Как пришло, так и ушло. Кажется, остальные ничего и не заметили. Но уже легче. Память не исчезла. Срабатывает на ключевые слова. Все еще проявится!
И появилось ощущение четкой нелюбви к десантникам, сидящей в душе. Даже скорее недоверие. Не свои. Чужие. Прыгают, прыгают, а никому в грош не сдалось.
Теперь по штату в мотострелковой дивизии имелось по одной эскадрилье вертолетов. Мелочь, а удобно. Проще (вернее — не нужно) налаживать взаимодействие с командованием фронтовой авиации в простых случаях. И авиаразведку можно проводить оперативнее, и прикрытие движущейся колонны с воздуха. И эвакуацию раненых своевременно легче проводить. А цена? Час полета В-22 [1] — аж 800 рублей? За этот час можно перевезти 24 десантника на 120 километров и вернуться обратно (необязательно пустым, но пусть). Двадцать семь копеек пассажиро-километр. Как в такси прокатиться. А десантники, как и все прочие, на вертолетах передвигаются.
При них лучше кликухи не упоминать. Считается оскорблением, и моментально в драку лезут. Таких полуофициальных названий много. Все знают, но далеко не везде рекомендуется употреблять. Гробокопатели (саперы), дурни (танкисты), вертухаи (внутренние)…
Откуда-то выплыло название «зеленые». Точно. Он и есть «зеленый». Вроде нормально звучит. Не просто зеленый, еще и борзый. Пес его знает, что это значит. Граница? Зеленые фуражки? Ни черта не вспоминается.
— Обе ноги до колена ампутированы. Написал домой, а девчонка и ответила: не нужен ей такой. Депрессуха у парня. Целыми днями лежит и молчит, — игнорируя раненого, сообщил Вячеслав. Похоже, парень простой, как угол дома, и без наличия стеснительности.
— А врача как зовут, и что за деятель?
— Майор Пазенко, — доложил молодой Женька, торопливо зажигая спичку и давая прикурить обоим. Себе в последнюю очередь. — Начальник отделения. Хрен его знает имя и отчество. Здесь место хорошее, не Душанбе. Привозят немногих. Время есть, вот вечно и занимается придирками вместо работы. А так любит к кому придраться, — он посмотрел на лежащего и сделал резкий жест, — или вот тебя мучить возьмется.
— Да плевать, — перебил его мордатый, — не хуже остальных. Все они одинаковые. Офицерье поганое. Вот сестрички у нас… — Он причмокнул. — Что Люба, что Гульнара. Так и просятся на…
— Майор сказал — Галя.
— Какая из нее Галя. Натуральная Гульнара от рождения. Вот как в шестерки пролезла, так и стала по паспорту Галя. Все равно за километр видно. — В голосе была непонятная злоба. — Передком категорию заработала — и туда же. Нос воротит.
Опять категория, не слушая Славиных косноязычных разглагольствований о наличии (отсутствии) белья под халатами у медсестер и машинально кивая в соответствующих местах, размышлял Саша. Ну заклинило бугая на приличных харчах и от безделья. Бывает. Мало он, что ли, слышал такого раньше. Обычный солдатский треп. Какие они все из себя любовники-ухари. А бабы голой еще ни разу в жизни не видели. Сплошное вранье.
Интересно, тело болит, а голова работает. Это прекрасно. Без руки или ноги паршиво, но хуже некуда без мозгов. А память… Буду надеяться на возвращение. А что мне еще остается.
Итак… Шестерка — это шестая категория? А всего сколько… Нехорошо. Явно все в курсе, один я дурак дураком. И не спросишь теперь. Сказал, все знаю, кроме собственной биографии, на этом и стоять надо. Ладно, меньше трепаться, больше слушать. Выйти из армии с белым билетом и соответствующим диагнозом — это приговор. Ни на одну серьезную работу не возьмут, и водительские права можно смело засунуть… Стоп. Откуда я знаю? Точно. Есть у меня права. Класс «В», «С» и «Д». Еще до армии получил.
— Слушайте, а вещи мои привезли? — перебивая Славу на очередной фразе про прошлые его гулянья по покладистым девкам, спросил вслух.
— Вроде не было ничего, — неуверенно ответил Женька, — в каптерке надо спросить. Там баба Вера заведует.
— Не кусок? [2]
— Нет. Тут и офицеры лечатся. Еще не хватало, чтобы вещи пропадали.
