Ох как я пожалел о своей опрометчивости.
Нет, скорее всего, нашлись бы и другие финансисты — Юрий Мнишек умел втереться в доверие, да и поддержка затеянного предприятия самим королем дорогого стоила, но все равно мне было неприятно.
Значит, надо исправлять собственную оплошность. Лучше поздно, чем никогда. И мне еще повезло, что я застал в Путивле самого Баруха.
Тот ведь поначалу, когда Дмитрий только выступил в свой поход, финансировал его не самолично. Еврейскому купцу находиться в военном лагере, особенно в таком, где полным-полно казаков, отчего-то питающих «страстную любовь» к людям его национальности, это, знаете ли, чревато.
Пойти на такой отчаянный риск могли люди уровнем пониже, стремящиеся любой ценой выбраться из нищеты и идущие даже на то, чтобы в случае чего поставить на кон собственную жизнь. А вот в положении Баруха рисковать собственной головой не имело смысла.
Он и не рисковал… до поры до времени.
Но после очередного сообщения, где было подробно описано сражение под Добрыничами, его итоги и нынешняя ситуация с вопросом: «Давать ли деньги теперь? А если давать, то пришлите мне их», купец посчитал необходимым выехать самому и ознакомиться с раскладом на месте.
Приехав в Путивль незадолго до меня, Барух недоумевал. С одной стороны, его отец твердо сказал, что мне, как сыну Константина, верить можно. Получалось, что Дмитрий все-таки будет в Москве.
Но с другой — было непонятно, каким именно образом царевич туда попадет. Судя по раскладу сил, наиболее вероятным купцу представлялось появление царевича в столице только в цепях и в железной клетке — другого варианта он не видел.
А кто тогда отдаст деньги?
Надо ли говорить, что меня Барух встретил с распростертыми объятиями.
Я не особо скрывал наши с ним встречи, да и как их утаить — народу-то в крепости не столь много и все на виду, а уж за мной с Квентином, как за недавно прибывшими, и вовсе был особый надзор.
Впрочем, значения этим двум свиданиям с купцом никто не придал, тем более что, едва увидев его в Путивле, я успел незаметно для прочих заговорщически приложить палец к губам.
Барух намек понял и не подал виду, что мы знакомы.
Да и потом я не пошел к нему вот так, с бухты-барахты, а после расспросов местного народца на тему, где бы подзанять деньжат. Мол, и одежонка в дороге поистрепалась, вон дыра на дыре, да и в кошеле пусто. Словом, ткните, ребята, пальцем в купчишку побогаче.
Ткнули, показав сразу троих, в том числе и Баруха, к которому я, разумеется, подался в первую очередь.
Поначалу я напомнил ему еще раз, чтобы он не сознавался в знакомстве со мной, попутно и впрямь прихватив полсотни рублей. А вот потом, когда план действий окончательно созрел, пошел к нему во второй раз и тоже якобы за займом, предупредив его, чтобы он на время свернул свою лавочку.
Мол, было у меня видение, но такое загадочное и туманное, что лучше тебе немного подождать.
Правда, после этого пришлось долго успокаивать купца, который не на шутку встревожился о судьбе предыдущих займов, которые в общей сумме успели достичь нескольких тысяч рублей.
Но и тут мой долгий разговор с Барухом можно было объяснить вполне естественно — пытался уговорить дать деньжат, а тот ни в какую, хотя я с ним и так, и эдак.
А попутно я переговорил с ним еще и о его поездке в Краков, где настоятельно порекомендовал заглянуть в открывшийся там недавно некий игорный дом под названием «Золотое колесо». Где он находится, Барух прекрасно знал, поскольку здание покупал его же приказчик.
Далее ему предстояло предъявить хозяину заведения Прову Кузьмичу простую серебряную новгородку с сидящим на троне князем, которую я незамедлительно вручил купцу.
Тот молчал, выжидающе глядя на меня. Пришлось пояснить, что там он получит некоторые сведения о царевиче Дмитрии, а если их нет, то желательно помочь с их поиском.
Барух по-прежнему молчал, размышляя. Наконец он произнес:
— Это слишком опасно. Когда мой человек прибыл в Гданьск с твоей просьбой о покупке в Кракове дома на имя некоего Бжезинского — это одно. Тут я мог помочь, ничего не спрашивая, ибо ты — сын друга моего отца. Но сейчас мне вначале необходимо знать все.
