Никто из окружавших его людей, казалось, не заметил этого, и он вдруг понял, что никакие они не друзья, и он даже не знает никого из них. Его взяли за руки, и через мгновение (эти двое вроде бы никуда не двигались, но в тоже время заставили его почувствовать, что превратили невидимый уголок в место, которое всегда было там, хотя и не на виду) они оказались в неосвещенном пространстве. Когда он отвернулся, их бесцветные плащи стали видны в темноте. Он был бессилен, заперт в камне, но мог видеть и дышать.
– Помогите мне!
– Мы здесь не для этого.
– Кто вы?
– Ты знаешь?
– Не знаю.
– Тогда мы не можем тебе сказать.
– Чего вам надо?
– Нам нужен ты.
– Почему?
– А почему бы и нет?
– Но почему именно я?
– У тебя никого нет.
– Что?
– У тебя никого нет.
– Что вы имеете в виду?
– Ни семьи, ни друзей…
– …ни религии, ни веры.
– Это неправда.
– Откуда ты знаешь?
– Я верю в…
– Во что?
– В себя!
– Этого недостаточно.
– Как бы там ни было, ты никогда не узнаешь.
– Чего? Чего я не узнаю?
– Хватит. Давай приступим.
– Приступим к чему?
– К отбиранию твоего имени.
– Я…
И они вместе забрались в его череп и взяли его имя.
И он закричал.
– Хорза! – Йелсон тряхнула его голову, и та ударилась о перекладину в изголовье маленькой кровати.
Он проснулся, захлебываясь криком, который постепенно замер на его губах; его тело напряглось на мгновение, потом расслабилось.
Он протянул руки и коснулся покрытой пушком кожи. Женщина взяла в руки его голову и прижала к своей груди. Он ничего не сказал, но сердце его настроилось на частоту ее сердца. Она покачала его, словно младенца в люльке, потом отодвинула его голову, приподнялась и поцеловала его в губы.
– Нет-нет, я ничего, – сказал он. – Просто ночной кошмар.
– Что тебе снилось?
– Ничего, – сказал он и снова пристроил голову между ее грудей, словно громадное, хрупкое яйцо.
На Хорзе был его скафандр. Вабслин сидел на своем обычном месте, Йелсон – в кресле второго пилота. Все они были в готовности. Экран перед ними был заполнен Миром Шкара; расположенные в брюхе «ТЧВ» детекторы прощупывали серо-белую сферу, находящуюся точно под ними, и увеличивали ее изображение на экранах.
– Еще раз, – сказал Хорза.
Вабслин передал записанное сообщение в третий раз.
– Может, они больше не используют этот код, – сказала Йелсон, смотря на экран из-под своих четко очерченных бровей.
Она снова подстриглась, оставив на голове ежик длиной не больше сантиметра и едва ли гуще, чем пушок на ее теле. Угрожающий вид ее контрастировал с миниатюрностью головы, торчащей из большого воротника скафандра.
– Это традиционный сигнал. Даже не код, а скорее церемониальный язык, – сказал Хорза. – Если они его услышат, то поймут.
– Ты уверен, что мы подаем сигнал в нужное место?
– Да, – сказал Хорза, стараясь сохранять спокойствие.
Они встали на стационарную орбиту менее получаса назад и висели над континентом, в котором находились туннели Командной системы. Почти вся планета была покрыта снегом. Лед покрывал тысячекилометровый полуостров; здесь система туннелей уходила под морское дно. Мир Шкара семь тысяч лет назад вошел в очередной ледниковый период, и лишь относительно узкая лента океана вокруг экватора (между слегка неровными линиями тропиков) была свободна ото льда. Она казалась стальным, сероватым ремнем, подпоясывавшим этот мир, и время от времени была видна сквозь вихри грозовых туч.
Они находились в двадцати пяти тысячах километров от этой заснеженной поверхности, и их коммуникатор посылал сигнал на круглый участок диаметром около десяти километров – там, где полуостров сужался между двумя замерзшими заливами. Там был вход в туннели; там жили мутаторы. Хорза знал, что никакой ошибки он не совершил, но ответа с базы не поступало.
