– Да тем, что он или слишком медленно горит, или слишком быстро, практически взрывается.
– Ну, так дело с серой имеем – камнем дьявола, – изрек мастер средневековую мудрость.
Нет, я так скоро с ума сойду: мастер – умный, образованный человек, практик замечательный, а такую пургу начинает временами нести, что хоть стой, хоть падай…
– Уве, кто создал небо и землю?
– Господь наш Творец и Вседержитель, – заученно ответил литейщик.
– То есть ты признаешь: все, что есть на земле и в недрах ее, создано Господом Богом – творцом всего сущего?
– Это же очевидно, сир.
– Тогда какого черта ты мне тут про «камень дьявола» распинаешься?
– Так монахи говорят, сир, – ушел Уве в несознанку.
– А самому подумать?
– Будешь много о себе думать, додумаешься до того, что за тобой придут шеффены с веревкой, – ответил мне мастер затухающим голосом и опустил голову.
– Здесь за тобой никто не придет. Здесь власть и суд – это я. Тебе это понятно?
– Понятно, сир, только еще и церковь тут есть. И инквизиция.
– Перестань бояться собственной тени! – прикрикнул я на него.
А сам отметил, что в ближайшем будущем крайне необходимо провести агитационно-разъяснительную работу с Аиноа и ее настоятелем церкви в Эрбуре о соблюдении режима секретности. А с богословия пора переходить на школьный уровень физики. Предметно-понятийный.
– Мастер Оливер, ты в печь суешь целое бревно?
– Нет, сир.
– На дрова рубишь?
– Да, сир.
– И как ты дрова складываешь в печи?
– Когда колодцем, когда шалашиком. А какое это имеет…
– …отношение к пороху, ты хотел сказать?
– Да, сир.
– Самое прямое. Что общего между порохом и дровами?
Мастер задумался, что-то там проворочал у себя в мозгах, но догадался:
– Они горят, сир.
– Именно, – поднял я палец к потолку. – И что лучше горит: бревно или сложенные в колодец дрова?
– Сир, это и ребенок знает, что дрова и загораются быстрее, и горят веселей.
– А солома как горит?
– Солому разве что на первоначальную растопку можно использовать, и то… прогорает она быстро.
– И… – Я подождал, пока мастер подумает сам.
– Получается, чем мельче размер топлива, тем быстрее горит, сир.
– Похоже, но не совсем так. Чем больше площадь горения, тем быстрее горит. А теперь проверь это со своим пульхером, увидишь, что пороховая мякоть горит только с краев. И таким образом имеет площадь горения как у бревна.
– Мякоть слипается, сир, и с этим ничего не поделаешь. Я и подсушивать пробовал. И влажность поднимать. Все едино.
– Надеюсь, ты это не в замке пробовал, экспериментатор.
– Нет, сир, это еще когда я мортиры лил для архиепископа.
– Слава богу. – Я с облегчением перекрестился.
И устав от педагогического процесса, объяснил мастеру физический процесс зернения пороховой мякоти и примитивную к этому процессу технологию.
– Надо только мельницу приспособить так, чтобы выходили из нее одинаковые по размеру зерна, а по форме как у гречихи. А вот как потом края такого зерна заполировать, думай сам, мастер. Тогда порох и гореть будет лучше, и храниться дольше. Разрешаю забрать на эти работы нашего слесаря из Нанта, пусть он всю механику и придумывает. Но старший над всеми этими работами – ты.
На этом мои труды по артиллерии закончились: литейщиков и прочих мастеровых я собой не заменю. Информацию из будущего на них вывалил, направление работ показал, теперь только и остается, что ждать готовую продукцию. Точнее – пробную партию. И определяться с нею на полигоне. Там же, в ущелье шевальер – место достаточно глухое, где чужие не ходят.
Пороховая мельница там же будет поставлена. Подальше от лишних глаз.
И бондарей припряжем в том же медвежьем углу – эрбурских, а то пороховые бочонки больно уж специфический размер имеют.
