Холлис все происходящее напоминало режиссерскую подготовку к съемкам музыкального клипа. «Дозор» в основном сумел этого избежать, но Холлис видела такое позже, у групп, которые продюсировал Инчмейл, и каждый раз процесс оказывался интереснее готового продукта.
В данном случае она все еще не понимала, что затеял снимать Гаррет.
– А теперь выйди и закрой за собой дверь, – услышала она голос Чандры. – Будет вонять.
Холлис обернулась. Милгрим как раз вышел из ванной. Чандра встряхивала аэрозольный баллончик.
– Зажмурься, – сказала она Аджаю.
Милгрим закрыл за собой дверь.
– У вас все в порядке? – спросила Холлис. – Где вы были?
– В Саутуарке. С Фионой. – Таким тоном, будто говорит: «Отдыхал в спа-отеле». Непривычная быстрая улыбка.
– Мне жаль, что так получилось с Хайди, – сказала Холлис.
Милгрим заморгал:
– С ней что-то случилось?
– С ней все хорошо. Мне жаль, что она ранила Фоли, а у вас из-за этого неприятности.
– Я ей благодарен, – ответил Милгрим. – Иначе бы нам пришлось худо. Мне так точно.
На миг загадочное настороженное существо и отрешенный мечтатель слились в одно. Такого Милгрима – целостного, живущего в настоящем мгновении – Холлис еще не видела.
– И я бы не попал в Саутуарк, – сказал он. В следующую секунду перед ней был прежний Милгрим. – Душ какой-то… мне от него не по себе.
– Мне нравится.
– Никогда не видел в гостиницах таких интерьеров. – Он оглядел номер.
– Я тоже.
– Это все настоящее?
– Да, хотя часть – современные копии. Для каждой комнаты есть каталог.
– Можно его посмотреть?
Зазвонил ее айфон.
– Алло?
– Это Мередит. Я в фойе. Нам надо увидеться.
– У меня гости.
– Наедине. Куртяк захвати. Она хочет с тобой познакомиться.
– Я…
– Это не я предложила. Она сама захотела, когда я передала ей твои слова.
Холлис глянула на Гаррета. Он целиком ушел в разговор с Фионой.
Открылась дверь ванной, и вышел Аджай. По бокам головы у него торчали в разные стороны редкие синтетические волоски.
– Не очень, да? – спросил он.
– Похоже на лобковые волосы большой, реалистичной плюшевой игрушки, – с удовольствием заметил Гаррет.
– Спрей неподходящий, но у меня есть другой, – сказала Чандра. – И следующий раз я нанесу лучше.
– Я спущусь через минуту, – сказала Холлис в айфон. – Мередит, – объяснила она Гаррету. – Я пойду с ней поговорить.
– Из гостиницы не уходи, – бросил Гаррет и вернулся к разговору с Фионой.
Холлис открыла рот, закрыла, нашла Милгриму переплетенный в кожу каталог экспонатов номера четвертого, взяла сумочку и хаундсовскую куртку, после чего вышла и закрыла за собой дверь.
Стараясь не смотреть на акварели, она миновала зеленый лабиринт. Лифт ждал на этаже, разговаривая сам с собой негромкими пощелкиваниями. По пути вниз Холлис пыталась осмыслить слова Мередит. По логике «она» означало модельера «хаундсов», но если так, Мередит вчера соврала?
В лифтовый закуток с хорьком лились по лестнице звуки веселья из бара. Мередит стояла на обычном месте Роберта, сам Роберт куда-то подевался. Поверх вчерашнего твидового жакета на ней была древняя куртка из вощеного хлопка, сплошь в прорехах и полупрозрачная от ветхости – платоновская противоположность инчмейловского гортекса.
– Ты говорила, что не знаешь, как с ней связаться, – начала Холлис. – И точно не упомянула, что она в Лондоне.
– Я и не знала ни того ни другого, – ответила Мередит. – Это Инчмейл. Клэмми в студии компостировал мне мозги, потому что ты обещала ему новый прикид, если он поможет тебе ее разыскать.
Холлис напрочь об этом позабыла.
– Да, – сказала она.
– Инчмейл рисовал эту свою схему, на донышке бумажного стаканчика из-под кофе. Он их составляет для каждой песни. Это на публику или на самом деле?
– На самом деле.
