— Ого, какая привилегия сразу, — восхитился Славка и тут же ехидно осведомился: — Это ты мне по блату такие льготные условия предлагаешь?
— Между прочим, в этом веке на Руси не только простые крестьяне, но и дружинники, да даже бояре всегда вольны были в выборе своего князя. И поменять его тоже беспрепятственно могли. Не понравился — развернулись и ушли к другому. Так что никакого блата, обычная практика. Только ты мне пообещай, что вначале в глаза все выскажешь. Вдруг ты ошибаешься. Подумаешь, что я одного добиваюсь, а я совсем другого хочу.
— Ну, это я могу пообещать, — мрачно буркнул Славка.
— Что же касается стукача, то это ты тоже напрасно ляпнул. Мне имена не нужны, ты их сам повыгоняешь, когда я тебя начальником над всеми поставлю или, как здесь говорят, тысяцким.
— Ух ты, — качнул головой мгновенно смягчившийся будущий начальник. — Командиром полка, стало быть, назначаешь.
— Бери выше, — улыбнулся Константин. — Министром обороны. Только сделаем мы так. После того как ты месячишко в рядовых покрутишься, назначу тебя десятником. И тут уж ты не зевай, отбирай к себе под начало тех, кто позже и сотни, и тысячи возглавить сможет. Преданность преданностью, но смышленость человека, пожалуй, поважнее будет. Услужливый дурак, знаешь ли, может такой вред принести, какого и от врага не получишь. Мне бездари не нужны, тем более что я сам во многих вопросах абсолютный профан. А раз так, то единственная верная возможность продержаться у руля, чтобы княжеское кресло подо мною не закачалось, так это окружить себя профессионалами высшей пробы. Да чтоб в каждом деле не один человек был, а хотя бы два-три. Знаешь, как в футболе. Чтоб на любую позицию всегда запасной был, если основной игрок вдруг травму получит.
— Разумно, — согласился Вячеслав. — Дальше я в сотники, а их в десятники всех, так?
— Точно, — подтвердил Константин. — Ну а потом ты в тысяцкие, своих первых — в сотники, а всю сотню — в десятники. И дальше муштруешь.
— А дальше-то зачем? — не понял Вячеслав.
— А затем, чтобы каждый сотник твою тысячу вести мог. И не только твою, а любую. Да не одну, а две-три. Словом, сколько дадут.
— И откуда же ты возьмешь столько народу?
— А мужиков призывать будем и учить ратному делу. Чтобы, если половцы навалятся, так в каждой деревне на их десяток наш только один погиб бы. Сейчас же все наоборот, вот они и лазят по чужим огородам безбоязненно. А чего им опасаться-то? Пока князь с дружиной соберется, их уже ищи-свищи, как ветра в поле.
— А если в самой степи облаву сделать?
— Сил немерено надо. Так что не получится. К тому же, знаешь, лучше известное зло, нежели неизвестный ужас. Это я про татар, — тут же пояснил Константин свою мысль. — Не забудь, что через семь лет нас всех Калка ждет.
— А половцы при чем?
— Они первый, самый страшный удар татар выдержали. Кстати, где-то в районе Северного Кавказа.
— О господи, — застонал Вячеслав. — Неужели ты мне сейчас скажешь, что нам придется опять туда ехать?
— А ты сам как мыслишь, лучше у себя на земле драться и кучу народу положить или на чужой территории и малой кровью истребить гадов?
— Где-то я эту последнюю фразу слышал, и, по-моему, она сильно сказкой отдает, — не удержался, чтобы не сострить, Вячеслав. — Эдакой романтической, красивой, но несбыточной.
— До Великой Отечественной Сталин так народу обещал, — пояснил Константин, ничуть не смутившийся от такого сравнения.
— А на деле как вышло? — невинно поинтересовался Славка.
— Балда. Аналогии здесь неуместны. Он желаемое выдавал за действительное, а я нет. У нас ведь цель такая. И надо приложить все силы, чтобы она сбылась. Может, мы именно затем сюда и прибыли.
— Зачем это затем? — не понял Славка.
— А чтобы сказку сделать былью, — улыбнулся Константин.
