Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля

Вандок вскочил и прошелся по комнате, в волнении ероша волосы.

— Не могу простить этого себе! Как это не пришло мне в голову!

— Не скромничайте, Вандок, — насмехаясь, отозвался Мильройс. — Вам это пришло в голову, но поздно, и вы не додумали мысль до конца. Но я продолжаю. Уезжая, я оставлял на станции Сама, которого успел полюбить как неглупого юношу. Его уже начало портить бродяжничество, и надо было направить его интересы по пути, более подходящему юноше, окончившему младшее отделение Дижана. Как-то я дал ему записку с формулой, чтобы по ней он приготовил раствор в лаборатории. Так он познакомился с почерком Лиз, потому что формула была записана ею. Но Сэм решил, что это мой почерк. Эго было мне на руку. Я старался привлечь его к науке. Данная мной книга о вирусах заинтересовала его, и моя цель была достигнута. Я уже уехал из Бирмы, а Сэм думал, что я лежу в лихорадке. Лиз писала Сэму записки будто бы от меня, а я уже пересекал на пароходе Тихий океан…

«Вот оно что, — подумал я, припоминая все детали моего пребывания на станции «змеиного профессора». Отлично это было все придумано. Будто профессор хворал, потом стал выздоравливать… Начал заниматься по ночам… Силуэт на занавеске был оень похож».

Вандок же не переставал вздыхать.

— Ах, ах! Ведь я так много думал о «змеином профессоре» и его племяннике…

Я прервал его причитания, показавшиеся мне притворными:

— Вы и мне надоели, Вандок. Отвечайте теперь мне. Почему вы преследуете профессора?

— Да еще скажите, Вандок, — добавил Мильройс, — кто направил вас следить за мною? Вы колеблетесь? Не стесняйтесь. Какие пустяки! Даю слово, что я щедро могу оплатить вашу откровенность… Ах, вы боитесь потерять место, если проболтаетесь? Тогда молчите и только кивайте вашей умной головой в знак согласия, если я сейчас начну говорить правду. Смотрите на вашего приятеля, Сэм. Итак, Вандок, вы посылали донесения о Мильройсе по адресу: «Эшуорф, почта, до востребования, С. С.». Верно?

Вандок кивнул головою, как статуя командора в опере Моцарта. Мильройс откашлялся, взял со стола принесенную мною трубку н набил ее табаком. Вандок вышел из своего оцепенения и быстро поднес вспыхнувшую зажигалку.

— Прошу, профессор…

Мильройс поблагодарил, с наслаждением затянулся и продолжал свои вопросы:

— Но вы не знаете, кто получал эти письма? Скажу вам. Письма ваши получал в Эшуорфе стряпчий Сайгон. И без меня вы никогда бы не узнали, зачем эти донесения ему нужны. Любопытно, что и сам Сэйтон не знает содержания этих писем. Но Сэйтон ведет дела владельца замка Олдмаунт и передает ему ваши письма нераспечатанными. Вы не знали этого, Вандок? Вы не знали? Вы, знаменитый агент номер четыреста двадцать один частного сыскного бюро в Бостоне? Ах, какая оплошность!

Вандок отскочил в угол комнаты и сунул руку в карман. Я сделал было движение к нему, но Мильройс, спокойно улыбаясь, остановил меня.

— Тише, джентльмены… Я не, намерен вредить вам, номер четыреста двадцать один. Вы иногда рассеянны, и благодаря этому я раскрыл ваш псевдоним. Этим номером вы подписали телеграмму из Рангуна в Бостон. Вас видела Лиз. В телеграфной конторе вы оставили отпечаток этого номера на промокательной бумаге. Лиз сообщила его мне. Она была в курсе всех моих дел. Чудак вы, Вандок… Когда вам нечего говорить, вы прибегаете к револьверу. Оставьте его в кармане. Садитесь, курите.

Вандок задумчиво начал курить и покачал головой.

— С таким противником приятно иметь дело.

— Сообразительность и живое воображение всегда выручают в трудных обстоятельствах, если умело пользоваться этими качествами. Вы это отлично знаете, Вандок, сказал Мильройс. — Я себе ясно представляю, как однажды начальник сыскного бюро вызвал к себе одного из лучших своих людей и обратился к нему: «Любезный номер четыреста двадцать один. Имеется выгодное поручение. Разыщите профессора Мильроиса и следите за его поступками, Не стесняйтесь в расходах». Было так?

— Примерно так, — принужден был сoгласиться Вандсук.

— Вот как будто и все, Вандок, а? — приятно улыбнулся Мильройс. — Можете идти…

Вандок посмотрел на профессора, и тут впервые я увидел, что не было хитрости в его глазах. Он смотрел почеловечески просто и ясно.

