– Вы с этим не согласны? – спокойно заметил Урбанов.
Кассир пожал плечами.
– На станции остановлены практически все работы, не считая контроля за окружающей средой, подсветки района и нагнетания гравитации. Все киберы, все электростатические подъемники и большинство коммерческих и телекоммуникационных систем вырубились. И все же я не вижу иной причины, кроме страха перед авариями, которые могут быть как угодно интерпретированы хитрым законником.
Хитрым законником типа Дмитрия Осиповича Урбанова…
– Так что, – продолжал молодой человек, – на станции вы сумеете перекусить или выпить чашку кофе. Можете не спрашивать номер в гостинице, их все равно нет. Однако для такого щедрого джентльмена, как вы, мы постараемся что-нибудь придумать.
– Каким образом? – будничным тоном спросил Урбанов.
– К счастью, я знаю, где расположен склад, а так как я член пожарной команды, у меня есть ключ. Там вы найдете еду, стимуляторы, одеяла, в общем, все, что скрасит ваше пребывание здесь.
– Предположим, что я не хочу здесь оставаться?
– Простите, сэр?
В руках у Дмитрия Урбанова появилась новая банкнота.
– Так если, по вашим словам, пребывание на Земле – пустячная формальность, – пробормотал еле слышно Урбанов, – вводимая исключительно в целях перестраховки руководства, то тогда вы должны знать тех, кто волен действовать как ему заблагорассудится. Частная яхта, к примеру, или одно из вспомогательных судов, связанных со стыковочными узлами, а? Нечто, способное, скажем, совершить прыжок на Луну?
На этот раз молодой человек тупо уставился на деньги.
Дмитрий Осипович прибавил к первой еще одну:
– У меня очень срочное дело на обратной стороне Луны, на станции Циолковского.
– Но… это и впрямь может оказаться опасным, – медленно произнес кассир. – Вы отдаете себе отчет?
– Так же, как и в том, что, если я до послезавтра не выполню одно поручение, это обернется большими неприятностями и для меня, и для тех, кого я представляю… Послушайте, это знак дружбы, – его пальцы перебирали банкноты. – Если вы найдете мне нужный корабль и пилота, я готов заплатить вам десять, нет, двадцать пять процентов от суммы, которую он запросит.
Молодой человек перебирал банкноты на ладони.
– Я посмотрю, что можно сделать, сэр.
– Это все, что я прошу, – улыбнулся в ответ Урбанов.
Клик
Клик
Клик
Дззынь!
На борту исследовательского космолета «Юла-3»,
22 марта, 9.54 единого времени
Вращение корабля они не погасят. По крайней мере, первый помощник капитана дал это ясно понять собравшимся в корпусе «Д» пассажирам, которые, согласно его приказаниям, готовили космолет к надвигающейся буре.
– А почему нет? – спросил Питер Спивак, внимательно выслушав предложенную информацию.
– А потому, – ответил, наливаясь багровой краской, первый помощник капитана Джеймс Уиверн, – что нам хватит топлива лишь на одну раскрутку и одну остановку, ясно? После этого мы уходим в свободный полет, а до Марса еще ох как далеко. Теперь прикрой рот и слушай внимательно дальше.
Вопрос казался Питеру важным, поскольку он полагал, что большую часть работ, которые они выполняли, можно было бы сделать значительно быстрее и легче, если бы вращения не было. К примеру, такую: Питер и еще один пассажир по имени Финли втаскивали при помощи лебедок солнечные панели в трюм корпуса «А», являвшегося узлом стабильности отсеков корабля. Панели представляли собой полотнища из фотогальванической пленки, стянутые проводящими кабелями и обрамленные цепями-преобразователями. Управляясь с ними, Питер не раз вспоминал рассказ, в котором описывалось затаскивание грузов на китайскую джонку.
