– Что за карикатура? – прохрюкал Палваныч.
– Сами вы карикатура, – сказал парень.
– Разговорчики, рядовой, – буркнул прапорщик и обиженно засопел.
– Пауль, не задавай лишних вопросов, – величественно попросила Хельга Страхолюдлих.
Дубовых не мог не послушаться боевой подруги.
Тем временем Тилль сориентировался, выбрал нужную стену, сел перед ней и как бы ушел в себя.
– Кхе-кхе, – не выдержал Палваныч. – Был у нас в полку капитан Барсученко, тонкой души человек и в то же время сволочь. Так он тоже, бывало, сядет в позу «ноги калачиком, рыло кирпичом» и сидит несколько часов. Йогой-хренегой занимается. А все дела побоку…
– Очень поучительная история, дражайший Пауль, – медленно и спокойно проговорил Всезнайгель. – Только я делом занимаюсь.
И колдун снова замолчал.
– Товарищ прапорщик, не отвлекайте его, пожалуйста, – прошептал Коля.
– Ну, ладно, молчу. И что дальше?
– А дальше, – сказал Тилль, – цуг-цурюк! [10]
Стена вдруг вспыхнула, окрасилась в фиолетовое, по ней заструилась синяя рябь.
Колдун вскочил на ноги.
– Напоминаю, будет холодно, но это нестрашно. Осторожно на той стороне, не упадите. Все, за мной! – скомандовал он и шагнул прямиком в стену.
Палваныч не поверил собственным глазам – Всезнайгель изчез.
– Давайте, товарищ прапорщик! – сказал Лавочкин.
– Что?! Я в эту чертовщину не полезу! – отрезал Дубовых, пятясь.
– Мы теряем время! – отчаянно воскликнул Коля. – Сейчас проход закроется.
Графиня Страхолюдлих, не раздумывая, последовала за Тиллем.
– Хельгуленочек! – завопил прапорщик и сиганул в стену.
Только вот незадача – за мгновение фиолетовый блеск пропал, и Палваныч со всей дури врезался в стену.
Рядовой Лавочкин невольно рассмеялся.
– Чего ржешь, молокосос? – зло прокряхтел Дубовых, лежа на спине и растирая ушибленный лоб. – Руку дай.
Коля помог командиру.
– Ну? – промычал мужик. – Как мы теперь и что? А Хельга где?
– Не кричите, товарищ прапорщик, – спокойно сказал парень. – Сейчас все будет.
Лавочкин повернулся к нужной стене. «Смирить эмоции, – вспомнил он, заставляя себя дышать глубже и медленнее. – Сконцентрироваться. Почувствовать тепло, тяжесть и покой…»
– Цуг-цурюк! – провозгласил наконец Коля.
Стена вновь засветилась фиолетовым.
– Делайте выводы, Палваныч, – буркнул парень и растворился в сиянии.
– Тьфу, Хейердала ломоть! – выругался прапорщик.
В этот раз стена приняла его без шуточек.
Рядовой знал, что стена не сразу отпустит его в новую комнату. Плечи, ноги и спина будто прилипли к огромному студню. Потом сопротивление прекратилось, Коля сделал большой шаг вперед и удержал равновесие.
Зато Дубовых с непривычки рухнул на песок, подняв неслабое облако пыли.
– Ты не ушибся, Пауль? – Хельга склонилась над возлюбленным.
Коренастый коротышка лихо вскочил на ноги и подлетел к Лавочкину:
– Все разыгрываем старшего по званию, да? Почему не предупредил об эффекте жвачки липучечной?
– Жвачки липучечной? – переспросил Тилль. – Красиво изъясняется.
– Нас же Всезнайгель предупредил, – начал оправдываться Коля.
– Хватит! – громко сказала Страхолюдлих. – Вы находитесь у меня дома, и я прошу здесь не ссориться.
Палваныч осмотрелся и узнал зал. Это была многократно увеличенная копия шестистенной комнаты. Здесь жил циклоп Гроссмалыш, пока прапорщик не освободил его из заточения. Нужно ли говорить, что над огромным подземельем стоял замок графини?
– Так мы в Вальденрайхе?! – сипло прошептал Дубовых.
– Воистину, – подтвердила Хельга.
– Умиляюсь я вам, Пауль, – усмехнулся Всезнайгель. – Вы не первый день в нашем мире, вон, даже черта приручить сподобились, а все равно в магию не верите.
– А ты поработай с мое на армейском складе, сам перестанешь во что бы то ни было верить, – огрызнулся прапорщик.
