Стадо подвигалось медленно: молодые зубры устали от длинного перехода, старые соблюдали привычную осторожность. Уламры быстро догнали зубров. Другие животные также хотели достигнуть водопоя раньше их: видно было, как стремительно неслись вперед стада легких сайг, муфлонов, ослов. Наперерез им скакал табун лошадей. Многие животные уже добрались до перевала.
Нао и его спутники значительно опередили зубров и взобрались на вершину холма, когда зубры только-только достигли его подножия. Это должно было позволить уламрам не спеша утолить жажду.
Перевалив через гребень холма, Нао, Нам и Гав зашагали еще быстрей. Вода уже была видна отсюда. Это было небольшое озеро, окруженное со всех сторон грядой скал; узкая коса земли полуостровом вдавалась в него. Справа оно низвергалось каскадом в глубокую пропасть. Доступ к озеру был возможен тремя путями: по реке, через перевал, которым прошли уламры, и через второй перевал, в скалистой гряде. В остальных местах озеро было окружено непроходимой базальтовой стеной.
Воины приветствовали воду радостными криками. У водопоя уже столпились хрупкие сайги, маленькие коренастые лошадки, тонконогие онагры, бородатые муфлоны, робкие косули и старый сохатый, на лбу которого выросло как будто целое дерево. Только свирепый вепрь, гордый сознанием своей силы, пил воду спокойно. Все остальные звери утоляли жажду, насторожив уши, с бегающими глазами; они часто вздрагивали и недоверчиво поднимали морды, каждое мгновение готовые спасаться бегством. «Слабые должны жить в постоянном страхе», гласил закон первобытной жизни.
Вдруг, словно по команде, все морды повернулись в одну сторону, и еще через мгновение лошади, онагры, сайги, косули, муфлоны и сохатый беспорядочной толпой понеслись к западному перевалу. Один вепрь остался на месте, беспокойно вращая налитыми кровью глазами. Появилась стая свирепых лесных волков. Нао, Нам и Гав держали наготове рогатины и дротики, а вепрь воинственно оскалил свои клыки и угрожающе захрюкал.
Волки осмотрели врагов и, признав их опасными, предпочли броситься в погоню за бежавшими животными.
После ухода волков на водопое наступила тишина, и уламры, вволю напившись свежей холодной воды, стали держать совет.
Уже надвигались сумерки. Солнце спряталось за базальтовой стеной. Нечего было и думать продолжать путь в темноте. Где остановиться на ночлег?
— Идут зубры! — сказал Нао, заслышав вдали шум.
Вдруг он повернул голову в сторону западного перевала. Трое воинов насторожили слух, затем легли на землю.
— Оттуда идут не зубры, — прошептал Гав. Нао ответил:
— Это мамонты.
Охотники поспешно осмотрели местность: река текла между базальтовым холмом и отвесным утесом из красного порфира. Узкий выступ, спиралью опоясывающий утес, позволял, однако, без особенного труда достигнуть его вершины.
Нам первым заметил пещеру на вершине утеса. Она была низкой и небольшой. Однако уламры не сразу проникли в нее: сначала они пристально вглядывались в ее глубину, затем Нао, пригнув голову к земле и втягивая в ноздри запахи, пополз в отверстие впереди своих спутников.
Пол пещеры был устлан костями, обрывками шкур, оленьими рогами, челюстями каких-то животных. Все это свидетельствовало, что хозяин пещеры был грозным и опасным хищником. Нао еще раз внюхался в запахи пещеры и уверенно сказал:
— Это пещера серого медведя. Она пустует уже целую луну.
Нам и Гав не сталкивались до сих пор с этим громадным хищником; уламры кочевали обычно по местам, где водились тигры, львы, зубры, даже мамонты, но серый медведь был редким гостем. Нао же видел его во время своих странствий. Он знал, что серый медведь смел и не уступает в силе льву-великану, а в жестокости — носорогу.
Почему пустовала пещера, Нао не знал: медведь мог найти себе новую берлогу, перекочевать на короткое время в другое место, наконец, мог погибнуть в схватке с другим хищником или при переправе через реку; но так или иначе, Нао не сомневался, что этой ночью хозяин не вернется, и решил занять берлогу.
Пока длился осмотр пещеры, у водопоя поднялся страшный шум: то пришли зубры. Их могучий рев будил звонкое эхо и разносил по всему озеру.
Нао не мог удержать дрожи, прислушиваясь к реву зубров. Человек редко отваживался охотиться на этих великанов. Зубры сознавали свою силу и не боялись даже самых крупных хищников, которые осмеливались нападать только на ослабевших или отбившихся от стада животных.
