Я выпрямился на стуле. На этот раз возмущение моего собеседника, похоже, превысило все мыслимые пределы. К тому же в его словах мне почудилось нечто странное – что-то такое, что заставило меня более внимательно обдумывать свои слова и отвечать с большей осторожностью, чем обычно.
– Пожалуйста, определите все же более четко, что вы имеете в виду под словом «все», – сказал я. – Как я полагаю, ваш… инструмент гипотетически должен давать возможность путем умозрительных заключений детально изучить Вселенную, весь окружающий мир, в том числе не только в его нынешнем состоянии, но и в том, в котором он пребывал в прошлом и будет пребывать в будущем?
– По-моему, это было бы вполне логично.
– То есть он дает вам возможность узнать все, что было, и все, что будет?
– Если исходить из посыла, что время не является абсолютным, то да, это также вполне резонное допущение.
Я сделал рукой успокаивающий жест, в то же время напряженно размышляя. Тревога в моей душе нарастала.
– Но ведь даже просто наблюдая за будущим, вы уже его меняете, – снова заговорил я. – И мы опять оказываемся в положении вашего путешественника, который вышел из своей машины времени и какое-то, пусть даже очень короткое, время наблюдал за прошлым. Вернувшись обратно из будущего в настоящее, вы измените свое поведение, и это неизбежно окажет свое влияние на все вокруг. А если даже вы этого не сделаете, все равно ваше присутствие в будущем оставит свои следы. В результате мы снова столкнемся с парадоксом, о котором уже говорили. Вселенная не сможет существовать из-за тех противоречий, которые возникнут в результате вашего визита в грядущее. Но даже если абстрагироваться от этого, есть другая сложность. Возникает вопрос: что мы будем делать с теми познаниями о будущем, которые приобретем? Что станут делать люди, если они будут, подобно богам, видеть далеко вперед и если… если…
Я отставил в сторону стакан с виски. Винсент стоял посреди комнаты в напряженной позе, повернувшись ко мне вполоборота.
– И если постулат о существовании некой высшей силы, на который опирается ваша гипотеза, не будет четко сформулирован и доказан еще в течение лет тридцати? – мягко закончил я.
В комнате наступила тишина. Я встал с кресла, несколько напуганный тем, что мышцы Виктора продолжали оставаться напряженными и даже слегка подрагивали.
– Кварки, – сказал я.
Никакой реакции.
– Бозон Хиггса, антиматерия, «Аполлон-11»!
Мой собеседник продолжал молчать.
– Винсент, – тихо сказал я и осторожно коснулся плеча молодого человека, – я хочу помочь.
Он резким движением сбросил мою руку. В этот момент мы оба находились в крайне взвинченном, возбужденном состоянии. Затем Винсент, как мне показалось, расслабился. Голова его поникла. Он улыбнулся и слегка кивнул, давая понять, что уловил то, что я так и не решился произнести вслух.
– Я подозревал это, – сказал он, – но все же надеялся, что ошибаюсь. Значит, вы один из них? Один из членов клуба «Хронос»?
– Вам известно о существовании клуба «Хронос»?
– Да, известно.
– Тогда почему же вы…
– Вы член клуба? Ради всего святого, ответьте мне, Гарри.
– Да, я член клуба. Д-да, конечно, но это не означает, что…
И тут он ударил меня. Я ощутил не столько боль, сколько удивление. Разумеется, мне приходилось сталкиваться с насилием, но в текущей жизни мое существование было настолько комфортным, что я почти забыл те ощущения, которые когда-то испытывал, когда меня били. Если бы я был готов к нападению, мне, пожалуй, удалось бы устоять на ногах. Но поскольку Винсент застал меня врасплох, удар отбросил меня на гору книг, и я упал. Поднимаясь, я ощутил вкус крови во рту и, ощупав зубы языком, обнаружил, что один из них шатается. Я посмотрел Винсенту в лицо и увидел в его глазах холод отчуждения, к которому, как мне показалось, примешивалось выражение сожаления. Впрочем, я вполне мог ошибиться.
Затем он снова выбросил вперед кулак, и на этот раз я не успел даже удивиться.
Глава 29
– Мне очень неприятно задавать этот вопрос, – сказала она. – Но если мир гибнет, что мы должны делать?