– И разумеется, он был сосредоточен или притворялся, что сосредоточен. И вдруг говорит: «Я знаю ее мужа». Сказал, он тоже музыкальный продюсер, очень хороший, в Чикаго. Они когда-то работали вместе. Назвал фамилию.
– И какая фамилия?
Мередит еще тверже посмотрела ей в глаза:
– Пусть она сама тебе скажет.
– Что еще говорил Редж?
– Ничего. Больше ни слова. Вернулся к цветным фломастерам и бумажному стаканчику. Но я, как только добралась до компьютера, загуглила фамилию. Поиск по изображениям, на третьей странице – она с ним. И все это было через несколько часов после нашего с тобой разговора.
– У меня был занятный вечер.
– Ты уволилась?
– Не успела. Но по-прежнему собираюсь уволиться. Даже сильнее, чем раньше. Мне с Бигендом категорически не по пути, теперь особенно. Много чего произошло.
– Я почти весь вечер провисела на телефоне. Пыталась выйти на нее через мужа. Не смогла ему дозвониться. Бросилась в ноги Инчмейлу. Вернее, натравила на него Джорджа.
– И?
– Она позвонила мне. Она здесь. Уже несколько недель. Была в Нортгемптоне, выбирала обувную фабрику. Сапоги будет тачать. – Мередит быстро улыбнулась и тут же посерьезнела. – Сейчас здесь проездом, по пути домой.
Холлис хотела уточнить куда, но не стала.
– Я могу тебя к ней отвезти, – продолжала Мередит. – По ее просьбе.
– А почему…
– Лучше пусть она сама тебе скажет. Ты едешь или нет? Завтра она улетает.
– Далеко это?
– В Сохо. У Клэмми есть машина.
>>>
Машина у Клэмми была японская, миниатюрная; по отцовской линии она явно происходила от «ситроена дё-шво» [52], по материнской – от особы не столь прославленного рода, зато посещавшей школу дизайна. Заднего сиденья почти не было; Холлис, втиснутая боком за Клэмми и Мередит, смотрела, как маленькие, но решительные «дворники» смахивают дождь с заднего стекла. Крошечная ретромашинка – полная противоположность бронированному «хайлюксу». Не только машины – даже мотоциклы были больше нее. Клэмми через брокера выписал подержанную из Японии, поскольку в Англии такие не продаются. Она была того оттенка, который Инчмейл называл «раздавленная мышь» – темно-серого с примесью красноты. Оставалось только надеяться, что другие водители ее видят. Если только они не заодно с Фоли. Про него Холлис вспомнила, когда Клэмми свернул на Оксфорд-стрит; слова Гаррета не уходить из гостиницы сразу обрели другой смысл. Холлис поначалу не восприняла их всерьез. Она чувствовала себя наблюдательницей, помощницей, неопытной медсестрой. Сейчас до нее внезапно дошло, что в новой экономике похищений она имеет немалую ценность. Если Фоли и команда захватят ее, то смогут шантажировать Гаррета. Впрочем, им вроде бы неоткуда было узнать про Гаррета. Если, конечно, нынешние ближайшие сотрудники Бигенда не подкуплены. Например, кто такая Фиона? Холлис ничего про нее не знала, кроме того, что она как-то особенно заботливо относится к Милгриму. И даже – внезапно поняла Холлис – неровно к нему дышит.
– Далеко еще? – спросила она.
68
Рука-глаз
Теперь на бидермейеровском табурете сидел Милгрим; бывшая шевелюра Аджая лежала прядками на разложенных вокруг полотенцах. Сам Аджай мылся в большом жутковатом душе Холлис: соскабливал аэрозольные волоски, которые Чандра приклеила ему по бокам головы. Она стояла спиной к душу, чтобы не смотреть на голого двоюродного брата, и электрической машинкой стригла Милгриму виски и затылок. Милгрим, глядя на Аджая, думал, что тот похож на профессионального танцора: сплошные мускулы, но гладкие, а не буграми, как у качков.
Идея состояла в том, чтобы теперь, когда Чандра запомнила старую прическу Милгрима, подстричь его по-новому. Милгрим представил парик из своих волос для Аджая и сам удивился неожиданности такой мысли.
Ванная наполнилась паром, но Аджай уже убавил, а затем и выключил душ. Вскоре он вышел в белом банном халате, обшитом по краю шнуром. Волосы у него были примерно как у Милгрима раньше, только черные, мокрые и короче по бокам. Собственные волосы Милгрима, неопределенно-русого цвета, падали на полотенца.
