— Поэтому она и распутная! И ходит с открытой шеей! — ответил человек.
В комнате возникла женщина с хитрым, неприятным лицом. Подошла к Илл-Анне и заговорила вкрадчивым голосом:
— Ты что, с ума сошла? Зачем он тебе? Мы тебе нашего найдем, болотного и богатого!
— Но я люблю Сашу, — повторила Илл-Анна. — Мне никто, кроме него, не нужен. Он необыкновенный!
— Ты же знаешь, что наши женщины не имеют права любить. Мы — не распутные, по любви замуж не выходим и против воли отцов не идем! Или твой отец одобрил твою любовь? — прищурилась пришелица.
Появилась еще одна женщина, за ней другая, и все отговаривали Илл-Анну от встреч с Залпом. Лицо влюбленной становилось все более грустным, на глазах появились слезы…
Макрицын был потрясен увиденным и услышанным.
— Кто они? — спросил он Семена Моисеевича.
— Вик-Арра — сестра родная, человек на троне — отец.
— А те, что отговаривают?
— Мурлыканы. Так у них родственники называются. Мужчина — дядька ее по отцу, первая женщина — жены его сестра. Остальные… Да ну их к черту, Еврухерий Николаевич! Мне совершенно не доставляет удовольствия пребывать в компании этих людей, но вы должны спасти Залпа, поэтому терплю.
Илл-Анна, а следом за ней и Залп поочередно исчезли. Сестра вновь превратилась в статую — застывшее лицо казалось милым и благородным. Затем цвета начали сходить на нет, и вскоре остались лишь белые очертания в окружении усиливающегося желтого свечения.
— Почему она светится? — спросил Макрицын.
— Косынку сняла, против веры пошла, — объяснил космополит.
— А почему скульптурой предстает?
Выражение лица Семена Моисеевича сделалось серьезным. Он задумчиво посмотрел на собеседника и, выдержав паузу, тихо сказал:
— Видите ли, Еврухерий Николаевич… Бог всех нас без исключения скульптурами на свет являет. Совсем немногие предстают памятниками. Но мы отвлеклись! Так вот, уважаемый, что касается языческой религии троепреклонцев-десвяполов, могу сообщить следующее: верят и преклоняются эти люди трем идолам одновременно — идолу денег, идолу связей, идолу положения. Женщина-отступница считается распутной.
— А мужчины-отступники у них есть? — резонно задал вопрос Еврухерий.
— Есть. Но им проще. Если против веры идут, племя им сочувствует и даже помогает, потому что видит в них на голову поврежденных.
— А если мужчина по любви женится? — задал Макрицын очередной вопрос.
— Мужчинам можно.
Пока ясновидящий черпал знания о мало кому известном племени, в комнате опять возник Залп. Он был явно сильно расстроен, беспрерывно курил и набирал один и тот же номер телефона. В трубке слышались длинные гудки. За какой-то миг перед взором Еврухерия пролетело два месяца из жизни поэта — часы, спрессованные в секунды. И вот уже Залп предстал беседующим с двумя женщинами: матерью и сестрой Илл-Анны.
— А что материально вы можете дать ей? — спросила старшая. И добавила: — Надо у мужа спросить — как муж решит, так и будет.
Произнеся эту фразу, она испуганно посмотрела вверх. Еврухерий последовал ее примеру и увидел, что под потолком, словно лодка на небольшой волне, покачивается все тот же трон, и сидит на нем все тот же человек, а глаза его все такие же злые и властные. Повелитель приподнял кисть и указательным пальцем медленно дважды повел вправо и влево.
— Илл-Анна не будет вашей женой, — сразу же сообщила мать. — Извините, вы ей не пара. Она у нас не распутная! Дочка позвонит вам и все скажет сама.
Сочувственная, полная грусти улыбка пробежала по лицу Вик-Арры, золотой ореол вокруг ее тела усилился. И тут же Макрицын увидел Залпа идущим с Илл-Анной морозным вечером по тихим московским переулкам. Денежный, Пречистенский, Староконюшенный…
— Я не буду твоей женой, Сашенька. Прости меня! — донеслось до Еврухерия.
— Что с тобой случилось, любовь моя? — спрашивал Залп.
— Я не люблю тебя, Сашенька, — отвечала Илл-Анна.
— Но как же так? Внезапно, беспричинно разлюбила? В тот последний вечер, который мы провели у меня дома, ты говорила, что мечтаешь, чтобы у нас родилась дочь. Ана следующий день перестала отвечать на звонки. Что произошло, объясни мне, Илл-Анна?
Но Залп в ответ услышал ту же фразу:
— Я не буду твоей женой. Прости меня.
— Но ведь мы так сильно любили друг друга, Илл-Анна! — в сердцах воскликнул Залп, чувствуя приближающуюся потерю.
— Перестань, Саша. — Голос женщины сбился на фальшивые ноты. — Разве ты не понимаешь, что любовь проходит? Я любила тебя и разлюбила. Да и кто знает, что такое любовь? У всех она своя. У меня вот такая.
