Поэтому я отправился в Вену.
Глава 61
Здание Венского клуба «Хронос» стоит – точнее, стояло – на окраине австрийской столицы, на самом берегу Дуная. Широкая река несла свои воды плавно и величаво, однако время от времени на гладкой поверхности возникали вихри водоворотов, что говорило о быстроте течения. Вена была небольшим городом, который служил чем-то вроде убежища увядающей аристократии, чудом выжившей на одном из обломков Австро-Венгерской империи. В недалеком будущем этот обломок должен был стать протекторатом гитлеровской Германии. Однако пока в городе на каждом углу играли оркестры, и о том, что ждет Австрию и ее столицу, никто ничего не знал.
Я приехал в Вену по той простой причине, что местное отделение клуба было единственным, в существовании которого я мог быть более или менее уверен. В Лондоне мне не удалось обнаружить даже следов клуба «Хронос». Все мои попытки получить ответ из других городов тоже оказались безуспешными. В австрийской столице я все же надеялся найти какие-то знаки, которых Винсент мог не заметить.
Я представлялся всем студентом, изучающим историю Австрии, и старательно говорил по-немецки с легким венгерским акцентом, который очень веселил хозяев дома, где я остановился на первое время. На жизнь я зарабатывал испытанным способом, к которому прибегали многие калачакра, – предсказывал результаты скачек. Роясь в архивах в поисках свидетельств существования отделения клуба в Вене, я раз за разом задавал себе один и тот же вопрос: почему на меня не подействовала процедура Забвения?
Ответ мог быть тоже только один: я мнемоник – как и Винсент. Но тогда неизбежно возникал еще один вопрос: известно ли Винсенту об этой моей особенности? Исчезновение целых отделений клуба «Хронос» ясно говорило о том, как много он знал и как далеко готов был зайти в своих амбициях. Но что ему было известно обо мне? Он имел приблизительное представление о моем возрасте и о том, где именно в чисто географическом смысле я появился на свет. Однако он не мог быть уверен в подлинности моих имени и фамилии и не мог наверняка знать, что мне удалось сохранить память. Последнее обстоятельство давало мне большое преимущество – до того момента, пока я не обнаружу себя. Однако если бы Винсенту стало известно, что я пытаюсь раскопать сведения, касающиеся клуба «Хронос», он наверняка понял бы, что процедура Забвения не оказала на меня никакого воздействия. Сохраняя же инкогнито, я представлял для Винсента серьезную опасность.
Постоянно помня об этом, я нигде не задерживался больше нескольких дней, постоянно менял одежду, голос, даже язык, на котором говорил, и так часто перекрашивал волосы, что они вскоре стали ломкими и жесткими, словно мочалка. Я так поднаторел в изготовлении поддельных документов, что как-то мне предложили заняться этим ремеслом в интересах банды преступников, действовавших в основном во Франкфурте. Я старался не оставлять никаких следов – даже записок не писал, все держал в голове. Зарабатывал азартными играми, но ровно столько, сколько нужно для довольно скромной жизни – и не более. Не заводил близких друзей. За все время поисков я, кажется, никому не сказал о себе ни слова правды. Я собирался стать карающим мечом для Винсента Ранкиса и делал все для того, чтобы он не узнал о моих намерениях раньше времени.
Поиски заняли у меня три месяца. Руководители клуба «Хронос» явно осторожничали и тоже старались уничтожать все следы. Однако как-то раз я наткнулся на завещание некоего Теодора Химмеля, в котором он просил захоронить в изножье своей могилы какую-то металлическую коробку. Речь шла всего лишь о нескольких строках документа, составленного по воле человека, который умер более тридцати лет назад, но его мне оказалось достаточно. Ночью я пробрался на кладбище и при свете факела принялся раскапывать могилу Теодора Химмеля. Наконец лезвие лопаты звякнуло о металл.
Еще несколько минут – и в моих руках в самом деле оказался металлический ящичек. Крышка его была запаяна, так что мне потребовалось три часа, чтобы вскрыть ее при помощи ножовки.
В ящичке я обнаружил камень с выбитым на нем на трех языках текстом. Вот он:
Я, Теодор Химмель, известный подобным мне как уроборан, оставляю это послание потомкам, подобным мне, которые захотят узнать о моей судьбе. Когда я был ребенком, клуб «Хронос» из моего скучного и скудного детства перенес меня в мир роскоши и комфорта и подарил мне счастье дружеского общения с себе подобными. В зрелом и пожилом возрасте я на протяжении многих жизней многократно оказывал ту же услугу другим представителям нашей касты. Однако в моей последней по времени жизни сделать это мне не удалось.
До 1894 года представители нашей касты появлялись на свет как должно. Однако с упомянутого мною года все больше и больше их стало рождаться без воспоминаний и без представления о том, кто они и зачем пришли в этот мир, а некоторые не рождались вовсе. Возникли подозрения, что в их предыдущей жизни какая-то неизвестная злая сила уничтожила все те знания и опыт, которые они за многие годы накопили в своей памяти. Более того, судя по всему, та же сила некоторым из нас вообще не позволила появиться на свет. Это преступление против самого знания, преступление против человечества, преступление против подобных нам. Я своими глазами видел моих друзей, моих коллег, представителей нашей расы, членов нашей большой семьи, которые, пребывая в детском в возрасте, не имели ни малейшего понятия о существовании клуба «Хронос» и о том, что это такое. Мне остается лишь сожалеть о тех муках, которые им предстоит пережить в их следующих жизнях, всякий раз заново познавая то, что должно было быть им известно давным-давно.