— Все, говоришь… — протянул я. — А ты не боишься, что, узнав это все, еще больше подвергнешься опасности? Даже поговорка есть: «Меньше знаешь — крепче спишь». К тому же… — Я произносил какие-то пустопорожние фразы, а сам прикидывал, имеет ли смысл до конца довериться купцу.
Наконец придя к выводу, что тут либо пан, либо пропал, выложил все начистоту.
— Такое, ежели оно еще не добыто, обойдется в изрядное количество дукатов, — заметил он, — а я и так изрядно потратился на Дмитрия, доверившись тебе. — В голосе явно чувствовался упрек.
— Помню, — кивнул я. — Поверь, что хоть я и плохо смыслю в купеческом деле, но все, что ты дал Дмитрию, он же и вернет, а если и нет, тогда верну я. Однако при условии, что выполнишь мою просьбу, которая тебе ничем не грозит. А теперь касаемо опасности и дукатов на добычу сведений. Начну с того, что золото тебе вообще не понадобится. Надо только заманить нужного человека, которого тебе укажут, в наш игорный дом и уговорить его сыграть…
— И кто это из ясновельможных шляхтичей пойдет на такое унижение, чтобы пойти куда-то со мной, простым евреем? — усмехнулся Барух.
— А ты пусти слух среди своих должников, что совсем недавно побывал в «Золотом колесе» и неожиданно для себя сумел выиграть там пять с половиной тысяч злотых.
— Поверят ли? — усомнился Барух.
— Азартные — обязательно, а остальные нас не интересуют. А потом, когда тебе удастся заманить человечка и он проиграется, надо будет одолжить ему денег, чтобы отыграться… на два-три дня.
— А ты говоришь, дукаты не понадобятся, — упрекнул меня Барух.
— Всего на два-три дня, — повторил я. — Только одалживай как можно больше, чтобы отдать в срок этот человек не смог. Что до опасности, то ее для тебя нет вовсе — говорить с ним в дальнейшем будут мои люди, и тебя никто не станет впутывать. Просто предъявят его расписку, которую он тебе даст, и скажут, что ты им продал его долг, видя невозможность получения. Словом, тебя из дальнейшей игры выведут, а его заем сразу тебе вернут, причем вместе с процентами. Это выгода?
— А разве опасности при вывозе бумаг из Речи Посполитой не будет? Сейчас ведь на рубежах стало весьма строго и…
— Только не для тебя, — торопливо пояснил я, даже не дослушав до конца. — Если все пройдет хорошо, то мои люди хоть и пристроятся к твоему обозу, но будут держаться сами по себе, и если что, то ты и тут ни при чем. Более того, ты извлечешь прямую выгоду, поскольку сможешь сократить число нанимаемых для своего обоза охранников, потому что у тебя будет вместо них несколько моих ратников.
— Тут все понятно, — склонил Барух голову. — Но неясно одно… — И с тяжким вздохом как бы между прочим извлек из своего скромного, изрядно потертого в ряде мест кошеля монету, принявшись задумчиво вертеть ее в руках.
Намек понятен. Таки что ты будешь с этого иметь, и если ничего, то оно тебе надо?
Ну что ж, здесь придется идти на риск, обещая то, что я пока не в состоянии выполнить. Разве что со временем…
— Твой отец, принимая участие в затеях моего отца, всегда оставался в огромном выигрыше, — напомнил я. — Неужто ты думаешь, будто я стану нарушать эту славную и приятную для вашей семьи традицию? Сейчас обговаривать это во всех подробностях нет времени, но полагаю, что только одно лишь право беспошлинной торговли, которое ты получишь, поставит тебя в очень выгодное положение перед всеми прочими купцами.
— А кто наделит меня таким правом? — поинтересовался он.
— Государь, — заявил я, но сразу честно сознался: — Вот только какой именно, этого пока и сам не знаю. Твердо могу сказать лишь одно: ты его получишь. А уж от кого… Да и не все ли тебе равно?
Словом, я его уговорил.
Барух твердо пообещал сделать все, что в его силах, после чего и дал Дмитрию от ворот поворот.
