И вдруг поняла.
Белые закопчённые столбы были печными трубами. А на голой коричнево–чёрной земле вокруг каждой угадывались венцы из почти дотла сгоревших брёвен.
Огонь умер здесь давным–давно, однако земля так и не ожила, убитая чем–то посильнее простого пламени.
Молли сделала шаг, другой. Снег кончился, сапог её ступил на землю; здесь, подле самого лесного предела, её покрывал густой слой опавшей хвои.
Шаг, другой, третий.
Звери оставались сзади, но взгляды их словно жгли Молли спину.
Иди и смотри.
Она пошла, замирая, стараясь не смотреть на закопчённые трубы, что тянулись из–под земли, словно пальцы мертвецов.
Всеслав и Таньша доставили её к самому узкому месту, где до торчащих труб от края леса было ближе всего.
Под ногами сухо хрустела земля, рассыпались пыльные комочки. Как такое возможно посреди зимы?! Почему здесь нет снега, почему он не укроет это… это… этот ужас?
На земле ничего не росло. Она была совершенно нага. Ни тебе сухих стеблей, ни нанесённых ветром листьев, вообще ничего. Словно на ней ни весной, ни летом ничего не зеленело, чтобы отмереть осенью, отмереть, чтобы дать жизнь новому.
Зима сменялась весной, но жизнь сюда не возвращалась.
Молли шла — теперь она понимала, что идёт через убитое раз и навсегда поле.
К тому, что когда–то было деревней.
Деревней, от которой остались лишь закопчённые печные трубы.
Я не хочу, я не желаю этого видеть! Я же ничего про это не знаю! Я не виновата! Зачем вы притащили меня сюда?!
Иди и смотри, велели взгляды медведя и волка.
«Какое мне до этого дело?! — хотелось завопить Молли. — Я никого не убивала! Ничего не сжигала! Я вообще это впервые вижу!»
Иди и смотри.
Она оглянулась — медведь и волк угрожающе нагнули головы, глядя исподлобья. Взоры эти не предвещали ослушнице ничего хорошего.
…Вскоре она добралась до края селения. Здесь земля под её ногами обратилась в сплошной чёрный камень, она словно спеклась от нестерпимого жара, навек изгнавшего из неё все следы жизни.
Торчит труба, раскинулись вокруг неё давно остывшие головни, уголья, остатки нижних венцов. Ветер, дожди и снега давно должны были бы размыть тут всё, но останков дома ничто не коснулось.
Молли медленно шла по улице, угадывая в чёрных росчерках на земле калитки и изгороди, заборы и ворота, основания домов, сараев, амбаров и хлевов. Всё сожжено в золу, и сама зола сожжена вторично.
Безжизненная чёрная поверхность — не почва даже — слегка скрипела под подошвами, и Молли казалось, что от неё поднимается кисловатый запах застарелой гари. Запах, который всегда и везде сопровождает большую беду…
Она вдруг испугалась, что сейчас наступит на мёртвого. Страх этот родился из ничего, и Молли в единый миг охватила паника. Убитая деревня глядела на неё пустыми глазницами печных устьев, высящиеся трубы грозили в любой миг обернуться пальцами оживающих трупов, готовых схватить её, сдавить, разорвать…
В самой середине селения высился серый камень — настоящий гигант, самое меньшее в двенадцать футов высотой, столько же шириной и десятка три футов в длину.
Его не покрывала гарь, он был чист. Формой он напоминал клин — или, если угодно, оголовье топора. Острие смотрело на юго–юго–восток.
Туда, откуда в деревню пришла смерть.
Острая грань указывала на Норд—Йорк.
Никаких надписей на камне не было, ни знаков, ни символов. Нагой молчаливый гранит, какой не сдвинула б и дюжина паровозов.
Они тут лежат, вдруг поняла Молли, глядя на красновато–серую поверхность. Они лежат тут, люди из огненной деревни. Когда Rooskies вернулись сюда, они собрали погибших. Всех и каждого, осторожно, бережно снося почерневшие, обугленные кости к огромной братской могиле.
Вся дрожа, она закрыла глаза.
И словно наяву увидала — множество людей вокруг глубокой ямы; молчаливые ряды мужчин, женщин и детей и три отдельно стоящие фигуры у самого края общей могилы.
Три женщины. Одна — высокая, широкоплечая, прямая, в которой Молли тотчас узнала Предславу Вольховну, Предславу Меньшую.
Рядом с ней — женщина чуть пониже, видно, что лет ей заметно больше. Лицо тонет в тени, черт не разглядеть.
А рядом с ней — совсем дряхлая старуха, сгорбленная, опирающаяся на кривую клюку.
Меньшая, Средняя и Старшая.
