На следующее утро я отправил письма и уехал из Шерингема первым же поездом.
Глава 79
После окончания войны Винсент снова стал инвестором, вкладывающим средства в самые разнообразные проекты. Он разъезжал по всему миру в поисках интересных идей. Я же выполнял функции его личного секретаря.
– Я хочу, чтобы вы всегда были рядом, Гарри, – говорил он. – Вы оказываете на меня благотворное действие.
Мое положение давало мне доступ к гораздо более серьезной информации, чем та, которой я располагал в предыдущей жизни. Из банков и университетов, благотворительных организаций, нуждающихся в финансовой поддержке, из правительственных источников и от биржевых брокеров я получал документы, о существовании которых Винсент даже не подозревал или которым не придавал значения. Это было его ошибкой. Он привык ко мне. Я был его любимцем – надежным, зависимым и, как ему казалось, совершенно безобидным. Я во всем угождал ему, а когда меня спрашивали, как называется моя должность, с гордостью отвечал, что являюсь вовсе не секретарем, а администратором мистера Ранкиса, сопровождающим его во всех поездках и выполняющим огромную организационную работу. Винсент действовал по прежней схеме, завоевывая мою преданность с помощью дармовых обедов в ресторанах, бесплатного отдыха, членства в гольф-клубе, которое не стоило мне ни цента, и регулярных поездок за его счет на Карибы. Прекрасно все осознавая, я тем не менее делал вид, что клюю на эту наживку.
Мы проводили вместе очень много времени – располагались на ночь в одном и том же купе поезда, следующего вдоль восточного или западного побережья страны, стояли рядом на обзорной площадке Ниагарского водопада, занимали соседние номера, останавливаясь в отелях, нередко засиживались за полночь, распивая виски. Вероятно, многие считали нас гомосексуальной парой, и я подчас всерьез задумывался о том, что буду делать, если Винсент вдруг в самом деле предложит распространить наши и без того весьма близкие отношения еще и на постель. В конечном итоге я пришел к выводу, что с учетом всех обстоятельств и того, насколько высоки были ставки в моей игре, мне придется отнестись к подобной инициативе моего патрона благосклонно – но не сразу. В конце концов, я ведь был Гарри Огастом, парнем из Лидса, воспитанным в консервативной семье, да еще в те времена, когда на гомосексуальные отношения существовало жесткое табу. В конечном итоге я решил, что уступлю домогательствам Винсента, если таковые последуют, но лишь пережив серьезный душевный кризис, терзаясь муками совести, в идеале – после того, как мое сердце разобьет какая-нибудь женщина. К счастью, никаких притязаний со стороны Винсента я так и не дождался, хотя и мне, и многим другим казалось, что они практически неизбежны.
Первый тревожный звонок, свидетельствующий о том, что Винсент близок к осуществлению своих планов, прозвучал в 1948 году, когда в один прекрасный день он вошел в небольшой кабинет, выполнявший функцию моего лондонского офиса, уселся на стул для посетителей, водрузил ноги на стол рядом с собранной мною впечатляющей коллекцией чернильниц с цветными чернилами и заявил:
– Завтра я собираюсь посмотреть кое-какие наработки моих экспертов. Не хотите поехать со мной?
Отложив бумаги, я задумчиво принялся барабанить пальцами по столешнице. Обычно деловые поездки в обществе Винсента заканчивались для меня свирепым похмельем, чеком на крупную сумму, выписанным на мое имя, и ощущением дежавю. Однако на этот раз тон, которым он сообщил о своих намерениях, меня насторожил.
– И куда нужно ехать? – осведомился я.
– В Швейцарию.
– Вы что же, собираетесь отправиться туда прямо завтра?
– Если быть точным, то сегодня. Я уверен, что предупреждал вас об этом.
– Вы уже года два ни о чем меня не предупреждали заранее, – мягко возразил я. – Вы просто делаете что хотите, в полной уверенности, что я сумею подстроиться под ваши планы.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Винсент. – Но ведь эта схема работает, и работает превосходно, не так ли?
– И что же интересного произошло в Швейцарии?