— Сидит афганец в засаде с винтовкой, — обрадованно сообщил Слава. — Смотрит в прицел, появляется наш с одной лычкой. Афганец достает справочник и читает: «С одной полоской — ефрейтор. Премия 25 афгани».
Пока прицелился, ефрейтор скрылся. Появляется с двумя лычками.
Афганец достает справочник, читает: «С двумя полосками — младший сержант. Премия 30 афгани».
Пока прицелился, младший сержант скрылся. Появляется с двумя звездами. Афганец не заглядывая в книгу прицелился и убил. Достает справочник, читает: «Две маленькие, звезды — прапорщик, враг Советской армии. Штраф 50 афгани».
Саша вежливо улыбнулся. Этот дурацкий анекдот он услышал еще в учебке. Да, наверное, и нет в армии кого-то, не присутствовавшего при очередном пересказе. Разве глухие от рождения. Народный армейско-солдатский неумирающий фольклор.
Опа! Учебка в Паневежисе. А где этот самый Паневежис, и чему там учили? По названию Прибалтика. Жуть. Выскакивает неизвестно откуда. С другой стороны, если появляется, где-то в архивной памяти хранится. Уже неплохо.
— Пойду полежу, — не дослушав очередной саги про поход на танцульки и кучу покладистых девок с вот такими буферами, сказал вслух.
— Еще одну оставь, — четко отделяя себя от молодого, попросил Слава и, не дожидаясь разрешения, полез в пачку.
Он еще и наглый, понял Саша. Прекрасно ведь понял, нет у меня ничего, и норовит лишнее взять. С фильтром, блин, желает. Одна — по-товарищески, две — перебор. Совесть желательно иметь. Ладно. Всему свое время. Надо осмотреться.
— На! На! На! — Каждый выкрик сопровождался ударом головы о бронетранспортер.
Избиваемый уже не сопротивлялся и даже не кричал.
— Спорим, не пробьет? — весело сказал голос за спиной.
— Да там уже нечем, — возразил другой, — мозги через уши полезли. Голова хоть и дубовая, супротив брони не потянула.
Он бросил тело, упавшее так, как не падает живой — просто куча, а не парень лет пятнадцати еще несколько минут назад, — и всем телом развернулся к весельчакам.
На обочине дороги, скособочившись, стоял маленький пикапчик с кузовом, разукрашенный надписями на арабском языке и картинками. Передние колеса в кювете, серьезная вмятина в боку. Возле него на коленях, с руками за головой, стояли трое афганцев. Взрослый мужик с седой бородой, женщина в непременном мешке, закрывающем сверху донизу, только глаза блестят из-под сетки, и еще один мальчишка. Тот явственно дрожал, и по грязным щекам текли слезы.
Из люка бронетранспортера высовывалась незнакомая голова в шлемофоне. Вокруг стояло еще четверо в полевой форме. Ему не требовалось вспоминать имена. Он прекрасно знал их и так. Рыжий — Самойленко, Казак — Миронов, Цыган — Коновалов, Пшебыславский… У последнего прозвища не имелось. Не заработал еще.
— Зачем? — гортанно, но вполне разборчиво крикнул старик. — Он же совсем мальчишка!
Ухо молча шагнул вперед, одним движением сорвал с плеча Пшебыславского свой автомат, передернул затвор и прошил говорливого очередью. Мальчишка с диким визгом метнулся прочь, окончательно ополоумев. Еще одно рефлекторное движение — и тот рухнул на землю, поймав три пули спиной. Баба завыла без слов, качаясь из стороны в сторону. Миронов с диким ржанием пнул ее ногой в спину, затыкая. Не помогло. Она упала лицом вперед и продолжала подвывать на той же ноте.
— Ухо, ты что, совсем сбрендил? — орал разъяренный Рыжий. — Я же с ним рядом стоял! А если бы зацепил?
Ухо — это он, Низин. Он заведовал связью в роте, и кличка приклеилась недаром. Да и остальные имели под собой почву. В бою некогда произносить «разрешите обратиться, товарищ…». Проще орать «Ухо, давай связь!». Бывали и другие причины. Цыган, например, свел лошадь в кишлаке. Без причины. Покататься захотелось. Проделал все настолько чисто, что пропажу хозяева обнаружили только утром. Местный ротный юмор, посторонним непонятный.
