Существовали и другие компании, игравшие в Ущерб. Правда, игроки Кануна Разрушения были самыми знаменитыми и богатыми. Эмоти могли получать свой эмоциональный кайф в самых разных местах галактики, но самые острые ощущения можно было испытать только в полной игре, только на грани гибели, только с лучшими игроками (и с несколькими подающими надежды). Именно за одного из таких бедолаг и выдавал себя Хорза, когда обнаружил, что пропуск на игру стоит в два раза больше, чем он выручил за шаттл. Всучить взятку охраннику оказалось куда как дешевле.
Настоящие эмоти плотной толпой стояли за ограждением, отделяющим их от Жизней. Разделенные на шестнадцать группок потные, нервные с виду люди (в основном мужчины, как и сами игроки) толкались, напирали друг на друга, стараясь подойти как можно ближе к столу, как можно ближе к игрокам.
Хорза наблюдал за ними, а главный ишлорсинами тем временем сдавал карты. Эмоти подпрыгивали, пытаясь увидеть, что происходит, а охранники, одетые в непроницаемые для эмоциональных волн шлемы, патрулировали ограждение по периметру, тихонько постукивая себя по ладоням и ногам дубинками-парализаторами и внимательно посматривая на эмоти.
– …Сарбл Глаз… – сказал кто-то поблизости, и Хорза повернулся.
Человек с мертвенно-бледным лицом возлежал на кресле слева от Хорзы и говорил с соседом, показывая на балкон, где несколько минут назад случилась стычка. По мере распространения новости Хорза еще несколько раз услышал с разных сторон слова «Сарбл» и «пойман». Он снова перевел взгляд на игровой стол – игроки изучали доставшиеся им при сдаче карты и начинали делать ставки. Хорза в душе посочувствовал пойманному репортеру, но это могло означать, что охранники немного расслабились, и вероятность того, что никто не спросит у него пропуска, возрастала.
Хорза сидел метрах в пятидесяти от ближайшего к нему игрока – женщины, чье имя объявили, но Хорза его забыл. Шла первая партия, и до сознания Хорзы доходили лишь слабые отзвуки чувств женщины – ее собственных или навязанных ей. Тем не менее это ощущение ему не понравилось, и он включил поле глушения на своем кресле – пульт управления находился в подлокотнике. При желании он мог бы отключить воздействие того игрока, за которым сидел, и подключиться к генератору эмоций любого из сидящих за столом. Интенсивность такого воздействия не шла ни в какое сравнение с тем, что чувствовали эмоти или Жизни, но определенно могла дать представление об ощущениях игроков. Большинство зрителей вокруг Хорзы, используя пульты в своих креслах, переключались с одного игрока на другого, чтобы попытаться оценить общий ход игры. Хорза намеревался позднее подключиться к эмоциям Крейклина, а пока что хотел просто войти в игру, получить представление о происходящем.
Крейклин быстро сбросил свои карты, не желая рисковать Жизнью, когда партия закончится. Поскольку Жизней у него было всего ничего, такая тактика была наиболее благоразумной: выжидать, пока на руках не окажутся сильные карты. Хорза, сидя в своем кресле и расслабляясь, внимательно наблюдал за Крейклином, чей генератор эмоций бездействовал. Крейклин облизнул губы и вытер пот со лба. Хорза решил при следующей сдаче подключиться к ощущениям Крейклина, чтобы понять, на что они похожи.
Первая партия закончилась победой Уилгра. Он махнул рукой, отвечая на радостные вопли болельщиков. Некоторые из эмоти уже отключились, поймав кайф; на другом конце эллипсовидной арены зарычал в своей клетке роготуйр. Пять игроков потеряли Жизни; пять человек, все еще охваченные безнадежностью и отчаянием под воздействием созданных генератором эмоций, вдруг обмякли на своих стульях, получив летальный нервный удар через специальное устройство в шлеме. Удар был такой силы, что оглушил Жизни, сидевшие рядом, а находившиеся вблизи эмоти и игроки, которым принадлежали эти Жизни, вздрогнули.