– Точно не знаю. Ребята экспериментируют там с тяжелой водой. Вы же знаете, я не люблю без нужды вникать в детали.
– У меня нет желания сегодня на ночь глядя отправляться в Швейцарию. – Моя неискренняя по сути фраза прозвучала безупречно – я давно уже научился скрывать свои чувства и делал это чисто автоматически.
Ответ Винсента на мою реплику был предсказуем.
– Бросьте, Гарри, – сказал он. – Я знаю, что вам все равно нечего делать.
– А вы не допускаете мысли, что у меня могут быть какие-то личные планы? Может быть, я собираюсь обсудить финансовые вопросы с симпатичной молодой дамой в каком-нибудь баре?
– Разумеется, это возможно – чисто теоретически. Но мы оба прекрасно знаем, что это не так. Так что перестаньте капризничать. Берите шляпу, и поехали.
Я перестал капризничать и потянулся за шляпой, надеясь, что Винсент заметит мое раздражение и поверит, что я далеко не в восторге от предстоящей поездки.
Швейцария – прекрасная страна, при условии, что я оказываюсь на ее территории в возрастном промежутке от пятидесяти двух лет до семидесяти одного года. В более раннем возрасте все в ней почему-то вызывает у меня раздражение – от размеренного образа жизни местных жителей до местной кухни. Если же я попадаю в Швейцарию гораздо позже того, как мне перевалит за семьдесят, меня угнетает контраст между красотой ее пейзажей и моим плачевным физическим состоянием. Но, оказавшись там в возрасте от пятидесяти двух лет до семидесяти одного года, особенно если при этом я сносно себя чувствую, я не могу не признать: Швейцария – прекрасная страна для людей, которые ушли на покой и могут позволить себе беззаботно наслаждаться ее видами, не забираясь слишком высоко в горы.
В аэропорту нас ждал автомобиль.
– Вы сами заказали машину? – с изумлением спросил я Винсента.
– Послушайте, Гарри, я вовсе не беспомощное дитя, так что не надо преувеличивать мою зависимость от вас в житейских вопросах.
– Пожалуй, вы правы, – заметил я. – В философском смысле.
Винсент скорчил странную гримасу, нахмурив брови и одновременно растянув в улыбке губы, и уселся за руль.
Мы ехали и ехали, поднимаясь по серпантину все выше в горы, и я чувствовал, как мое раздражение все нарастает. Признаться, я терпеть не могу путешествовать на автомобиле по горным дорогам. В свете фар в морозном воздухе мелькали снежинки. Глядя на покрывавшие крутые склоны сосны и на звезды, которые, казалось, сияли в ночном небе уже совсем близко, я не выдержал:
– Черт побери, куда мы едем? Для лыжных прогулок я одет неподобающим образом.
– Погодите, Гарри, скоро вы сами все увидите. Бог свидетель, если бы я знал, что вы будете ныть и жаловаться, я бы оставил вас в аэропорту.
Мы прибыли на место только к часу ночи. Винсент остановил машину рядом с шале с наклонной крышей. В окнах, несмотря на позднее время, горел свет. Снега не было, но при каждом шаге под ногами похрустывал иней, а в воздухе от нашего дыхания клубился пар. Когда Винсент захлопнул дверцу автомобиля, на балконе, расположенном на верхнем этаже здания, появилась женщина, помахала нам рукой и снова скрылась. Винсент, который, судя по всему, был здесь не впервые, уверенно зашагал по узкой, вымощенной плиткой дорожке к двери в боковой части шале. Открыв дверь, которая оказалась незапертой, он жестом пригласил меня внутрь.
В доме было тепло. Где-то потрескивал камин. На площадке лестницы между первым и вторым этажами появилась женщина, поприветствовавшая нас с балкона. Лицо ее светилось улыбкой.
– Мистер Ранкис! Как я рада снова вас видеть! – Спустившись вниз, она обняла Винсента.
Он также обхватил ее за плечи и привлек к себе. Разумеется, я не мог не обратить внимания на эту деталь и невольно задумался о том, что связывает этих двух людей и являются ли их отношения исключительно дружескими.
