Вдохнув чистый, сухой воздух, я понял, что нахожусь уже не под землей. Затем увидел пробивающийся сквозь шторы на окне солнечный свет и почувствовал прилив радости.
Винсент, сидящий на стуле рядом со мной, спал. Его лицо было бледно, от руки к стоящему рядом штативу тянулась трубка капельницы. Внезапно меня охватил приступ тошноты.
– Воды, – едва слышно пробормотал я.
Винсент мгновенно проснулся.
– Гарри! – воскликнул он, с трудом шевеля пересохшими губами. – Гарри, вы меня слышите?
– Винсент?
– Вы знаете, где вы находитесь?
Он внимательно разглядывал меня, пытаясь определить мое состояние. Как и большинство уроборанов, Винсент обладал довольно солидными познаниями в области медицины. Мое состояние, мягко говоря, оставляло желать лучшего, но тот Гарри Огаст, за которого я себя выдавал, не мог этого знать.
– В больнице? – предположил я.
– Верно. А какое сегодня число, вы знаете?
– Нет.
– Вы пролежали без сознания двое суток. Произошел несчастный случай. Вы что-нибудь помните?
– Квантовое… квантовое зеркало, – с трудом выдохнул я. – Что стряслось?
– Вы спасли мне жизнь. Вы вытащили меня из зала, откуда мы наблюдали за ходом эксперимента, приказали мне бежать, а потом сумели закрыть бронированную дверь. Вы спасли много жизней.
– Вот как. Что ж, это хорошо. – Я попытался приподнять голову, но мою спину пронзила боль. – Что со мной?
– Был взрыв, и вас задело взрывной волной и завалило обломками. Если бы я не успел отбежать на некоторое расстояние, я бы… Но в основном пострадали вы. Каким-то чудом вы уцелели, но… есть кое-какие проблемы, которые вам надо обсудить с врачом.
– Радиация, – прохрипел я.
– Там было… очень сильное излучение. Я не знаю, каким образом все это случилось… Впрочем, теперь это не важно.
Вот как? Это что-то новое, подумал я.
– Вы сами в порядке? – поинтересовался я, заранее зная ответ.
– Со мной все хорошо.
– Вы немного бледный.
– Я… Я тоже получил дозу облучения, но вы… Вы спасли мне жизнь, Гарри. Если я скажу, что благодарен вам, – это будет пустой звук. За то, что вы сделали, невозможно отблагодарить словами.
– Как насчет того, чтобы поднять мне зарплату?
Винсент улыбнулся:
– Не наглейте, Гарри.
– Я умру?
Винсент замялся, и я, поняв, что мое предположение верно, чуть заметно кивнул:
– Понятно. Сколько мне осталось?
– Гарри…
– Сколько?
– Лучевая болезнь… неприятная штука.
– Никогда не видел себя лысым, – сказал я. – А вы? Вы тоже…
– Я пока еще жду результатов анализов.
Нет, ты не умрешь, Винсент. Ты выживешь.
– Я надеюсь… Надеюсь, что с вами все будет в порядке.
– Вы спасли меня, – снова повторил Винсент. – Вот что самое главное.
Лучевая болезнь – в самом деле очень неприятная штука. Заполучив ее, человек лысеет. Его мучают бесконечные приступы чудовищной тошноты. Затем им на смену приходит страшная, непрерывная боль в суставах. У несчастного отказывают внутренние органы, в результате чего все его тело наполняют токсины. На коже появляются отвратительные незаживающие язвы. Легкие наполняются жидкостью, не дающей дышать. Я точно это знаю, потому что все это происходило и происходит со мной – в том числе сейчас, когда я пишу об этом вам. Вы, Винсент, проживете еще несколько дней. Мне же осталось всего несколько часов.
– Останьтесь со мной, – попросил я.
Винсент остался. Через некоторое время медсестры вкатили в мою палату еще одну кровать – для него. Я молча смотрел, как ему ставят сразу несколько капельниц. Почувствовав мой взгляд, он улыбнулся и сказал:
– Все это просто на всякий случай, для профилактики.
– Вы лжец, Винсент Ранкис.
– Мне искренне жаль, если вы так считаете, Гарри Огаст.