— И это я слыхал, — пробормотал Славка вполголоса, но придираться больше не стал. — Ну ладно, кажись, я все понял, — сказал он и приподнялся с места, намереваясь уходить. — Пойду, пожалуй, выполнять твои мудрые указания. — И двинулся к двери, но был остановлен строгим голосом Константина:
— Куда это ты намылился? А у князя разрешения испросить?
— Тьфу ты, дьявольщина, — выругался Славка, но тем не менее послушно вернулся назад. — Одни же мы, чего издеваться-то попусту? Пользуешься властью, да?
— Вот дубина попалась, — возмутился в свою очередь Константин. — Точнее, две дубины, — тут же поправился он. — Одному химику-геологу гениальному семнадцатый год подавай с равенством и братством. Блин, сопля недоделанная, революционер хренов. А другому, хотя вроде бы и кадровый офицер, вдруг субординация обычная как-то сразу резко разонравилась. А еще присягу, поди, давал, нет?
— Я России в верности клялся, — совершенно серьезно сказал Славка.
— А это что, по-твоему, не Россия? Только название чуть-чуть изменено — Русь. А Рязанское княжество — это субъект будущей федерации.
— Которой еще нет, — вставил свои неизменные три копейки Вячеслав, но тут же получил отпор:
— И никогда не будет, если единственный кадровый офицер вместо создания новой армии будет изгаляться надо всеми попусту и продолжать не соблюдать элементарную воинскую дисциплину. И это объясняю ему я — простой гражданский шпак. Нет ну вы видели?!
Ароматные, истекающие свежей смолой бревенчатые стены утвердительно молчали, поддерживая своего владельца.
— Ты, между прочим, тоже офицер, — еще пытался побарахтаться Славка.
— Да, хотя и запаса. Только у меня задача потяжелее твоей, — запальчиво бросил Константин.
— Это как же так? — не понял Славка.
— А так. У тебя всех дел одна армия, а у меня побольше будет. Например, каменное строительство, потому что эта халупа, — он похлопал стену за собой, — помимо приятного аромата имеет еще одно замечательное качество. Она очень здорово полыхает. Монетный двор опять же, которого пока в природе нет. Типографию хорошо бы создать, если у нашего Эдисона мозгов на нее хватит. Торговлю расширить, контакты деловые установить, как с другими князьями, так и с соседними странами. А плюс к этому своевольство боярское, народное образование, медицина, законы и…
— Дозволь удалиться, княже? — вскочил с лавки, подобно оловянному солдатику, Славка и, прижав обе руки к груди, начал медленно пробираться к выходу, все время кивая, отбивая поклоны и бормоча: — Понял. Целиком и полностью осознал. Был неправ. Раскаиваюсь, — и уже у самой двери сказал просительно: — Пойду я, княже. Я и впрямь все понял, не дурак же абсолютный. Одну извилину, но имею. Задачу, поставленную тобой, я уже уяснил. А сейчас исчезну от греха подальше, а?
— От какого еще греха? — буркнул, остывая, Константин.
— Да боюсь, что ты опомнишься и еще что-нибудь мне всучишь, помимо армии, — быстро проговорил Вячеслав, уже исчезая за дверью.
— Фу-ух, — с шумом выдохнул воздух Константин и облегченно откинулся на спинку кресла. Оно было хоть и княжеское, но неудобное. Красиво изукрашенные подлокотники и витиеватая резьба по краю всей спинки не могли полностью перекрыть всех имеющихся и весьма существенных недостатков — слишком твердого сиденья, хоть и обшитого темно-красной парчой, а также очень неудобного его положения. Кресло вплотную примыкало спинкой к стене, оставляя слишком маленький проход между собой и столом. С больной ногой протискиваться было крайне неудобно, и Константин с куда как большим удовольствием оставался бы сидеть на обычной лавке, но такое было не по чину, стало быть, приходилось каждый раз кряхтеть и проклинать все и вся, пробираясь на свое законное княжеское место.
В дверь робко заглянул Епифан.
— Княже, — несмело окликнул он Константина, видя измученное его лицо и потому не решаясь напомнить о данном обещании.
— Вели на стол подавать, — распорядился князь, устало потирая виски. — А что до твоей сестры, то тут я… все обдумавши, — пришлось-таки ему покривить душой, — слово даю — самое большое через месяц будет она на свободе.