В корпусе имелись электрические моторы для привода лебедок, но он и Финли ворочали здоровенными рычагами, уменьшая гравитацию. Питер понял, в чем дело, едва попытавшись включить переносную рацию.
– Работы непочатый край, – поведал Питер Финли, решив немного поговорить в открытом эфире. – Жаль, что я ни на минуту не могу снять шлем и утереть пот с лица. Я становлюсь просто дураком.
– Я… ты… точно! – Это было все, что Спивак сумел услышать от напарника. Глядя, как открывается и закрывается рот за прозрачным стеклом шлема, Питер понимал, что Финли сказал гораздо больше, однако каналы связи уже заполнялись помехами от первых раскатов надвигающегося шторма.
Питер почувствовал неожиданную благодарность к дизайнерам корабля за то, что они поставили старую, работающую по вызову модель регулятора воздуха и не стали прибегать к новейшим достижениям типа электронной логики. Он сомневался, однако, в отношении температурных датчиков в климатических цепях корабля. Человек может умереть от теплового удара, а может и остаться в живых.
Двигая шкивом и талями в полутемном грузовом отсеке корпуса, Питер имел достаточно времени для размышлений над целым рядом вопросов.
К примеру, почему квадратные километры фотогальванической пленки могут пострадать от магнитных волн, когда они натянуты над пятью вращающимися корпусами, а когда лежат в трюме свернутыми – нет. Разве керамическая и углеродноволокнистая оболочка корабля сумеют защитить от магнитного поля? А изолированные кабели будут по-прежнему связывать панели с большими параллельными цепями, даже будучи замкнутыми на себя, разве не так? Это тоже были вопросы, относительно которых Питеру Спиваку следовало «прикрыть рот и слушать дальше». Все, что ему нужно было знать, так это как пришвартовать вверенный Уиверном груз.
Еще один вопрос, который занимал Питера, касался того, что собирается делать экипаж после того, как облако быстро движущихся ионов пройдет через «Юлу». В настоящий момент капитан и первый помощник отключали все системы корабля. Что будет, когда их снова попытаются запустить после бури и вдруг обнаружат, что те перегорели? Может быть, стоит поддерживать небольшую часть напряжения во время шторма? Разве сыграет какую-нибудь роль тот факт, что единственный ток, проходящий через силиконовые пути, будет поступать из случайных внешних полей, а не от основного источника? Может быть, у функционирующих систем больше шансов устоять? Разве поможет то, что все системы вернутся в состояние элементарных схем, моделирующих реакцию электронов на различные воздействия?
Питер Спивак был геоученым и специалистом по тектонике, а не электриком. Он не мог дать ответы на поставленные себе вопросы. Вероятно, единственное, на что он способен в этом путешествии, так это вращать дурацкую лебедку. Возможно, физический труд избавит его от размышлений и успокоит мятущийся ум. Если так, то помощник капитана оказался весьма мудрым.
Если бы это сработало.
Двести…
Четыреста…
Шестьсот…
Восемьсот…
Пересадочная станция «Коннор», 10.19 единого времени
Бумажные банкноты, старомодные, но столь незаменимые в подобных случаях, Урбанов вложил в руку Майкла Уорски. Рука пилота не блистала чистотой. Ногти были черными от грязи, а на запястье виднелась большая царапина. У Уорски было квадратное лицо, заросшее густой черной щетиной. Он напоминал старого поляка из тех частей Польши, которые Российская Империя так и не удосужилась отдать Содружеству.
Незаменимый кассир Уильям Блэйр, стоя рядом с Урбановым, наблюдал за передачей денег, подсчитывая банкноты, переходившие из рук в руки.
Когда счет пошел за тысячу двести, темные круги под светло-голубыми глазами пилота, выдававшие его сильное переутомление, стали хищно подергиваться.
На тринадцатой купюре Урбанов остановился с таким выражением лица, как будто отдал последние деньги.
– Этого более чем достаточно, – заметил юрист.
Уорски пожал плечами:
