Но стоит изменить условия совсем на чуть-чуть — например, недосолить воду или повысить температуру — и никаких кристаллов не образуется вовсе! Возразить на это было нечего, даже если бы мы и хотели возразить.
А он продолжал, что все живое — это просто более сложный «кристалл», не более того. И заметьте: все животные, начиная от ящеров и кончая нами с вами — все имеет близкую структуру: голова, четыре конечности, хвост (хотя бы рудиментарный), два глаза, два уха, рот, пищевод, желудок, кишечник… А отличия? Да не больше, чем между кристаллами соли и алмазами!
А все букашки — о шести ногах, а все рыбы — … и пошло-поехало! Все это разные «кристаллы»!
Нас всех это тогда потрясло. За Лёвой быстро закрепилось прозвище — Лев Биопольский.
И вот сидим мы с Лёвой за стойкой какого-то новомодного московского бара. Мы с ним встречаемся каждый раз, когда я приезжаю с «ридной Калифорнщины» на свою историческую, и я бы даже сказал, «биологическую» родину. Как никак, мы с ним проучились в одной школе все десять лет, а потом продолжали дружить, учась в ВУЗах, ходили в Консерваторию, на футбол, потом дружили семьями до самого моего отбытия за кордон.
Итак, сидим мы с Лёвой, чешем языками на околонаучные темы, попивая «маргариту». Он к этому напитку пристрастился во время визитов ко мне в Америку. Я бы, честно говоря, предпочел обычной водочки с селедочкой, но новорусские баре пьют в баре текилы да коньяки разных сортов, а если и водку, то уж без селедки… Нет, я не против текилы, я ее люблю, особенно самую простую — этакий мексиканский «сучок». Но в России пить текилу…
Конечно же, наш разговор неизбежно «свалился» в кювет теории возникновения жизни, откуда без посторонней помощи уже не вырваться на «проезжую часть» обычной тематики. Библейски креационизм мы даже и не затрагивали — слишком уж наивно. Хотя никто из нас не отрицал возможность наличия какого-то закона природы, эквивалентного «Святому Духу». Мы отрицали лишь возможность Божественного управления жизнью людей, а тем более наличие божественных папы с сыном, сидящих на облаке, свесивши ножки.
Сначала, как всегда, у нас речь зашла о теории академика Опарина. Это он придумал «мировой бульон» — некий океан в котором плавали молекулы аминокислот и эдак самопроизвольно соединялись, пока не досоединялись до уровня простейших организмов. А потом, мол, дарвиновская эволюция — и дело в шляпе: vu a la, как говорят французы, — появилась жизнь! Хорошо, допустим, биополе создает условия для появления Опаринского «бульона». Но как же добраться от этого бульона до человека? Да что там до человека — до малой козявки! Эволюция?! А как же объяснить, что существует столько независимых и явно не друг от друга произошедших видов животных, у которых заведомо не могло быть общего пращура? А в то же время их устройство столь аналогично.
Ну, хорошо — эволюция, но где же хоть какие-нибудь следы от нее? Ведь археологи нашли массу разных ископаемых костей, но среди них нет ничего, что подтверждало бы эволюционную теорию! Никаких промежуточных форм: сначала разных видов ящеры, будто выпрыгнувшие на Землю, как джинны из бутылки, а потом после неведомого вселенского катаклизма столь же внезапно появившиеся всевозможные современные животные. Ведь даже связи между человеком и обезьяной не нашли! А все эти неандертальцы… По ним не поймешь даже, человек произошел от обезьяны или наоборот!
Уж даже библейская версия одномоментного создания всего живого и то представляется более правдоподобной! К тому же она не требует никаких материальных доказательств: хочешь — верь, не хочешь — отойди в сторонку и не мешайся под ногами. Но «теория бульона» с последующим Дарвиновским развитием вообще ни в какие ворота не лезет!
И вообще, что за хипеш поднимают эти два лагеря — креационистов и дарвинистов? Это же совершенно разные категории понятий! Одни утверждают, что жизнь создал Годподь-Бог, а другие, в принципе, им даже и не возражают, а лишь объясняют, как меняется жизнь с изменением условий обитания. Так что, как говорят в Одессе, «мухи отдельно, а котлеты отдельно».
Теория же катаклизмов, которую предложил палеонтолог Жорж Кювье, объясняет лишь, исчезновение, а не появление тех или иных форм жизни. Были ящеры, что-то произошло, допустим какая-нибудь шальная комета звезданула по нашей матушке-Земле, и ящеры приказали долго жить. Но как же после исчезновения динозавров-птеродактилей и примкнувших к ним ихтиозавров на Земле вдруг откуда ни возьмись, без всякого «бульона» (да хоть бы и из бульона!) появились современное зверье, рыбы, птицы и насекомые?
