Всю вторую половину дня и вечер Харви потратил на спор с помощником администратора Полом Пирсом, который решил под конец лыжного сезона отдохнуть в Зеленых горах. Используя сотовую связь, Харви вел переговоры со всем аппаратом Пирса, который проводил свой выходной день в Большом Нью-Йорке: дома, в ресторанах, барах, на дискотеках и представлениях двух разных театров на Бродвее. Все упорствовали в стремлении оставить передатчик продолжать испытания внутри атмосферы. Затем, уступая просьбам, стали интересоваться, каким образом Соммерштайн, в распоряжении которого имелась предоставленная субсидия, собирается оплатить использование оборудования и электроэнергии, затраченных на испытания. В свою очередь Соммерштайн давал обещания, заключал сделки, подчинялся ограничениям и скрещивал пальцы при всяком произносимом им слове.
Поздно вечером Харви предстояло объяснить все заново одному из программистов лаборатории, вызванному в неурочное время и назначенному для ввода волны в планетарную систему. По крайней мере, к тому времени Харви уже имел достаточно надежные данные о скорости, плотности и внутренней энергии магнитного шторма, чтобы сообщить их технику, которого звали Кэл Уорнер. Специалист казался настолько сонным и раздраженным тем, что его втянули в это дело, что Харви не мог с уверенностью сказать, использовал ли тот сообщенные ему данные.
Рано утром в воскресенье облако направлялось к поясу астероидов. Соммерштайну предстояло решить, повлияют ли на отражающие свойства ионной массы кремнистые и углеродистые камешки с добавлением железистых сплавов. Харви счел предпочтительной мысль, что это не повредит, хотя и погоды не сделает. Главная проблема заключалась в том, что чем дальше от Марса продвигалась волна, тем шире становились каналы передачи сообщений.
Но Харви Соммерштайн продолжал эксперимент.
К текущему моменту времени, воскресному полудню, Марс находился над горизонтом Большого Нью-Йорка. Инженеры внимательно слушали эфир на станциях, а сама программа была создана, отлажена и работала как хронометр. В виртуальном шлеме Харви провел целых семь часов, проигрывая все возможные углы для передачи сообщения и надышавшись углекислым газом до помутнения в голове. А между тем он по-прежнему не мог передать привет посланникам Марса.
Внутри шлема над головой Харви простиралось темное пространство. Светло-серые линии обозначали основные созвездия, соединяя яркие точки звезд. Перед ним лежала условная карта неба, используемая для вычисления астрономических координат. Его же место на Земле обозначалось зеленым шариком.
Марс отклонился на семнадцать градусов к северу с восходом над горизонтом небесной сферы в два часа пятьдесят минут. Харви считывал позицию внутри шлема и одним касанием пальца вносил изменения в программу. Маленькая красная точка горела в двадцати градусах справа от ярко-белого солнечного диска. Максимально используя возможности имитации, Харви удалось смоделировать блеск ледников, однако он был еще далек от того, чтобы ввести в программу спутники Марса: Фобос и Деймос, которые были значительно меньше и ближе к главной планете, чем Луна к Земле.
Ионная волна от солнечного взрыва, направляющаяся к красной точке, предстала его взору в виде растянутой по карте неба серебристой фигуры, напоминающей по форме пончик.
Соммерштайн второй раз произвел касание для пуска новой радиограммы. Во исполнение по черному пространству побежали серые столбцы цифр, показывавшие небесные координаты и дальность в километрах до цели.
За десятую долю секунды машина сообщила ему два угла: Земли и Марса, определяя характер отклонения. Показался голубой конус, указывавший движение луча, вонзавшегося дальним концом в красную точку.
– Хорошо, Дональд, – сообщил Харви оператору, сидевшему в кабине передатчика, – передавай сообщения этим путем.
Соммерштайн знал, что сейчас в шлеме у оператора бегут те же самые цифры, которые надо всего-навсего переадресовать киберу, управляющему внешним устройством станции.
– Понял, – послышалось в ответ.
