– Не нужно, – сказал Мор.
– Вот-вот! Не нужно! Убивать не нужно, – горячо заговорила девушка. – И вы понимаете сами, что не нужно…
– Эй, фрау! – окрикнул ее трактирщик. – Я вас пустил на ночлег за песенную плату. А вы изо всех сил стараетесь мне задолжать.
– Продолжим позже, – промолвила певица и, вернувшись к стойке, заиграла задорную мелодию.
Я болтаю ложкой в супе,
на мушином хладном трупе
жир суповный столь блестящ!
А корчмарь неосторожный,
вороватый хам безбожный,
носовой вправляет хрящ.
На столе стоит посуда,
он не мыл ее, иуда,
неопрятный дармоед.
Снедь безвкусная черствеет,
хлеб недельный зеленеет,
и солонки даже нет!..
– Увы, нам нечем ей помочь, – произнес Мор, переводя взгляд с позеленевшего трактирщика на друзей. – Мы не знаем, где носит барона Николаса.
Барон Николас успешно взломал замок, висевший на калитке, дошел до отверстия в полу пещеры и остолбенел:
– Да это же дыра, из которой выползли мы с Иоганном!
Коля запомнил облик туннеля. Не оставалось никаких сомнений: парень добрался туда, откуда началась вылазка. Если бы они со Всезнайгелем не поперлись бы на свет, а попробовали разведать, что таится в глубине! Не нужно было бы несколько часов шлепать по сугробам, а потом встречаться с поездом. Разведчики не разделились бы. Иоганн не попал бы в плен.
«Может, поймали не его? – с надеждой подумал солдат. – Вдруг в тыл врага пробрался кто-то третий?» Предчувствия подсказывали: все же попался Всезнайгель.
Спустившись в синюю комнатку, Лавочкин уселся на теплый песок.
– Что дальше, Колян? Торчать на месте нельзя. Самое разумное – вернуться к Тиллю. Миссия провалена, брата потерял, сам пришел с нулевым результатом. Нет, рано поворачивать оглобли! Прыгну в следующую комнатку. Авось выгорит.
Парень сориентировался по частям света:
– Вот следы. Мои и Иоганна. Восток, стало быть. А я хочу на юг.
Рядовой прошел стенку шутя.
Здесь его ждал сюрприз. Комнатка не имела выхода наверх. Достав карту из мешка Всезнайгеля, солдат с удивлением обнаружил, что эта комнатка не нарисована.
В Коле проснулось любопытство: а если шагнуть еще южнее?
Сказано – сделано.
Третья комната имела потолочный лаз, но привлекла Колино внимание другой особенностью. В ней светились синим две стены из шести. Через первую прошел парень. А куда вела противоположная?
Совершив очередной переход, Лавочкин ахнул.
Он очутился в странном мире.
Здесь царили сумерки. Небо, низкое и пасмурное, производило впечатление искусственного. Снега не было. Бледно-зеленая и желтоватая растительность – трава, жидкие кусты и невысокие деревца – создавала ощущение осени.
За Колиной спиной синел портал, обрамленный каменными плитами. На них были высечены нечитаемые символы.
– Матюги, небось, – предположил солдат.
– Небось… небось… небось… – разнесло по округе эхо.
Скала, в которую был встроен портал, терялась в облачной дымке. Отвесная стена убегала в обе стороны, и краев не было видно.
«Либо я за пределами Восточных гор, либо тут пресловутое подземное царство, – рассудил парень. – Вот-вот, его описывают в сказках, когда герой спускается за сокровищами и девицами, а завистливые братья, вытянув добычу, самому добытчику режут веревку… Да, больше смахивает на подземелье. Раз уж пришел, поразведаю-ка».
Он направился прямо в хлипкий лесок. Деревца еле-еле доставали ему до плеч.
– На дальней станции сойду, кусты по пояс, – без энтузиазма пропел рядовой Лавочкин.
В лицо едва заметно дул ветер. От его щекотки хотелось смеяться.
Коля не заметил ни птиц, ни зверья. Кроме шелеста листвы не было ни звука. Опустошенность – вот какое слово пришло солдату на ум.
Стремительно стемнело, будто в театре, когда гасят лампы над зрителями.