Ишлорсинами отвязали умерщвленные Жизни и унесли их вниз по пандусу. Оставшиеся Жизни понемногу очухались, но выглядели такими же вялыми, как и прежде. Ишлорсинами утверждали, что всегда проверяют, насколько добровольно Жизни участвуют в игре; что же до наркотиков, которыми тех накачивают перед игрой, то цель здесь одна – предупредить истерические проявления. Однако ходили слухи, что можно обойти процедуру проверки, и некоторым удавалось избавляться таким образом от своих врагов – их накачивали наркотиками или гипнотизировали, чтобы они «добровольно» согласились участвовать в игре.
Началась вторая партия, и Хорза переключился на эмоции Крейклина. Беловолосая женщина вернулась и заняла свое место перед Хорзой, в первом ряду балкона, опустившись в кресло с ленивой грацией, словно все это ей наскучило.
Хорза плохо разбирался в правилах игры и не очень понимал, что происходит за столом, хотя и мог читать эмоции, витающие над игроками, и после сброса пытался анализировать, какой набор карт достался каждому при сдаче. Первый сброс уже обсуждали ухающие трехноги рядом с ним – карты игроков после сброса отображались на внутренних трансляционных сетях арены. Но теперь Хорза обратился к чувствам Крейклина, пытаясь разобраться в них.
Капитан «Турбулентности чистого воздуха» подвергался воздействиям с разных сторон. Некоторые из его эмоций были противоречивыми, и Хорза сделал вывод, что согласованного воздействия на Крейклина пока нет; большинство игроков уделяли ему лишь периферийное внимание. Ощущался довольно сильный импульс вызвать симпатию к Уилгру – этот привлекательный голубой цвет… а с четырьмя маленькими смешными ножками он не может представлять сильную угрозу… Что-то в нем есть шутовское, несмотря на все его деньги… У обнаженной до пояса женщины, сидящей справа от Крейклина, почти нет грудей, ножны для ритуального меча висят у нее на обнаженной спине; за ней нужен глаз да глаз… Но на самом деле все это вызывает только смех… Ничто не имеет значения, все – только шутка, жизнь – шутка, игра – шутка… Если приглядеться получше, то одна карта ничем не отличается от другой. Хоть возьми и выброси их все… Скоро уже его ход… Сначала эта плоскогрудая сука… ну, он ей покажет, у него на руках есть такая карта…
Хорза снова выключился. Он не был уверен, воспринимает он собственные чувства Крейклина по отношению к женщине или эти чувства кто-то внушает Крейклину.
Он настроился на чувства Крейклина позднее, при сдаче, когда женщина уже вышла из игры и сидела с закрытыми глазами, откинувшись к спинке стула и расслабляясь. (Хорза метнул взгляд на беловолосую женщину в кресле перед ним: та явно следила за ходом игры, но одна ее нога свешивалась с кресла и раскачивалась туда-сюда, словно мысли ее витали где-то в другом месте.) Крейклин чувствовал себя хорошо. Во-первых, эта сучка рядом с ним сбросила карты, и это, конечно, случилось благодаря его выверенным ходам, а еще он испытывает своего рода внутреннее возбуждение… Вот он сидит за этим столом, играя с лучшими игроками галактики. С Игроками. Он. Он… (неожиданная запретительная мысль заблокировала имя, которое он хотел было вызвать в памяти)… и дела у него идут довольно-таки неплохо. Не хуже, чем у остальных. Да что там – не хуже: у него на руках отличная карта… Наконец-то удача начала улыбаться ему… Он непременно что-нибудь выиграет… Слишком многое прежде… там был этот… Думай о картах (вдруг). Думай о том, что происходит здесьи сейчас! Да, о картах… Посмотрим… Я могу шарахнуть по этому голубому простофиле… Хорза снова выключился.
Он начал потеть. Он не до конца оценил уровень обратной связи с мозгом игрока, на которого переключался. Он думал, что на зрителей проецируются одни эмоции, и даже не представлял себе, что окажется настолько внутри мозга Крейклина. Но это было лишь бледное подобие того, что Крейклин, а также эмоти и Жизни за его спиной испытывали в полную силу. Здесь была реальная обратная связь, правда контролируемая, чтобы она не стала эквивалентом воя в громкоговорителях, усиливающегося до разрушительной степени. Теперь мутатор понимал, чем привлекательна эта игра и почему некоторые, играя в нее, сходят с ума.