Долгое сидение за стойкой бара, обилие выпитого и чересчур «умственные» разговоры вскоре привели к тому, что Лёва, извинившись, отлучился по малой нужде.
Я от нечего делать, оглядел зал. У меня, как я уже говорил, есть одна особенность, впрочем, наверное, присущая большинству мужчин. Я как-то невзначай, каким-то боковым зрением всегда отмечаю молодых и красивых женщин. Нет, я совсем не люблю «Барби». Мне нравится, когда в женщине, в первую очередь, видна личность, хотя — сознаюсь — на «крокодилов» и на «коров» мой взгляд «не ложится» при любом их интеллектуальном уровне.
Так и в этот раз, я еще давно приметил девушку, сидевшую, накинув ногу на ногу, в одиночестве за одним из столиков. Во времена моей молодости, нравы были очень суровы, и присутствие одинокой женщины в питейном заведении было бы просто непристойным. Эта же сидела одна, слегка отклонившись назад, будто выставив напоказ свои — нужно признать — красивые ноги. В то же время в ней не было ничего вульгарного.
Встретив мой пробегавший по залу взгляд, она поднялась со своего места и направилась к стойке бара в моем направлении. Она подошла и села на свободный высокий стул рядом со стойкой по соседству со мной. «У вас здесь свободно?» — нелепо спросила она, хотя за стойкой было полно свободных мест, а к тому же она уже еще до вопроса водрузила себя на стул! Это мне напомнило ситуацию с карикатуры Ленгрена, на которой было изображено кафе со свободными столиками, где за одним из них сидела девушка, а к ней подошел молодой человек и задал тот же вопрос, что и нынешняя Незнакомка.
Я, сознаюсь, не люблю случайных знакомств вообще, а тем более, что был понаслышан о бурном расцвете проституции в бывшей «столице мира», а ныне просто «сердце всей России». Однако я по-американски доброжелательно пробормотал: «Нет, нет, пожалуйста! Будет очень приятно». Она представилась, но имя ее, исчезло из моего сознания даже раньше, чем я попытался его запомнить.
Могу сказать, что мне польстило, что такая девушка хоть в каком-то смысле заинтересовалась мною. Однако в голове мелькнула мысль: «Не обольщайся. Просто деньги не пахнут…»
Девушка оказалась даже еще более привлекательной, чем показалась с первого взгляда. Можно было даже сказать, что она была обворожительна. Глаза ее светились определенным интеллектом, излучая женский магнетизм. «Видимо, правда, московская проституция достигла мировых высот!» — подумал я. Тем не менее, я настороженно поёрзав на своем стуле, сдвинулся в сторону стула Льва, отдалившись чуточку от Незнакомки.
А вот вернулся и Лев. Он всегда казался мне идеалом мужской красоты: высокий, широкоплечий, с лицом, на котором всегда светилась добрая улыбка, подсвеченная рядом ровнехоньких, никогда не леченых белоснежных зубов. А чего стоила одна шевелюра, сохранившая свою девственную густоту со школьных времен? Словом, куда там всем этим пресловутым шварценеггерам!
Незнакомка, подсевшая ко мне, сразу, улыбнувшись своей белозубой улыбкой, кивнула Льву, на что он ответил таким же кивком. У меня отлегло от сердца — не люблю я этих штучек с пляжно-ресторанными знакомствами — она, видимо, имела целью «захомутать» Льва! Хотя в то же время остался и горьковатый осадок: мужскому самолюбию польстило, что на меня обратила красивая молодая женщина, пусть даже и явно проститутка. Но оказывается, она «охотилась на львов»!
Вообще-то я по натуре «мамонт-однолюб», мне, кроме жены, никто не нужен, хотя — кто знает! — наверное, и меня, как и всякого мужика, можно утащить в постель при желании. Но про себя не знаю, не пробовал. Видимо, из страха «согрешить» я и стараюсь пресечь всякие женские поползновения на самой ранней стадии — видимо, просто боюсь соблазнов и своей неспособности противостоять им. Но на этот раз все оказалось о'кэй. И поэтому Незнакомка — как субъект безопасный — мне даже еще больше понравилась.
Лев, известный бонвиван и ловелас, игриво поглядел на «мою девушку» и с обычной его развязностью сказал: «Ба! Какое чудо природы приземлилось рядом с тобой! После этого я, пожалуй, уверую в божественное происхождение человека! Ведь не может же такая красавица произойти из протеинового бульона!» На это он совершенно неожиданно получил от Незнакомки ответ, который, как хорошая оплеуха, едва не сбросил его со стула: «Мне тоже не по вкусу Опаринская теория, хотя и происхождение от Евы, которая была создана из ребра самовлюбленного Адама, меня тоже не прельщает!»