Тошнота в каком-то смысле даже хуже боли. Боль можно хотя бы частично заглушить с помощью лекарств, но тошнота пробирается даже сквозь наркотический туман, которым окутывают сознание опиаты и синтетические препараты. Лежа в кровати, я терпел до последнего, но в три часа ночи, не выдержав, повернулся на бок. Меня обильно стошнило в стоящее рядом с кроватью ведро. Рвота лишила меня последних сил. Я задыхался, из моих глаз текли слезы, а из ноздрей тянулись вниз шнурки слизи.
Винсент, встав с кровати, подошел ко мне и, положив руку мне на плечо, спросил:
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
Лежа на боку, я подтянул колени к груди, свернувшись в комок. Эта поза казалась мне наименее дискомфортной. По моему подбородку продолжали стекать рвотные массы. Винсент взял бумажное полотенце, чашку с водой и обтер мне лицо.
– Что я могу для вас сделать? – снова спросил он.
– Не уходите. Оставайтесь здесь, – ответил я.
– Разумеется. Я никуда не уйду.
На следующий день его тоже начали одолевать приступы тошноты и рвоты. Он старался это скрыть и, когда на него накатывало в очередной раз, выходил из палаты в туалет. Но я, разумеется, сразу же все понял. Ночью Винсента стали мучить еще и первые боли. На этот раз уже я встал с кровати и поддерживал его голову, пока его рвало в ведро.
– Со мной все в порядке, – бормотал он между мучительными спазмами. – Со мной все будет в порядке.
– Вот видите? Я же говорил, что вы лжец, – сказал я.
– Гарри, я хочу сказать вам кое-что важное, – прохрипел он в ответ.
– Собираетесь извиниться за то, что пытались меня обмануть?
– Да, – выдавил Винсент со смешком, больше похожим на всхлип. – Хочу извиниться. Мне очень, очень жаль.
– Ничего, не переживайте, – пробормотал я. – Я понимаю ваши мотивы.
Язвы, покрывшие мою кожу, не столько болели, сколько чесались. Мое тело разлагалось, хотя я был еще жив. Винсент все еще оставался на той стадии болезни, когда человека больше всего мучает тошнота. Меня же опять начала грызть боль. Не в силах терпеть ее, я стал кричать, требуя, чтобы мне ввели морфий. Нам обоим сделали по уколу – вероятно, медики сочли, что будет бесчеловечно облегчить страдания одного больного и при этом ничем не помочь другому. Вечером Винсенту принесли металлическую коробку. Он с трудом сполз с кровати и открыл замок на крышке. Внутри оказалось подобие короны из проволоки и электродов. Дрожащими руками Винсент вынул знакомую мне конструкцию из коробки.
– Что это? – спросил я.
– Это… это заставит вас все з-забыть. – Винсент положил устройство на мою кровать – вероятно, ему трудно было удерживать на весу даже такой сравнительно легкий предмет. – Это заберет с собой все, что вы… Всю вашу память. Вы понимаете, о чем я?
– А я сам? – поинтересовался я. – Если я правильно понимаю, вместе с памятью это уничтожит мою личность?
– Да.
– Но тогда ведь это было бы чертовски глупо, разве не так?
– Я… Мне так жаль. Если бы вы знали… Вы не знаете кое-что очень важное… Если бы знали одну вещь…
– Винсент, я сейчас не в том настроении и состоянии, чтобы выслушивать вашу исповедь. О чем бы ни шла речь, я вас прощаю, и давайте закончим на этом.
На этом разговор иссяк, но коробка с короной из проводов и электродов осталась в палате. Из этого я сделал вывод, что Винсент твердо решил подвергнуть меня процедуре Забвения до того, как я умру, и прежде, чем он сам ослабеет настолько, что это будет ему не под силу.
Ночью нас обоих мучила боль.
– Все в порядке, – говорил я, пытаясь успокоить Винсента. – Все в порядке. Мы пытались улучшить этот мир.
Винсент молчал, его била крупная дрожь: для того чтобы облегчить его страдания, силы лекарств уже не хватало.
– Расскажите мне какой-нибудь анекдот, – сказал я, пытаясь его отвлечь. – Анекдот. Я начну, а вы продолжайте. Скажем, вот этот: англичанин, ирландец и шотландец входят в бар…
– Ради бога, перестаньте, Гарри, не заставляйте меня смеяться, от этого мне будет еще больнее.
– Ладно, тогда я расскажу вам одну реальную историю – а потом вы расскажете мне свою.