— Что с вами такое, позвольте полюбопытствовать? — обратился Семен Моисеевич к Еврухерию, на лице которого было странное выражение.
— Как вы думаете, — положив карандаш на тетрадь, спросил Макрицын, — Илл-Анна правду сказала?
Ответ космополита последовал мгновенно:
— Еще не родилась на свет женщина, которая говорила бы правду!
Еврухерий вновь погрузился в размышления. Какие-то мысли витали в его голове, но положить их на язык не удавалось. Он несколько раз начинал фразу и, не договаривая, останавливался.
Семен Моисеевич пришел на помощь:
— Сам Залп от нее не уйдет, потому что любит ее по-настоящему. Увы, когда Илл-Анна убеждала, что тоже его любит, она говорила неправду. Не потому, что хотела обмануть, но потому, что несчастна. Ей вообще не дано любить — ей предписано слушаться отца. Любить может только человек с духовным началом, а у нее начало материальное. Поэтому они и расстанутся. Собственно говоря, иначе-то и быть не может, ибо, как вы, надеюсь, помните, «материальное и духовное начала совместить нельзя».
— Но она бы пошла за него, да отец ведь не разрешил, — словно в оправдание Илл-Анны заметил Макрицын.
Семен Моисеевич поочередно подтянул голенища своих гусарских сапог и задумчиво произнес:
— Говорите, отец не разрешил… Да неужели вы, умный человек, не понимаете, что женщина и не хотела, чтобы отец разрешил? Илл-Анна по определению не может жить за рамками привычного ей доисторического бытия, которое определяется дикими племенными понятиями о хорошем и плохом. Поймите: ничто, кроме духовного начала, не способно вытащить человека из болота. Ничто!
Слова «полуфранцуза-полуеврея» посеяли какие-то сомнения в душе Еврухерия, суть которых он выразил вопросом:
— А вот интересно мне вдруг стало: и вправду, что такое любовь?
— Точного определения нет, никогда не было и не будет. Это вам не математика — косинус делим на синус, получаем котангенс, и никак иначе. С любовью намного сложней. Из известных суждений заслуживают внимания лишь несколько. Лично я отметил бы Платона с Аристотелем да Фрейда, но сам придерживаюсь собственного определения, если вам любопытно.
— Послушаю, — снизошел ясновидящий.
— Любовь есть духовно-половое влечение, сила которого определяется степенью готовности к самопожертвованию, — отчеканил Семен Моисеевич.
Тем временем голоса Залпа и Илл-Анны становились все тише и тише.
Неожиданно раздался треск ломающегося камня, зашевелился и приподнялся асфальт, и на поверхности, как грибы, стали появляться какие-то необычные люди. Все они имели поразительно хитрые, невероятно проницательные и устрашающе холодные глаза. Словно по команде, эти люди мгновенно образовали кольцо, внутри которого оказались Илл-Анна и поэт.
От увиденного Макрицына охватил ужас, и он заорал. Космополит, подскочив к нему, попытался утихомирить:
— Что вы орете как резаный? Успокойтесь, вас не тронут! Я рядом с вами. Продолжайте записывать.
Кольцо из людей, сужаясь, приближалось к Илл-Анне и Александру. Макрицын узнал тех самых мурлыканов, которые отговаривали женщину от встреч с Залпом. Целостность круга нарушилась: из него выбежал человек и, встав лицом к возлюбленной Залпа, произнес:
— Мы нашли его. Он очень богат! И уже едет из дальних болот, чтобы жениться на тебе. Ты не можешь ослушаться отца!
Сделав к нему шажок, женщина оглянулась, посмотрела на Залпа и остановилась в нерешительности.
— Но я люблю Сашу! — произнесла Илл-Анна.
Люди громко засмеялись.
— Несчастная! — голосом, полным презрения, произнес брат отца. — Ты разве забыла, что ты — женщина?
— Нет, — прозвучал робкий ответ.
— Ты забыла, что наши женщины не имеют права любить? Забыла, что наши женщины выходят замуж по воле отца?
— Нет, — покачала головой Илл-Анна, — я это не забыла. Но я люблю Сашу и хочу быть его женой. Мне хорошо с ним! Я хочу быть с ним, хочу ощущать его каждое мгновение рядом! Он мой желанный!
— Одумайся, ты на грани падения! Мы стремимся уберечь тебя от презрения и осуждения всего племени, а ты уже близка к падению. Ты перестала понимать, что говоришь! Порядочной женщине не должно быть хорошо с мужчиной, она не может ощущать и желать мужчину. Мужчине должно быть хорошо с порядочной женщиной, мужчина может ощущать и желать порядочную женщину, просто как мужчина или когда решит, что ему нужен ребенок. И ты не можешь думать и поступать иначе, пока носишь косынку на шее! Пойдем с нами! — Мурлыкан и протянул к Илл-Анне руку.