Здесь смерть — эти слова не выходили у него из головы. Ему казалось, что частичка планетной стужи продрала его до костей.
– Ничего, – сказал Вабслин.
– Хорошо, мы спускаемся. – Хорза взял штурвал ручного управления в свои руки, одетые в перчатки.
«Турбулентность чистого воздуха» прощупала своими гиперполями изогнутые стенки гравитационного колодца планеты, осторожно направляясь вдоль них. Хорза отключил двигатели и перевел их в аварийный режим полной готовности. Больше двигатели не должны были понадобиться, а вскоре, когда градиент тяготения увеличится, вообще нельзя будет пользоваться ими.
«ТЧВ» со все возрастающей скоростью падала на планету, ядерные двигатели находились в состоянии готовности. Хорза следил за показаниями экранов, пока не убедился, что корабль идет верным курсом, а потом, когда ему стало казаться, что планета под кораблем слегка вращается, отстегнул ремни безопасности и пошел в столовую.
Авигер, Нейсин и Доролоу сидели в своих скафандрах, пристегнутые к креслам столовой. Пристегнута была и Перостек Бальведа, одетая в теплую куртку и брюки того же цвета. Ее голова торчала над мягким кольцом воротника белой рубашки. Объемистая тканая куртка была застегнута до самого горла. На ногах у Бальведы были теплые ботинки, а на столе перед ней лежали меховые перчатки. У куртки был даже небольшой капюшон, который пока что лежал на спине Бальведы. Хорза не был уверен, выбрала ли Бальведа этот безвольный, бесполезный образ космического костюма со смыслом или бессознательно – из страха и потребности в безопасности.
Унаха-Клосп расположился в кресле и был привязан к спинке так, что его лицевая часть смотрела в потолок.
– Я надеюсь, – сказал автономник, – что мы не будем выделывать никаких кульбитов, как в прошлый раз, когда вы пилотировали этот металлолом.
Хорза его проигнорировал.
– Никаких сообщений от господина Адекватного не поступало, так что, похоже, высаживаться будем все, сказал он. – Когда сядем, я один пойду проверить, как там дела, а когда вернусь – будем решать, что делать дальше.
– То есть вы хотите сказать, решать будете вы… – начал было автономник.
– А если ты не вернешься? – сказал Авигер.
Автономник издал какое-то шипение, но быстро замолчал. Хорза посмотрел на старика: в скафандре он казался совсем игрушечным.
– Я вернусь, Авигер, – сказал он. – Не сомневаюсь, все на базе живы-здоровы. Я попрошу их приготовить нам чего-нибудь вкусненького. – Он улыбнулся, хотя и знал, что его слова звучат не очень убедительно. – Ну а в том маловероятном случае, если что-то окажется не так, я сразу же вернусь.
– Этот корабль – наш единственный способ выбраться с планеты. Не забывай об этом, Хорза, – сказал Авигер.
Его глаза смотрели испуганно, и Доролоу прикоснулась к рукаву его скафандра:
– Верь в Бога, – сказала Доролоу. – Ничего с нами не случится. – Она посмотрела на Хорзу: – Правда, Хорза?
Хорза кивнул.
– Все будет в порядке. Никуда мы не денемся. – Он развернулся и пошел назад в пилотскую кабину.
Они стояли в высоком горном снегу и смотрели на летнее солнце, которое садилось в собственные красные моря из воздуха и туч. Холодный ветер играл ее волосами – каштановое на белом, – и она автоматически подняла руку, чтобы откинуть их назад. Затем она повернулась к нему, наклонила голову и прижалась щекой к его ладони. На ее лице появилась едва заметная улыбка.
– Вот тебе и весь летний день, – сказала она.
День был ясный, но температура не поднималась выше точки замерзания, и все же они смогли снять перчатки и скинуть с головы капюшоны. Ее затылок грелся о его ладонь, роскошные, тяжелые волосы ниспадали на его руку; она посмотрела на него, и он снова поразился ее коже – белой, как снег, белой, как кость.