Что они сделали, Молли не поняла, только ощутила вдруг накатившую со всех сторон жаркую волну магии. Зов, подумала она. Rooskies кого–то зовут. Стоп, а где же сам камень?
Гранитная глыба возникла из–за стен тумана словно сама собой, хотя Молли почудилось, будто её толкало лбом какое–то громадное мохнатое существо.
Камень беззвучно лёг на место, накрыв могилу.
…Молли стояла, положив ладонь на холодную поверхность монолита.
Зачем они притащили меня сюда? Я не виновата! Это не я! Я тут ни при чём! Я ни про что подобное вообще не слыхала!
…Но почему здесь нет снега?!
Молли постояла ещё. Молчит холодный камень, молчат закопчённые трубы. Вокруг жуткая тишина, мёртвые смотрят на неё из–под земли, но она запрещает себе видеть и сознавать, что же именно их убило. Может, просто случился пожар! При чём тут Королевство?!
Она оглянулась — Волку и Всеслава едва можно было заметить на самом краю леса. Несмотря на то что они, похоже, нарочно подались вперёд, чтобы Молли не потеряла их из вида.
«Я могу возвращаться?» — безмолвно спросила она у них.
Ответа не последовало.
Молли в последний раз бросила взгляд на сожжённую деревню — это не я! Не я! Я тут ничего не жгла! Я никого не убивала! Я ни о чём не знаю!
Медведь и волк встретили её на прежнем месте.
«Ну что, увидела?» — говорили их взгляды.
— Увидела! — проглотив комок в горле, отрезала Молли. Как бы то ни было, она — дочь Королевства и верноподданная Её Величества! — Ну и что? Что сказать–то хотели?
Волка глухо заворчала, оскалилась. Медведь как–то неловко переступил с лапы на лапу, резко вздёрнул голову, словно заметив что–то за плечами Молли.
Она невольно обернулась — и увидела целую и невредимую деревню под серым осенним небом, посреди круга убранных полей. От края леса к деревне быстро шагала длинная цепь егерей, карабины и винтовки наперевес, локомобиль тянет тяжёлое орудие прямо по пашне, замирает, и из орудийного дула вырывается сноп огня и дыма.
Облако взрыва бесшумно вспухает на окраине, разнося несколько соседних домов.
— Нет–нет–нет, не хочу! — замахала руками Молли, отворачиваясь.
Видение послушно исчезло.
Медведь шагнул к ней, взглянул прямо в глаза.
«От этого не скроешься, Молли Блэкуотер», — казалось, говорил он.
Молли растерянно молчала.
С востока, от великого моря, ветер гнал тучные стада тёмных облаков, небо быстро заволакивалось, солнечный свет померк. Полетели первые снежинки, и Молли быстро обернулась — посмотреть, как они станут таять, доказав тем самым правильность её догадки.
Над лесом, над пустым пространством с торчащими грязно–белыми мёртвыми пальцами печных труб пронёсся тяжкий, скорбный вздох, словно ветер в сухих ветвях, над отмершими по осени стеблями.
От дальней части леса на то, что было деревней, наползало словно туманное облако; снег валил всё гуще и гуще с каждой минутой, поглощая трубы, застывая маленькими серебристыми лужицами на земле, словно норовя прикрыть собой пугающую наготу мёртвых полей.
Однако туман был с этим явно не согласен. Он двигался, настойчиво наползал на остатки деревни, и — удивительное дело — по обе стороны от него вздымались лёгкие струи снега, словно кто–то заботливо то ли сдувал, то ли сметал его свежие покровы с убитой земли.
«Чтобы помнили», — почудились Молли слова Всеслава, но нет, медведь даже не смотрел на неё, они с Волкой вдруг низко–низко склонили головы, совсем не по–звериному припадая к земле, что не могло быть ничем, кроме поклона.
Туман наползал, снег скрывал всё вокруг, и Молли вдруг ощутила, как Волка дёрнула её за полу.
Вервольфа настойчиво потянула прочь. Медведь Всеслав тоже поднялся, встряхнулся, вдруг оказался рядом.
Забирайся в седло, яснее ясного говорил его взгляд.
Господи, ну где же эта кошка?! Где её тут искать?
— Ди! Диана! — вновь, как и у дома Предславы, позвала Молли, и вновь кошка, как ни странно, возникла словно ниоткуда.
С прежним невозмутимым видом.
Волка зарычала глухо и раздражённо. Мол, хватит тянуть, копуша. Даже щёлкнула зубами, когда Молли попыталась вновь глянуть через плечо.
Медведь отрицательно помотал круглой головой.
Вновь спрятав за пазухой весьма довольную (правда, невесть почему) кошку, охая при каждом движении, Молли вскарабкалась на медвежью спину. Вскоре они вновь уже мчались сквозь сгущающийся снег, валивший так, что Молли едва могла различить пару круглых ушей своего «скакуна».