– Хм, а я слышал, как раз кладовщики и есть самые талантливые и всемогущие кудесники, – отпарировал колдун.
– Прошу наверх, – пригласила Хельга и пошла к винтовой лестнице.
Подъем и блуждание по темному лабиринту ни Хельге, ни Палванычу, ни Коле не были в новинку. А Всезнайгель сохранял полное спокойствие. Он так увлеченно размышлял о чем-то своем, что, даже выбравшись в коридор замка, не заметил здоровенного мохнатого паука, сидевшего на плече, подобно черному эполету.
Графиня Страхолюдлих невозмутимо взяла паука тонкими пальцами за лапку и выпустила обратно в лабиринт.
Лавочкин ткнул пальцем в картину, висящую напротив входа в подземелье:
– А я в первый раз и не понял, что это полотно про тот самый бой, когда отряд Иоганна Всезнайгеля отвоевал у Дункельонкеля Барабан Власти.
Тилль очнулся от раздумий:
– Ах, действительно, вот и брата нарисовали!
– Картина стоила мне огромных денег, – проворчала Хельга. – Ни один художник не хотел работать для опальной аристократки. Никому не пожелаю оказаться среди проигравших.
Палваныч показал на непропорционально большую смоляную фигуру главного врага Вальденрайха.
– Это Дункельонкель? А какого рожна он черный? Я ж его видел. Старичок в белом. Или, типа, художник так чувствует?
– Нет, Пауль. – Хельга улыбнулась. – В те годы Дункельонкель действительно предпочитал темные оттенки. Пойдемте в покои.
Замок Страхолюдлих не производил впечатления заброшенного, хотя хозяйка отсутствовала долго. Слуги ухаживали за комнатами, на кухне нашелся сносный обед.
– Вот, рядовой, учись местной дисциплине, – изрек довольно чавкающий Палваныч. – А вас, солдат малолетних, оставь на пять минут, а вы и рады имущество портить и ценности воровать!
– Графиня, мне необходимо срочно отбыть во дворец, – сказал Всезнайгель, быстро расправившись с едой. – Надеюсь, у вас найдется лошадь. А вас всех я приглашаю к себе домой. Хайнц вас примет.
Хельга без лишних вопросов распорядилась дать придворному колдуну коня, и Тилль отбыл.
Чуть позже полудня Тилль прибыл в столицу Вальденрайха. Как выяснилось, Стольноштадт также подвергся воздушному нападению. Правда, ему повезло больше, чем Трахтенбургу. На город скинули пять огненных бомб. Разрушения были впечатляющими, но ни королевский дворец, ни дом Всезнайгеля не пострадали.
Колдун заехал домой, узнал у своего помощника последние новости и отправился к своему работодателю Генриху Вальденрайхскому.
Монарх принял Тилля в почивальне – вчерашняя бомбежка изрядно его расстроила. Всезнайгель смотрел на короля и видел в капризном обрюзгшем лице следы былой мужской красоты. Стапятидесятидвухлетний колдун помнил Генриха молодым, полным сил правителем. Подавив невольный вздох, Тилль начал отчет:
– Ваше высочество, у меня много новостей, многие из них вы, вероятно, уже слышали.
– Еще как слышал, господин придворный колдун, – издевательским фальцетом проговорил король. – Пять новостей вчера буквально упали нам на голову. А ты, вероятно, где-то загорал вместо того, чтобы защитить Стольноштадт.
– Увы, ваше величество, я в тот момент не загорал, а находился под бомбежкой в столице Труппенплаца, – сдержанно сказал Всезнайгель. – И должен вас огорчить: Трахтенбург почти полностью разрушен. Атака с воздуха была фактически неотразима. Без должной подготовки ни я, ни кто-либо другой не смог бы отбить такой массированный обстрел. Война началась, Дункельонкель сделал первые ходы.
– Ладно, ладно… Бедный циркач… Как он теперь?.. – Генрих принялся массировать виски. – Но что ты, дьявол тебя забери, делал в Труппенплаце?
– Я дрался с Дункельонкелем.
– Вот как?!
Король разом забыл о головной боли.
– Да. И помогал мне барон Николас Могучий, – сказал колдун. – Да-да, ваше величество, он вернулся. И с ним вернулся Пауль, известный как Повелитель Тьмы. Он теперь на нашей стороне и уже не раз доказал свою преданность.
Тилль нес ахинею про прапорщика, внутренне кривясь, но понимая, что иные слова до монарха не дойдут.
