мне.
Впрочем, не все ваши друзья желают принимать действительность. Часть могучей некогда гвардии Терции, ее лучших сынов, нарушили клятвы, данные дому Айзенэрцев! Капитаны гвардии Фило Шульц и Астор Бреннер, управительница Дайана Юнг, механикер Ванек Пройсс и наемник Марв Актоль мною, Мацеем Айзенэрцем, первым своего имени, приговариваются к смерти за предательство, ровно как и все, кто к ним примкнул. Военные силы нашего сюзерена, графа Шталя, под командованием наследника Дельты Фабиана Шталя, помогут восстановить справедливость. Всем, кто хочет присоединиться к делу правды и закона, стоит прибыть…'
В каждом предложении, в каждом слове, да что там, в каждой букве я чувствовал руку Фабиана Шталя — ну не мог я представить, что это заявление написал придурок Мацей, да еще и так быстро. Вот же сволочи… Кого они надеялись обмануть? Терцианцев? Тем наплевать на все, что не мешает их мирной жизни, и умирать за интересы своего молодого лорда они добровольно не пойдут. Ключевое слово — добровольно… Еще и мне смертный приговор подписал, ублюдок.
Военное положение, значит. Бои у города, осада замка, казни предателей, битвы за Терцию. Я прекрасно понимал, на чью сторону меня могли поставить умы терцианцев, и, пусть видят боги, мне это не нравилось. Оставался лишь один выход — бежать. Прости меня, Энн…
Мне было стыдно. Не помню, когда в последний раз я ощущал себя настолько противным. Я бежал, бежал как крыса с корабля, наплевав на все свои обещания, на ожидания Энн, на все, что меня хоть как-то удерживало в Терции. Я выпотрошил один из своих тайников, после чего, бросив к северу от города мотороллер и заночевав на заброшенной ферме в лесу, пешком направился к границе с северными холмами, прикидывая в уме пути обхода пограничных застав. В том, что стараниями Мацея или Фабиана — кто там сейчас на самом деле управлял Терцией — я уже был объявлен в розыск, сомнений не оставалось. Впрочем, погоню за мной выслать были не должны — битва за замок отвлекла бы кого угодно от наблюдения за моей не самой приятной физиономией. Руководствуясь этими соображениями, я решил заскочить напоследок в трактир.
Какая ирония… Первым местом, которое я посетил в Терции, был как раз этот трактир с невежей-барменом и комнатами крайне странного устройства. Последним местом станет он же. Забавно.
Внутри царила привычная тишина, только бармен стал еще более нервным, чем в прошлый раз. Как только я хлопнул дверью, он дернулся, потянувшись за лежащим под прилавком обрезом. Узнав меня, он процедил сквозь зубы:
— Тебе повезло, что приказ издал городской полудурок Шталь с малолетним идиотом напару, а не милорд. В противном случае ты был бы уже мертв.
— Значит, сегодня мой день рождения, — фыркнул я и подошел к барной стойке. — Налей мне немного кагэ и выдай пару сэндвичей.
— Я сказал, тебе повезло, что тебя не убили, а не что тебе здесь рады, — руки бармена вновь поползли под прилавок. Закатив глаза, я достал из кармана несколько монет (куда больше, чем стоил сей неприхотливый завтрак), бросил их на стойку. Бармен, которого, судя по неведомо откуда появившемуся бейджу, звали Кипп, покачал головой. Видно было, как жадность в его голове борется с инстинктом самосохранения. Впрочем, я довольно хорошо знал эту породу людей. Блеск монет мог затмить все что угодно.
В конце концов, Кипп наконец сдался и, отвернувшись, принялся колдовать над аппаратом для варки кагэ. Сэндвичи греть мне он, разумеется, даже и не намеревался.
Об Энн, оставшейся одной во всей этой заварушке, я старался не думать. Не думать, не вспоминать ту ночь, не грустить. Главное — не думать о ерунде. Это принцип выживания. За мной объявлена охота, вот-вот начнется полномасштабная война, по дорогам начнут ездить патрули, и при всем при этом я должен еще думать о какой-то знатной девчонке, спрятанной за спинами многочисленной охраны и знатностью своей фамилии⁈ Она же обо мне бы не подумала, если бы…
Если бы… Я отпил немного кагэ и прикрыл глаза. До сознания начинали доходить мысли, что все пришедшее мне чуть ранее в голову — лишь жалкие отговорки. Разум боролся с чувствами. Он говорил, что заброшенная хижина в горах — лучший вариант, а пару лет тишины и забвения вкупе с отращенной бородой и волосами помогут мне спокойно дожить остаток дней, не оглядываясь на каждом шагу. Чувства же…
Чувства были глупые. Они требовали от меня, чтобы я поднялся и изо всех сил помчался в город, схватил за руку мою дорогую девочку и улетел бы с ней на флайере в красивое место, куда-нибудь на берег моря, где мы бы сидели в обнимку и наблюдали за прибоем. Глупые чувства, глупые.
Где-то вдалеке раздался взрыв, такой мощный, что зазвенели стоящие стаканы. Потом еще один, и еще. Кипп вздохнул:
— Началось…
Я тоже понял это. Войска Шталей перешли в наступление. Что там по правилам военного дела? Они обложат замок и начнут сравнивать его с землей с помощью артиллерии, которой не было ни у одной и у другой стороны. Чем же тогда стреляют? Хм… Сделав последний глоток кагэ, я положил свои вещи (даже оружие — уж слишком не хотелось мне лишний раз нервировать Киппа) на барную стойку и направился в сторону санузла. Едва закрыв дверь, я услышал громкий голос:
— Где наемник⁈
Это еще кто… Пожалев, что не взял с собой хотя бы револьвер, я выглянул из-за двери. Одного взгляда на пришедших гостей хватило, чтобы понять, кто пришел по мою душу. Незаметно прошмыгнув в темный коридор, ведущий к хозяйственным помещениям, я оказался на небольшой кухоньке, где руководила всем полная женщина, похожая на тролля из сказок, судя по всему, жена трактирщика. Она попыталась было закричать, но я схватил поварской нож и велел ей заткнуться. Меня искали, и времени на сантименты не было. Черт…
Я бросил быстрый взгляд в щелку. Двое наемников отправились обшаривать жилые помещения, а один, оглядев зал, направился на кухню. Прошипев кухарке, чтобы она спряталась под стол, я встал за дверью, взявшись поудобнее за нож. Услышав шаги, я задержал дыхание. Наемник оказался идиотом — сначала в открывшейся двери показался ствол пистолета-пулемета, и лишь потом медленно принялся заходить его хозяин. Бестолочь. Пока придурок разглядывал забившуюся под стол кухарку, я резко захлопнул за его спиной дверь и, напрыгнув ему на спину, принялся часто-часто бить ножом