— Куда же я пойду? Вы думаете, что я направлюсь к мистеру Сэйтону и скажу ему: «Сэр, подите в виллу у скалы Двух Роз и лично познакомьтесь с одним замечательным человеком, который научил меня уважать себя». Нет, скорее я отравлюсь к моему начальнику и скажу: «Знаете, хозяин, мне что-то наскучило заниматься пустопорожним шатанием в роли тени…» Мильройс прервал его:

— Браво, Вандок! По глазам вижу, что вы не хитрите. Аплодируйте ему, Сэм. Это самая большая удача в моей жизни. Выпьем за удачи, джентльмены. Они редки в нашей жизни, мы их должны ценить. Сэм, достаньте из шкафа чего-нибудь прохладительного. У меня першит в горле. И табак отказывается помогать.

В шкафу оказались две бутылки легкого вина. Кубарем скатился я с лестницы в столовую и моментально принес оттуда штопор и три бокала на подносе.

— Ну-ка, Сэм, — мигнул мне профессор, — припомните ваши обязанности.

Я откупорил бутылку и разлил вино до бокалам.

Мильройс сделал любезный жест.

— Прошу вас, — и высоко поднял бокал. — Выпьем за удачу.

— Ваше здоровье, профессор, — любезно отозвался Вандок. — За ваши удачи!

Мильройс выпил и тотчас же налил по второму бокалу.

— А теперь я хочу выпить за ваше здоровье, Вандок. Выпьем, милый Сэм, за Вандока, который думал о Мильройсе, а на самом деле следовал по пятам за лордом Паклингтоном.

Мне показалось, что подо мною проваливается половица, на которой я стоял. Вандок чуть не разбил бокала.

— Больше плавности в движениях, джентльмены, — очень тихо произнес профессор. — Ведь стряпчий Сэйтон был только передаточной инстанцией между Вандоком и теперешним владельцем Олдмаунта Мерлингом, ныне Паклингтоном. Он до сей минуты интересуется тем, что делает прежний лорд Паклингтон, которого он оклеветал, отнял у него Олдмаунт, отнял все…

— Черт возьми! — пробормотал Вандок. — Ведь я слыхал про эту истoрию…

Лорд протянул мне свой бокал.

— А прежний Паклингтон еще жив и вот сейчас чокается с Сэмом Пинглем, которого когда-то устроил учиться в Дижанский колледж.

— Сэр… Вы… Ваша светлость… Лорд Паклингтон… бормотал я, дрожа от волнения и машинально протягивая руку.

Бокалы наши встретились, и легкий звон хрусталя вернул меня к действительности.

Паклингтон выпил свое вино и подождал, пока мы с Вандоком также опорожним наши бокалы. Он сел в кресло и раскурил погасшую трубку.

— Да, джентльмены, — повторил он. — Когда я потерял все, меня не лишили своего расположения только старый мой письмоводитель Пингль и дворецкий Мигльтон, которого я с детства звал попросту Мигли. Они только этим могли отплатить мне за то, что я дал образование их детям: тебе, Сэм, и мисс Элизабет Мигльтон. Она тоже училась на мои средства. Заметьте, — Вдндок, что в Бирме она носила фамилию Мильтон. Вы об этом сообщали в своих письмах. Но, кажется, Мерлинг не обратил внимания на эту деталь. Теперь я вижу, что моя помощь Сэму и Лиз была единственным добром, которое я сделал в жизни до моего несчастья. Я слишком был поглощен путешествиями и наукой. И вот, когда Мерлинг, этот недостойный человек, сделался владельцем моего титула и замка, я дал клятву, что все верну себе — честь, состояние, титул, но буду называться не Паклингтон, а лорд Эшуорф. И целью моей жизни будет забота о благосостоянии этого города. У скалы Молчания, над скалой Двух Роз, я построю Нью-Маунт, новый замок, точную копию старого родового, в котором я пережил немногие, но памятные до смерти минуты личного счастья… У меня имелись основания добиться славы и титула Но я не мог жить и дышать без науки. И я хотел вернуть себе все при помощи своей научной деятельности. Ведь двадцать лет я изучал природу растительных вирусов. Я люблю большую науку. Ее достижения влияют не на отдельные отрасли техники и промышленности, а на весь уклад жизни человечества, разрешают крупнейшие проблемы. Большая наука изучает основные явления жизни. Только она приближает нас к наиболее глубокому познанию природы.

Я не люблю поручать кому-нибудь свое дело и убежден, что человек должен делать свою работу только собственными руками. Я не имел разрешения на рискованные опыты. Этим и воспользовался Мерлинг. В действительности рискованных опытов я сделал только два. На себе самом в Бирме и на тебе, Сэм, здесь. И оба они увенчались успехом. Я сделал их для большой науки и для пользы человечества. Мои работы, когда их оценят, послужат славе нашей родины, джентльмены..

— Вы сделали открытие, ваша светлость? — не мог не спросить Вандок.