Пусть тот, кто прочтет это, знает, что я мертв и что в моей последней по времени жизни клуб «Хронос» был уничтожен безвозвратно. Не следует пытаться разыскать его. Тот, кто попробует это сделать, попадет в ловушку. Не стоит разыскивать отдельных представителей нашей касты и не верить тем из них, кого удастся найти. В условиях, когда многие из нас забыли, кто они, а другие так и не появились на свет, вероятность столкнуться с предательством слишком велика.
Я прошу снова закопать этот камень в землю. Пусть другие, те, кто также найдет его, помолятся за то, чтобы клуб «Хронос» в наших будущих жизнях возродился снова.
При свете факела я прочел послание всего один раз, а затем, выполняя просьбу того, кто его написал, вернул на место и закопал.
Глава 62
Я должен был найти Винсента Ранкиса.
Я понимал, что сделать это будет нелегко. Более того, я отдавал себе отчет в том, что попытки сделать это в моей нынешней жизни, вероятнее всего, подвергнут меня гораздо большей опасности, чем если бы я попробовал добиться того же в следующей. Если бы меня схватили в этой жизни, сразу же стало бы понятно, что процедура Забвения никак на меня не повлияла. Я не сомневался, что если снова попаду в руки Винсента, он будет более осторожен и не позволит мне проглотить крысиный яд, не выяснив точную дату и место моего рождения. Было очевидно также и то, что если бы я привлек внимание, став слишком заметной и влиятельной фигурой в обществе, и простые смертные, и калачакра наверняка задались бы вопросом, откуда я взялся, а информация о моем происхождении была самой главной тайной, которую я должен был сохранить во что бы то ни стало. С учетом всего этого я впервые за все прожитые мною жизни стал профессиональным преступником.
Спешу пояснить, что моей целью при этом было вовсе не обогащение, а приобретение нужных связей и контактов. Мне необходимо было отыскать калачакра и уроборанов, которые смогли уцелеть и сохранить память после зачистки, проведенной Винсентом. Однако при этом я не мог пользоваться легальными каналами информации – это могло привлечь внимание тех, кто охотился за мной. Я создал несколько уровней безопасности, чтобы ни полиция, ни кто-либо другой, кого заинтересует моя персона и кто попытается выяснить, кто я такой, не смогли этого сделать. Начал я как ростовщик, используя то преимущество, что мне были прекрасно известны все секреты мира финансов, а следовательно, и то, в какие банки стоит вкладывать средства, а в какие нет. Вторая мировая война почти разрушила мой налаженный бизнес, вытеснив все сделки на черный рынок, который я практически не мог контролировать. Однако послевоенные годы оказались очень прибыльными. Это было идеальное время для жаждущих наживы. Умение делать деньги на чужих слабостях и необходимая для этого жестокость пришли ко мне так быстро, что я даже несколько разочаровался в себе. С клиентами, которые не следовали моим советам или выставляли свое богатство напоказ, что могло привлечь внимание и ко мне, я рвал без всяких церемоний. Отсекал я и тех, кто проявлял слишком много любопытства к вопросу моего происхождения. Тех же, кто неукоснительно выполнял мои рекомендации, касающиеся бизнеса, я щедро вознаграждал доходами от инвестиций. Как это ни парадоксально, легальные фирмы, которые я создавал для отмывания денег, добытых незаконными операциями, очень быстро становились более прибыльными, чем мои подпольные предприятия, благодаря которым они, собственно, и возникли. Когда это происходило, я был вынужден закрывать их или полностью обрубал их связи с криминальным бизнесом, чтобы не привлекать внимание налоговых служб тех стран, в которых они были зарегистрированы. Я никогда не общался с клиентами лично и всякий раз посылал к ним надежных посредников – так же как делал, когда действовал под прикрытием компании «Уотербрук и Смит». Я даже нанял для выполнения особенно деликатных поручений Сирила Хэндли, того самого актера, к услугам которого прибегал в предыдущей жизни. На этот раз он выполнял свои обязанности вполне добросовестно – главным образом по той причине, что мне удалось не подпускать его к выпивке. Так продолжалось до того момента, когда как-то раз в 1949 году в Марселе группа вооруженных наркодилеров ворвалась в помещение, где Сирил встречался с другими такими же наркодельцами, и перестреляла всех, кто попытался оказать сопротивление, а остальных повесила на стреле подъемного крана. Это было чем-то вроде предупреждения конкурентам, а заодно и заявкой на территорию. Преступный синдикат, в котором состояли убитые, попытался нанести ответный удар, но вскоре ему пришел конец. Я забрал с его счетов все до последнего сантима и сдал полиции легальные компании, которыми преступная группировка прикрывала свои операции, и всех работавших на синдикат бухгалтеров, отмывавших для него средства. Когда же разъяренные бандиты решили продолжить войну, отравил собаку, принадлежавшую их главарю, и прикрепил к ошейнику записку, в которой говорилось: «Я могу добраться до тебя в любом месте и в любой момент. Завтра это будет твоя дочь, а послезавтра жена».