Замковый приказчик, который не пожелал бросать здесь все нажитое непосильным трудом и мчаться куда-то за море с нелюбимым бароном, охотно перешел на службу в орден. И его после присяги в том же качестве отослали в Бильбао на предмет набрать в отвалах или закупить по дешевке «свинского железа», которое у тамошних металлургов – бесполезный пока отход производства. Это мне на ядра, бомбы и картечь, но приказчику об этом знать пока не полагается. Заказал ему также природную кристаллическую серу и селитру, какую только найдет.
Завершающим штрихом было назначение самого себя шефом артиллерии Наварры, которым я стану на первой же минуте после коронации. Осталось только подписать и печать поставить. Бхутто указ уже нарисовал.
Пока в Европах артиллерия в загоне, как плебейская служба, а я сделаю ее королевским родом войск. С подчинением только мне и никому больше. Да так, чтобы для кабальеро служить канонирами за честь было.
Отпустил Уве и сижу, униформу канонирам рисую, по типу той, что у французских королевских мушкетеров будет сто лет вперед. Только плащи черные, с красными кантами и красным крестом по центру, концы которого увенчаны золотыми коронами. И берет им – тоже черный, с макушки – красная кисть на витом шнуре. У офицеров кисть будет из золотой мишуры, как и крест на пузе. А потом и горжет офицерам с перекрещенными пушками. А что? Красиво. Заметно. И не слишком дорого, потому как под плащом они во всем своем будут рассекать. Как те же Портос с Арамисом на службе у Луи номер тринадцать.
Кстати, вспомнил, как в это время называют марганец – мангазея!
Надо будет Уве подсказать, что добавка одного процента этого металла в орудийную бронзу не дает олову в сплаве застывать раньше меди, образовывая неприятные уплотнения в теле орудия. Так что сразу перейдем к орудийной бронзе, как в восемнадцатом веке: медь – восемьдесят восемь долей, олово – одиннадцать и марганец – одна доля. До этого враги еще триста лет не додумаются. Всем секретам секрет.
Кто у нас в приемной дневалит? Сезар де Базан?
– Дон Сезар, верните мне мастера Оливера назад в кабинет.
Литейщик Крупп выслушал меня внимательно и сказал, что такого металла – марганца, он не знает. Если и есть такой, то он не входит в семь одобренных святой церковью металлов.
– Для пластичности колокольного сплава, сир, чтобы не было раковин и каверн, я добавлял готовую латунь в уже подогретый к заливке металл. Если вы, сир, опасаетесь разрыва орудия, то думается мне, я знаю, как сделать, чтобы ствол не разрывало, а вспучивало, если снаряд застрянет, и взрыв заряда произойдет в самом стволе.
И глядит на меня гордо. Типа ты-то верхушек нахватался, а я – мастер.
– Только серебро в орудия не добавляйте, мэтр, лишнее это. Мортира – не колокол. Тут не звук важен, а насколько далеко можно забросить ядро или бомбу, – осадил я его на всякий случай.
– Сир, если вы позволите, то я для начала на небольших моделях попробую с разными сплавами. На двойном, а лучше тройном пороховом заряде. Потом сделаю в половинном размере. И если все получится, то тогда уже и в натуральном.
– Это хорошо, Уве, что ты у меня экспериментатор, – похвалил я мастера. – Это обнадеживает, что все у нас получится.
– Сир, я с металлами дело имею с детства. А колокола – это постоянный поиск звенящего сплава. Мне ведомо, как от мельчайшей примеси изменяются его свойства. И сколь важную роль играет сама изначальная чистота металла. Я еще пока не знаю местную медь, но всегда предпочитал работать с медью из Тироля.
– Дорогая?
– По цене? Да она такая же, как и из других мест. Только она пластичнее даже в холодной ковке. С доставкой сюда обойдется где-то флоринов восемь за пять сотен фунтов в слитках.
Сделал себе пометку для Вельзера о тирольской меди на будущее, и тут зазвонил к обедне хрипатый колокол замковой капеллы.
– Уве, – позвал я мастера, сам остолбеневший от пронзившей меня мысли.
– Да, сир, я вас внимательно слушаю.
– Мы с тобой забыли о главном.
– О чем, сир?
– О Боге, мастер Крупп, о Боге. Так что пока будешь играться с модельками смертоносных орудий, отлей одновременно два благовестных колокола с тем божественным звуком, за который тебя чуть не повесили.
