Бегло осмотрев земли, мы направились в Обоянь. Эта деревня оказалась посолиднее – полтора десятка крепких изб, земля обработана. Тут и старший нашелся – преклонных лет староста Никанор. Я представился, показал указ государев. Никанор, шевеля губами, долго вглядывался в бумагу подслеповатыми глазами.
– Ну наконец-то хозяин объявился! – с поклоном вернул мне указ староста. – Тяжко мне в года мои воз этот тянуть. Ослобони, князь! Назначь кого помоложе.
– Так у тебя деревня в порядке, земля обихожена. Стало быть, уважаем ты, слушают тебя люди. Если настаивать будешь, подумаю. Подскажи-ка, мил-человек, как в Вереши да Охлопково проехать?
– Вот по этой дороге и пяти верст не будет.
Добрались до Верешей. Деревня большая – дворов двадцать, однако запустение на землях и в домах полное. Контраст с Обоянью разительный! Староста здесь умер уж год как, так и жила деревня в безвластии. Удручающее впечатление.
Охлопково смотрелось чуть лучше, однако и здесь не чувствовалось хозяйских рук. А места красивейшие: Ока рядом протекает, вид с холма просто изумительный. Лес березовый вокруг – красотища! От холма к реке – луг заливной, травы по пояс стоят. Сразу сердце подсказало: дом свой – имение княжеское – именно здесь ставить буду.
Дело шло к вечеру, и потому после небольшого обсуждения решили, что Андрей останется на несколько дней здесь, на новых землях. Пусть осмотрит все досконально, составит план – что надо делать и сколько на это уйдет материалов и денег.
Я же еду в Москву. Надо искать архитектора. Сам я не строитель, здесь нужен знающий человек. Это бревенчатую избу строить просто: нашел плотников, завез строевой лес – и все дела. Уж с деревом-то русские мастеровые обращаться умели. Однако жить в деревянном доме боярину, может, и пристало, но не князю! Поэтому я хоромы двух-, а то и трехэтажные, из кирпича или камня решил поставить, чтобы на века, чтобы это родовое имение было, Василию да его детям досталось. И не просто дом, а дабы и парк с дорожками и прудом были. Потому и хотел вернуться в Москву – там сейчас каменные здания итальянцы, точнее, итальянские архитекторы, строят, даже завод кирпичный поставили. Вот на них и хотел я выйти через Федора Кучецкого.
В Москву приехали с Федькой-занозой уже вечером и сразу – на постоялый двор. Куда еще податься, когда поздно. Наелись досыта – и спать.
А уж с утра я к Федору Кучецкому поспешил, чтобы дома его застать, пока на службу он не уехал. Поди его потом найди.
На мою удачу, князь дома оказался, только встал, завтракать садился. Встретил радушно, сразу с собой за стол усадил.
– Ты что же – князь уже, а по тебе и не видать, – укоризненно покачал головой Кучецкой.
– А чего должно быть видно? – удивился я.
– Так плащ красный, корзно называется, должен быть. Имеет право носить его только лицо княжеского звания, – добродушно корил он меня. – И опять же – свиты не видно. Достоинство свое умаляешь. Как незнакомый тебе человек определить сможет, кто перед ним – ровня или шапку ломать надо?
– Прости, Федор, как-то запамятовал я.
– Одно дело – когда с князем говоришь, другое дело – с простолюдином. Это важно. Исправь.
– Сегодня же к белошвейке схожу.
– То-то! С чем пожаловал?
– На новых землях был, на даче.
– Похвально!
– Да пока ничего хорошего там не увидел. Земля в запустении, холопы – в нищете.
– А ты на что? Понимаю, не одного года дело, так управляющего толкового ставь, холопов прикупи.
– Где же их столько взять? Не только на землю холопы нужны, а и боевые холопы – для дружины.
– Ты никак жаловаться ко мне приехал?
– Упаси бог, Федор! Как ты подумал такое! Совета прошу.
– Плоховато сейчас с людишками, – вздохнул князь. – Мор да глад о прошлом годе были. Мой тебе совет: бери корабль да – в Кафу, на невольничий рынок. Там и купишь себе людишек. Все лучше, чем им в неволе у нехристей томиться. Тебе ведь много людей надо, как я понял. Это лучший выход.
