Ко всему прочему, она время от времени выискивает взглядом меня. Долго и настойчиво смотрит, а потом разочарованно отворачивается, не получая в ответ НИЧЕГО. Я ее, словно специально, не замечаю. Хотя почему «словно»? Совершенно сознательно, по «пушкинскому», так сказать, алгоритму.
Только один-единственный раз мы встречаемся с ней глазами. Случайно, конечно же. Я улыбаюсь ей и хитро подмигиваю. Лена в ответ тоже улыбается и машет рукой. Типа, привет, давно не виделись. Ну да, все верно, три часа – это целая вечность. Показываю ей большой палец и продолжаю работу. Что тоже понятно. Первым делом у нас, как водится, самолеты, а девушки всего лишь приятное дополнение к трудовым подвигам.
В общем, Лена моя тихо грустит, я, прикидываясь шлангом, работаю. Все остальные тоже работают. В поте лица. Торопятся закончить пораньше. Сегодня футбол, надо успеть и до дома дойти, и пивом затариться, и с телевизора пыль смахнуть. Короче, ничто в этом мире не ново. Что в нынешние времена, что в будущие.
Монтаж фундаментов мы заканчиваем ровно в 16:00. Потом, сверх плана, чисто на кураже устанавливаем в стаканы восемь колонн. Бетоном, правда, гнезда не заливаем (бетон только завтра «приедет») – просто расклиниваем. Настроение у всех приподнятое – рабочий день завершен, пора по домам, смотреть трансляцию футбольного матча.
Из прорабской появляется мастер. Спускается в котлован, оценивает работу. Неожиданно чешет репу (точнее, каску на «репе»), прищуривается, смотрит на первую ось, на вторую (те, которые уже с колоннами). Поднимается наверх, опять смотрит.
Подзывает к себе дядю Колю:
– Иваныч. Вот ты мне как на духу скажи. Это я косой или это у вас колонны как бык поссал?
– Чо это? – удивляется Барабаш и тоже глядит на колонны. – Хм, да хрен его знает. Вроде ровненько все.
– То есть, это я окосел? – хмуро уточняет Петрович.
– Ну-у, не то чтобы… – смущенно протягивает Иваныч, а потом все-таки признается. – Ну да, есть маленько.
– Маленько!? Да там весь ряд, трам-парарам, сантимов на десять ушел!
Мы все потихоньку выбираемся из котлована, прислушиваемся к разговору начальства.
– Оси кто разбивал? – грозно вопрошает мастер, обводя взглядом толпу.
Лена на всякий случай прячется у меня за спиной.
– Кислицына! – орет Петрович, заметив, наконец, виновницу торжества, робко выглядывающую из-за моего плеча. – А ну-ка быстро сюда!
Девушка, опустив голову, подходит к мастеру.
– Что это за хрень, тебя спрашиваю? Какого трах-тибидух ты опять по осям мажешь!?
– Я их все точно пробила, – пытается возражать Лена. – Вон, и Андрей подтвердит. Можете сами проверить.
– И проверю, – грозит ей Петрович и тут же дает отмашку Иванычу. – Шаг гляньте.
Тот дублирует команду Роме Гребенникову и Шурику. Парни спускаются в котлован и начинают рулеткой измерять расстояния между колоннами и между колоннами и стеной.
– Вроде правильно все, – разводит руками Рома спустя пять минут. – Вдоль ровно шесть, плюс-минус сантим. Поперек тоже все в норме.
Петрович вновь чешет репу. То есть, тьфу, каску на репе.
– Нихрена не понимаю. Иваныч, может, у тебя рулетка убитая?
– Нормальная рулетка. Моя личная, – бурчит Иваныч.
Подхожу к самому краю откоса. Из всех присутствующих я один точно знаю, где здесь собака порылась. Ошибка и впрямь в геодезии. Вот только Лену я об этом вовремя не проинформировал. Почему? Да потому что весь из себя коварный змей-искуситель и в планах моих ее промах играет очень важную роль.
– Ром, Шур, вы лучше диагонали проверьте, – предлагаю я стоящим в котловане парням.
– Разница сантиметров пятнадцать. Ромбик, – констатируют они по завершении измерений.
Мастер сурово смотрит на Лену.
– Э-эх! Понаберут дур на линию. Тьфу! – рубит правду-матку Петрович, потом разворачивается к геодезистке спиной и молча бредет в прорабскую, пиная по дороге попадающиеся под ноги камешки.
Лена едва ли не плачет. Утешать ее никто не собирается.