В это время новая волна звуков ворвалась в шум, поднятый зубрами. Этот крик был слабее рева зубров, и тем не менее он возвещал приближение самых сильных из живых существ, живущих на земле.
В это время мамонт был непобедимым и полновластным хозяином суши. Его огромная туша заставляла держаться в почтительном отдалении тигров и львов, отпугивала серого медведя; еще долгие тысячелетия должны были пройти, прежде чем человек осмелился померяться с ним силами; один лишь носорог, слепой и глухой в своей ярости, не боялся нападать на него.
Мамонты были подвижными, гибкими, неутомимыми, сообразительными и памятливыми. Хобот служил им, как человеку руки, страшные бивни были сильнейшим оружием на земле.
Случилось так, что вожаки мамонтов и зубров одновременно подошли к водопою. Мамонты, привыкшие к тому, что им везде уступают дорогу, пожелали пройти первыми. Обычно в таких случаях бизоны и зубры отступали. Но иногда, избалованные уступчивостью всех прочих травоядных, зубры приходили в бешенство, особенно когда вожаки их плохо знали мамонтов.
Восемь передовых зубров были огромными самцами — крупнейший из них был ростом с носорога. Томимые сильной жаждой, они не склонны были проявлять уступчивость. Увидев, что мамонты собираются первыми пройти к водопою, они угрожающе подняли головы и издали протяжный боевой крик.
За вожаками мамонтов длинной лентой вытянулось многоголовое стадо.
Трое уламров вышли из пещеры. Сознание первобытного человека было еще темным, мысли смутными, запас слов ничтожным, но величественное и дикое зрелище, представшее перед глазами уламров, исполнило их благоговейным трепетом.
Спокойные и невозмутимые мамонты преграждали путь зубрам. Маленькие подвижные глаза вожаков неотрывно следили за ними.
Восемь горбатых зубров, с налитыми кровью глазами, яростно потряхивали жирной, грязной и тяжелой гривой и наклоняли к земле острые, расходящиеся в стороны рога. Инстинктивно они сознавали грозную силу врага, но нетерпеливый рев сгрудившегося за их спинами стада зажигал в них воинственный задор.
Внезапно самый рослый зубр — вожак всего стада, — еще ниже пригнув к земле морду и сверкающие рога, бросился на ближайшего мамонта. Сила натиска и внезапность нападения были таковы, что мамонт зашатался и упал на колени. Зубр со свойственным его породе упорством продолжал нападать; его острые рога наносили мамонту удар за ударом; он спешил использовать свое преимущество: поверженный на колени мамонт мог отбиваться только хоботом.
В этой страшной схватке великанов зубр был воплощением слепого бешенства. Пена выступила на его губах, налитые кровью глаза сверкали, как угли. Он весь дрожал от чудовищного напряжения. Упорно и непрерывно зубр бил противника рогами, стремясь опрокинуть его на бок, чтобы добраться до брюха, где кожа не была такой толстой. Тогда он вышел бы победителем из схватки.
Мамонт понимал это. Напрягая все силы, он старался не дать повалить себя на бок. Одним рывком он мог снова стать на ноги, но для этого нужно было, чтобы зубр хоть на мгновение перестал наскакивать на него.
Неожиданное нападение сначала озадачило остальных вожаков. Четыре мамонта и семь зубров стояли друг против друга в грозной неподвижности. Ни один не пытался вмешиваться в схватку. Потом мамонты стали проявлять признаки нетерпения.
Самый высокий с громким сопением шевельнул перепончатыми ушами, похожими на гигантских летучих мышей, и сделал шаг вперед. В это мгновение мамонт, на которого нападал зубр, нанес страшный удар хоботом по ногам своего противника. Тот, в свою очередь, зашатался. Мамонт воспользовался передышкой, чтобы подняться на ноги. Два огромных зверя снова стояли друг против друга. Бешенство безраздельно овладело мамонтом. Подняв кверху хобот, он издал трубный звук и кинулся на своего противника. Изогнутые бивни его подбросили зубра в воздух, а затем швырнули на землю с такой силой, что у того затрещали кости. Не дав зубру придти в себя, мамонт вонзил ему бивни в брюхо и затоптал его чудовищными ножищами; кровь фонтаном хлынула из раздавленных внутренностей зубра.
Рев побежденного не был слышен в поднявшемся шуме: семь зубров и пять мамонтов ринулись друг на друга. Волнение овладело и стадами — глухой рев зубров слился с пронзительными криками мамонтов; бешенство и ярость привели в движение могучие туловища, страшные бивни, грозные рога и гибкие хоботы.