– Спасибо, Федор. И еще вопрос. В имении дом каменный хочу поставить, вроде как родовое гнездо будет. Слышал, итальянцы на Москве сейчас кремль обустраивают, храмы.
– И не только в Москве, а и в других городах. Мастера хорошие, спору нет. Каждая постройка красотою да благолепием изумляет, однако же и деньги серьезные за работу просят.
– Не о деньгах речь, Федор. Сведи меня с мастерами. Ты же наверняка их знаешь.
– Знаю, не без того. Подумать надо, кто из них сейчас сможет тебе дом в усадьбе твоей возвести. Кто-то – в Нижнем работает, а кто и здесь – на государевом заказе, отвлекать никак нельзя. С ними поговорить надо, сразу я тебе и не скажу. – Федор поднялся: видно, время торопило, на службу надо. – Давай так уговоримся: загляни ко мне через неделю, раньше не обещаю.
– Согласен. Жди через неделю.
Я откланялся, пожелав князю и его дому благополучия. Вернулся на постоялый двор.
– Вот что, Федор, пока неделя времени свободного у меня есть. Поищи судно крепкое, мореходное, дабы нам, пока лето на дворе, в Кафу сходить.
– В Кафу? – изумился Федька. – Это еще зачем?
– Холопов на земли новые прикупить – это раз. Опять же с земель ратников считают, что каждый дворянин – боярин ли, князь – выставить в ополчение должен. Стало быть, и боевых холопов искать надобно. Это два. Придется или вольных уговаривать под мою руку отойти, или пленных покупать. Вот и думаю в Крым, в Кафу, сходить – там рынок невольничий самый большой, русских из плена выкуплю и себе холопов новых обрету.
– Вона как! На землю-то хлебопашцев да мастеровых из плена выкупить можно, а вот насчет боевых холопов – сильно сомневаюсь. Воин сильным и, главное, смелым должен быть, а в плену сильный или не выживает, или ломается. Такой в бою дрогнуть может, побежит. А трусость в бою – как зараза. Один побежит, за ним – весь десяток.
– Есть правда в твоих словах, Федор, да не вся. Сейчас иди – судно ищи, кто бы из владельцев согласился в Кафу сходить.
– Пойду на пристань, поспрашиваю. Жди к вечеру.
Однако же часа через три Федор примчался обратно, радостно потирая руки.
– Княже, надо тебе самому сходить. Судно я нашел, только…
– Чего замолчал, говори.
– Судно в Кафу идет, невольников везет – литвинов.
– Пойдем, посмотрим. – Неужели удача?
Федор шел впереди, показывая дорогу. У деревянного причала покачивалась ладья. Федор заорал:
– Хозяин!
Откуда-то с кормы вынырнул хозяин. Был он самого разбойничьего вида: низкорослый, кривоногий, заросший бородой по самые глаза. И глаза те были бегающие, белесые, выцветшие какие-то. Одежда полутурецкая – штаны шелковые, красные, заправленные в короткие полусапожки, рубахи нет, а одет в синий жилет, которые так любят носить на Востоке.
– Кто меня зовет? – Голос у владельца судна с хрипотцой.
Я толкнул Федора в бок, чтобы помолчал.
– Я бы поговорить с тобой хотел. Судно мне нужно. Из Кафы невольников привезти.
– Чего их везти, вот – полный трюм. Хоть одного купи, хоть всех зараз. Однако же цену спрошу, как в Кафе.
– Побойся Бога, хозяин. Их до Кафы еще довезти надо, кормить в дороге, расходы нести.
– Ты невольников допрежь погляди, купец, все как на подбор – молодые, здоровые.
– Хм, показывай.
Хозяин повернулся к корме и что-то крикнул. Появился молодой амбал с кнутом в руке и связкой ключей на поясе. Отомкнул замок на люке трюма.
– Эй, выходи все!
Из трюма на палубу поднимались люди, в большинстве своем – молодые и, к моему сожалению, в основном – женщины и девушки. Мне-то рабочая сила нужна. Конечно, в деревне и женщины надобны – жать, полоть, лен мять, но основная тяжесть сельской работы – все же на мужиках. Им и пахать, и боронить, и мешки таскать. Да многое в деревне на мужских руках – избу подправить, забор сделать, колодец выкопать.
Невольницы выстроились на палубе. Два десятка молодых и зрелых женщин, все с печальными лицами. Но синяков и следов побоев я не заметил, хотя амбал был с кнутом.