Антенна повернулась и обеспечила связь, отправив в пространство луч, окрашенный в программе Соммерштайна желтым. Когда предполагаемый и истинный пути сошлись, появились зеленые участки, показывавшие места совпадения.
Зеленых пятен было не так уж много, покрыть полностью планету не удалось.
Возникла проблема с передатчиком. Снова и снова антенна, двигающаяся на гидравлической платформе и вращающаяся внутри противовесной люльки, не поспевала за сигналами имитатора и командами Харви, как если бы для игры в бильярд у него был не кий, а небольшое сосновое полено.
– Ничего, Дональд, – ободряюще сказал Соммерштайн, – это только начало. Посмотрим, будет ли на этот раз ответ.
Пройдет без малого тридцать три минуты – двадцать на передачу и еще тринадцать на ответ с ночной стороны Марса, переданный через ретранслятор на Фобосе, – прежде чем Харви узнает, какая часть зеленых совпадений конуса сумела донести его сообщение и вообще имеет ли смысл принцип отражения сигналов от ионизованной волны.
– Жди, – сказал Харви оператору. – Но будь готов попробовать еще раз без десяти три.
– Слушаюсь, босс.
Зачем вообще Соммерштайн взялся за это? Для чего ему потребовалось тратить усилия, время, часы сна и драгоценные премиальные на это нелепое занятие? Особенно если учесть, что солнечный взрыв, как отмечалось в бюллетене НАСА, являлся просто аномалией, явлением, которое на Земле не наблюдали уже сотню лет.
Да потому что в глубине души Харви Соммерштайн не верил этому. То, что произошло в космосе однажды, может повториться снова. А вдруг взрывы и ионизированные волны станут в будущем неизбежным явлением, появляясь столь же неожиданно, как тайфуны или ураганы. Как показали последние три дня, эти феномены могут оказаться очень опасными для разбросанного по планетам Солнечной системы человечества. В особенности это касается линий связи. Если луч смещения Соммерштайна послужит хоть раз для оповещения, защиты, а может статься, и спасения жизней, то все затраченные усилия не напрасны. А если взрывы станут частым явлением, то его изобретению не будет цены.
Однако в тот момент, после тринадцати последовательно неудачных попыток, вклад Харви в теорию и практику межпланетных коммуникаций не стоил, казалось, и ломаного гроша.
Но Соммерштайн намеревался попытаться снова, еще через двадцать восемь минут, а если понадобится, он был готов работать всю ночь.
Хребет Тарсиса
Олимпийские горы
Долина Маринерис
Плато Хрисеиды
Компания «Мюррей-Хилл лабораториз»,
24 марта 2081 г., 11.23 местного времени
Харви Соммерштайн показался на рабочем месте в лаборатории как раз перед ленчем. Его била нервная дрожь, и он часто позевывал, ведь поспать удалось лишь четыре часа. Перед глазами плясали разноцветные точки и линии, не то последствия чрезмерного физического и умственного напряжения, не то образы, оставшиеся после пятнадцати часов непрерывного сопоставления планетных координат и векторов передачи внутри компьютерного шлема.
Здравый смысл подсказывал Харви, что в таком состоянии ему лучше провести денек дома. Но инстинкт политика говорил, что ему нужно быть готовым доложить о результатах, о любых результатах, администраторам лаборатории, после того как он израсходовал огромные объемы эфирного времени и денег в бесплодных попытках поздороваться с обитателями Марса.
По прибытии Соммерштайн первым делом опустошил ящик с электронной почтой. И точно, поверх бумаг лежал электронный запрос от Пола Пирса, предлагавшего явиться на официальную встречу тет-а-тет в кабинете администратора. Записка гласила: «как только окажется удобным», что в переводе означало: «немедленно, сукин сын».
Соммерштайн уже собирался дать ответ, когда некое шестое чувство подсказало ему задержаться на пару минут и просмотреть содержимое до конца. В ящике было двадцать три письма, и все с инопланетной маркировкой. Харви всмотрелся пристальнее. На всех стояло слово «Марс». Соммерштайн немедленно принялся читать.