– Нам завтра акт на фундамент подписывать, – сообщает в пространство Иваныч и выдает длинную фразу, состоящую из одних междометий.
Крановой зло сплевывает и идет по новой «разогревать» МКГ.
Электрик тоскливо вздыхает. Вечернее освещение площадки обеспечивать конкретно ему.
Пес Бузун, поскуливая, крутится у нас между ног, потом неожиданно кусает себя за хвост, плюхается на землю, вытягивает шею и начинает яростно чесать правое ухо. Задней лапой, естественно. Так, как это принято у собак.
Всем все понятно. Перемонтировать фундаменты надо сегодня. Иначе – вилы. Почти все чалки вынуты из-под стаканов, и потому блоки надо заново переворачивать, цеплять, опять опрокидывать, подсыпать гравий, выравнивать основание. Плюс колонны придется убирать нафиг. Часов до десяти провозимся – это минимум. Короче, плакали все планы на вечер, фиг вам, товарищи строители, а не футбол.
Лена всхлипывает, закрыв руками лицо.
– Это все из-за меня, – произносит она сквозь слезы, когда я снова подхожу к ней. – У меня это уже третий раз, и каждый раз все хуже и хуже.
Осторожно трогаю ее за плечо:
– Да ладно тебе, Лен, не расстраивайся. Мы сейчас все быстро исправим.
– Как!? Как исправим!? – почти кричит девушка.
«Ну вот, кажется, истерика начинается. Пора принимать меры».
Честно говоря, в возникшей проблеме Лениной вины почти нет. Будь я сейчас в своем настоящем возрасте и в той должности, которую занимал в двухтысячных, прибыл бы на этот объект, показательно отодрал бы, во-первых, мастера, во-вторых, Иванычу бы люлей накидал, в-третьих, прораба, который сюда и носа не кажет, отпинал не по-детски. За что, спрашивается? А за то, что скинули на бедную девушку свою часть работы и ее же теперь во всех грехах обвиняете. Оси, ранее вынесенные, потеряли? Потеряли. Репер девочке дали? Не дали. Про привязку сказали что-нибудь путное? Тоже нет. Тогда за каким, спрашивается, х… вы, оглоеды, девчонку до слез довели?..
Хотя, конечно, моя вина тут тоже имеется. Ошибку Лены заметил, но не поправил. Сволочь, одним словом. Наглая и циничная. Так что: сам создал проблему – сам ее и решай. Обольститель. Гы…
Приобнимаю Лену за талию и тихо шепчу ей на ухо:
– Сейчас сама. Все. Увидишь.
Девушка на миг замирает, а потом резко поворачивается ко мне:
– Обещаешь?
«Или я лох голимый и в женщинах совершенно не разбираюсь, или… во взгляде ее не только надежда».
Прикрываю глаза и мысленно себе аплодирую.
– Обещаю.
Оставляю девушку страдать в одиночестве, а сам подхожу к дяде Коле.
– Николай Иванович, у вас ломы есть?
– Что? Какие ломы?
– Железные.
– Ну есть. А чего?
– Тут такое дело. В общем, в подготовке у нас щебень гранитный, не известняк. Фракция мелкая, плюс окатышей дофига. То есть если мы даже блоки подвигаем слегонца, уплотнение нифига не нарушится и отметка никуда не уйдет. Короче, в три лома возьмемся, сдвинем, все будет чики-чики. Там даже колонны вынимать не придется. Кран их внатяг примет…
– Погоди-погоди, – перебивает меня Барабаш. – Значит, говоришь, ломами?
– Ну да. Но можно и чем-то другим, не знаю.
Иваныч чешет несуществующую бороду, с сомнением глядит на меня, а затем…
– А ну, бойцы, айда за ломами! – кричит он тусующимся в котловане парням.
Одними ломами мы, конечно же, не обходимся. Но это и не важно. Вдохновленные внезапно открывшейся перспективой, парни сами находят способы, как лучше организовать «передвижку». Трудовой энтузиазм бьет ключом, в работе участвуют все. В процесс включается даже возвратившийся из прорабки Петрович. В плане общего руководства, конечно, а не в том, чтобы самому лопатой или ломом махать.
– Шабаш! – командует он спустя сорок минут, вытирая «трудовой» пот. Все фундаменты на местах, дело сделано.
Больше всех окончанию работ радуется Лена, счастливая, что все обошлось. Я тоже радуюсь. Ведь на меня она глядит с таким восторгом, что, кажется, расцеловать готова при всех. Однако нет. Этого я позволить ни ей, ни себе не могу. Рано еще. Не все еще пункты программы выполнены. Сейчас ход за мастером.