В двенадцатой жизни, когда мне было шесть лет, я написал письмо в лондонское отделение клуба «Хронос» с просьбой прислать деньги, которые позволили бы мне добраться до Лондона, и стандартное клубное письмо с приглашением поступить в престижное учебное заведение. Деньги и приглашение, как я и просил, были доставлены в поселок под названием Хоксли, где я когда-то пытался спрятаться от Фирсона и его подручных.
Я написал прощальное послание Патрику и умирающей Харриет, в котором поблагодарил их за заботу обо мне, и отправился в дорогу. В Хоксли я забрал посылку из тайника, заблаговременно оборудованного под корнями орехового дерева.
Встреченный мной на улице пекарь – тот самый, но гораздо более молодой – приветливо улыбнулся мне. Я тут же вспомнил Фирсона и, почувствовав холодок в животе и легкое головокружение, остановился и оперся о стену, размышляя о том, почему мое тело никак не может забыть то, что мой мозг давно уже упрятал в самый дальний уголок памяти.
Я купил билет на поезд, идущий из Ньюкасла в Лондон. Когда я, добравшись до Ньюкасла, сел в вагон, кондуктор поинтересовался, кто меня сопровождает. Я показал ему письмо с приглашением поступить в школу и сказал, что в Лондоне меня встретит моя тетушка.
В роли тетушки должна была выступить Черити Хэйзелмер.
– Вот он, мой мальчик! – громко воскликнула она, когда кондуктор помог мне выйти из вагона на перрон. – Гарри, иди скорее сюда!
Есть много способов вывести ребенка из-под опеки и влияния его родителей. Один из самых распространенных – тот, который использовал я, а именно доставка денег и документов в условленное место. Он позволяет калачакра добраться до ближайшего отделения клуба «Хронос», не раскрывая информации о том, где он жил и воспитывался. Тем не менее этот способ все же сужает сферу поиска для тех, кто захотел бы разузнать о калачакра все самое сокровенное, до определенного географического региона. Поэтому более предпочтительным считается способ, когда калачакра устраивает тайник в том месте, в которое, как ему известно, родители рано или поздно обязательно его отвезут. Это сразу ликвидирует прямое указание на регион, где он родился. Единственным риском при использовании такого способа является незначительная вероятность того, что поездка по каким-то причинам не состоится.
В случаях, когда проблема сокрытия жизненно важной информации по тем или иным причинам не стоит, нередко используется прямое вмешательство. Никто не умел применять этот способ так виртуозно, как Черити Хэйзелмер. Ее аристократический нос, оперный голос и черные корсеты, которые она неизменно носила во всех своих жизнях, а также пронизывающий взгляд поверх круглых очков, сидевших значительно ниже переносицы, – все это делало ее живым олицетворением классического образа злобной школьной директрисы, вызывавшего дрожь в коленках не только у детей и подростков, но даже у многих взрослых. Она увозила калачакра из дома одного за другим, то умасливая, то запугивая их родителей, то доводя их до полного изнеможения бесконечными надоедливыми просьбами, а то и просто похищая их отпрысков. Все это делалось ради того, чтобы обеспечить им более комфортную и спокойную жизнь под ее присмотром, а также в надежде, что когда-нибудь другие калачакра будут оказывать такую же услугу представителям будущих поколений членов клуба.
Впрочем, не исключено, что кому-то подобное обоснование ее действий казалось наивным.
– Итак, вы выступаете за вмешательство, – сказала она. – Но как вы предлагаете его осуществить?
Двенадцатая жизнь.
Если бы на собрании клуба «Хронос» побывал посторонний, картина, представшая перед его взором, показалась бы ему очень странной. Члены клуба постоянно входили и выходили из помещения, где шла дискуссия. Тем не менее в каждый отдельно взятый момент времени зал был практически полон – как-никак собрались все участники регионального представительства. Все они заблаговременно получили приглашение в виде карточки с золотой каймой. В повестке дня собрания был обозначен приближающийся конец света. На момент проведения мероприятия я, шестилетний, был самым молодым участником слета, а самым старым – восьмидесятидвухлетний Уилбур Маун. Будучи ребенком, он встречался с герцогом Веллингтонским, а став молодым человеком, общался в Лондоне с людьми, одни из которых сражались за победу революции во Франции, а другие – пытались ее подавить. Именно Уилбур, которому вскоре предстояло в очередной раз умереть, должен был стать нашим очередным курьером и доставить в прошлое, в 1844 год, наше послание о том, что мир гибнет и мы не знаем, почему это происходит.