Ни звезд, ни луны не было. Стало жутковато. Рядовой надеялся, что ночная жизнь была здесь не активнее дневной.
Растерянно остановившись, парень огляделся по сторонам. Справа, неподалеку над леском, поднималось мягкое сияние.
– Не в полном же мраке ночевать, – пробормотал Коля и направился к свету.
Облака чуть расступились, и из-за них показалась неестественно синяя луна. Солдата устраивала и такая.
Наконец, Лавочкин вышел на поляну. На ветвях кустарника висели десятки фонариков. В центре поляны плясали маленькие человечки.
Мужчины и женщины. Хоровод маленьких человечков.
Рядом играл оркестрик – трое лютнистов, барабанщик, волынщик.
Коля наблюдал за быстрым веселым танцем. Мелькали ловкие фигурки, ножки выписывали умопомрачительные кренделя, миниатюрные личики улыбались.
Танцоры не были карликами. Их тела сохранили нормальные пропорции. Просто очень маленькие человечки. Парень поразился – если гномы были чуть выше его колена, то плясуны вряд ли достали до Колиного колена рукой.
Хоровод был широк. Человечки непостижимым образом умудрялись не поломать идеальный круг, а ведь даже за руки не держались! И хотя личики танцоров лучились весельем, никто из них не проронил ни крика, ни громкого вздоха.
Рядовой любовался пляской минуты три, прежде чем человечки его заметили. Один из них изящно покинул хоровод и жестом скомандовал остальным остановиться. Оркестрик замолк.
Миниатюрные люди расступились, а «командир» приглашающее махнул Лавочкину, мол, присоединяйся. Солдат посмотрел в синие глазки радушного человечка. Казалось, они светятся. Добрые, благожелательные… Коля осторожно шагнул в круг.
Хоровод сомкнулся, музыканты заиграли еще более веселую и резвую мелодию. Танец продолжился. Ноги рядового сами пустились в пляс.
Некоторое время Лавочкин увлеченно топтал землю и махал руками. Он не проявлял такого энтузиазма даже на дискотеках, а ведь студенческие танцульки редко обходились без алкогольного допинга.
«Что-то я перегибаю, – настороженно подумал Коля. – Странно это. Пожалуй, хватит».
Но не тут-то было. Ноги не хотели останавливаться, руки тоже. Солдат ошалел. «Елки-ковырялки! Охмурили, мелкие! – мысленно возопил он. – Коварный народец… Стоп! Народец. Маленький народец. Что-то там было у братьев Гримм про их хоровод… К черту! Линяй, линяй, Колян!»
Парень чуть присел, потом улучил момент, наклонил корпус вперед и со всей силы оттолкнулся от земли.
Результат и порадовал, и огорчил. Лавочкин взвился над кружащимися человечками, вытянул руки. Словно в замедленной съемке проплыл над строем и оркестриком, успев разглядеть людей в мельчайших подробностях. Затем Колю тряхнуло, и тягучий полет вдруг сменился стремительным!
Солдат врезался в кустарник, сбивая фонарики и ломая ветви. Не снижая скорости, влепился в невысокий холмик. Парню удалось смягчить удар, он сгруппировался, перекатился через руки, ударился задом о вершину холмика и полетел дальше, но уже вперед ногами.
За холмиком оказался обрывчик. Был бы Лавочкин лилипутом-танцором, он наверняка разбился бы: как-никак четырехметровая высота. Солдат различил в свете луны переливчатый блеск под собой и понял, что падает в реку или озерцо.
«Лишь бы глубоко!» – успел подумать Коля, а потом его ноги врезались в воду.
Как ни старался рядовой собраться в «колобок», но о дно стукнулся пребольно. И неожиданно.
Выпрямившись, он вынырнул, по пояс показавшись из воды. Откуда-то сверху прилетел вещмешок. Конечно, на голову.
Тело вернулось в воду.
– Черт, по шейку! – сделал открытие парень.
Он сгреб мешок, задрал вверх, чтобы вещи не мокли.
В голове звенело, перед глазами носились яркие точки-звездочки. Лавочкин прислушался к ощущениям. Болел низ спины. Разламывались от боли ступни. Было мокро. Появились первые признаки холода. А еще – он плыл.
