому ткань не понадобится и бояться нечего.
— Если хранить предстоит более двух недель, необходимо опустить образец в раствор формалина, — предупредил Негуляйко. — Итак, попрошу рассчитаться!
Вараниев вынул из кармана сверток. Негуляйко проверил наличность и со словами «Было приятно иметь с вами дело» пожал клиентам руки.
Шнейдерман и Вараниев на такси вернулись на партийную квартиру, желая немедленно связаться с Ганьским и передать ему ткань.
Телефон ученого не отвечал.
— Может, в отпуск уехал? — предположил Виктор Валентинович.
Боб Иванович мудро заметил, что нет необходимости гадать — проще позвонить Еврухерию. Макрицын пояснил, что последние два дня с Ганьским не общался, но тот про отпуск ничего не говорил. Товарищи решили ждать. Наконец, в который раз набрав номер, Вараниев услышал характерное «Аллоу». Поприветствовав ученого, он кратко объяснил причину звонка. Встречу Ганьский назначил незамедлительно.
