завершим просмотр.
— А что у нас в пятой?
— Спартак осознает реальность, приходит в себя и уже не сидит куском слепого мяса.
— Алина вернула ему глаза.
— Я сам удалил их себе, - вдруг сказал Спартак, который похоже выиграл борьбу с самим собой.
Во всяком случае, он поднимался с земли и смотрел уже вполне осмысленно.
— Удалил?
— Значит, он первым шагнул за грань управления собой, и тут же потратил силу на то, чтобы искалечить себя.
Спартак лишь усмехнулся криво, даже не стал швыряться образами того, через что ему пришлось пройти.
— Я удалил глаза, сразу отрезав большую часть соблазнов и воздействий со стороны Хранителей. Да, теперь я вспомнил, обычных барьеров разума не хватило бы, это сразу стало ясно. Я зациклил разум и загрузил его, создал за счет этого барьер, через который они так и не смогли пробиться. Разум отключился от тела, остались лишь какие-то простейшие функции, и я наконец-то обрел покой.
— А мы тебя вырвали из него.
— А вы меня вырвали и осознавать случившееся... это пытка похлеще тех, что устраивали Хранители.
Спартак все смотрел на свои руки, словно не мог поверить в их реальность. Из него не хлестало тьмой и безумием, но в то же время ощущалось, что они никуда не делись. То ли не поверил до конца, то ли подыгрывал ситуации, а может подобное происходило с ним уже не раз.
— Ты осознаешь реальность или считаешь все происходящее новым витком видений?
— Осознаю, - губы Спартака изогнулись в новой кривой усмешке. - Ни разу в десятках жизней у меня не было сомнений, что все вокруг настоящее и я не помнил прошлых жизней. Но в каждой из них была она.
Спартак оглянулся, но поддельная Лиза, рассыпавшаяся искрами, уже исчезла.
— И теперь у меня другая проблема, - он снова схватился за голову.
— Боли в голове, знакомо, нужно бегать по утрам и пить таблетки.
— Его мозг истощен?
— Тридцать лет работать за пределами возможностей?
— Выходит, ему тридцать лет непрерывно снились сны, где время субъективно шло быстрее?
— Но он не забыл нас.
— Не уверен, вы только посмотрите на него.
Спартак приоткрывался все сильнее и группе уже не требовалось швыряться в него образами и получать мысли в ответ, чтобы ощутить всю суть проблемы. Слишком много жизней, слишком достоверно, слишком... просто все слишком. На фоне обилия такой информации разум Спартака терялся в версиях, какая из историй Буревестника была настоящей.
— Ты же вспомнил, что убил ее!
— Да, это была подстраховка, на случай если меня разбудят с ее помощью, и все же.
Спартак сел на землю, снова охватывая голову руками, будто пытался не дать воспоминаниям разбежаться.
— Так и знал, что будет подвох.
— Да, мы слишком легко и быстро вернули ему разум.
— У нас не было времени тридцать лет звать его обратно.
— Вот так всегда, ни сна, ни отдыха, - проворчал Спартак.
— Ты тридцать лет отдыхал!
— О да, это было прекрасно.
Что-то такое звучало в его голосе, помимо мечтательных ноток, и группа переглянулась, собралась. Бой за разум Спартака, похоже, продолжался, так как он норовил соскользнуть обратно в привычную теплоту безумия. Там была жизнь, отсутствие проблем, Лиза, и кто знает, что еще.
— Вот теперь сбудется наша мечта - мы поводим хороводы вокруг Спартака!
— Вначале налево, потом направо!
— Не забывайте, что в нем запасы нашей силы.
— Он же не будет сопротивляться?
— Кто знает, кто знает, на что он готов ради Лизы. Сверхмозгу вон не поздоровилось.
Перебрасываясь шуточками, группа окружила Спартака, бомбардируя его образами. Тот пока не слишком сопротивлялся, но все эти образы опять тонули в бездне. Только теперь не безумия, а других образов, воспоминаний десятков жизней.
— Мысленно он теперь старше Льва?
— Возраст дело наживное, даже для мозгов.
— А я бы хотел вот так.
— Не поддавайтесь искушению!
О да, группа ощущала его, это самое искушение. Не просто зов в прошлое, а манящее предложение, воплощенное в Спартаке, у которого уже получилось. Закрыться и отключиться от внешнего мира, не ведать проблем, и переживать десятки жизней. Мирных, долгих, полных счастья и любимых людей, родственников, покоя и мира на Земле, всего того, что группа была лишена всю свою жизнь.
Всего того, что они хотели бы получить, но не умели так жить, на что наглядно показывал пример Дмитрича и Виталя, попытавшихся и не сумевших. Научиться жить мирно и наслаждаться покоем, не в первой жизни, так в пятой, о, этот зов манил их сильнее любых псиоников, сирен Прежних, кого угодно.
— Земля в опасности! - вскричал Дрон, вскидывая могучую руку.
Тот факт, что их жизнь в таком мирном забытье не продлилась бы долго (ведь пришел бы Разрушитель), практически не помогал. Картины тихой, мирной жизни, процветающей Земли, счастливых, смеющихся и беззаботных детей, они звали, затягивали с головой.
Земля всегда была в опасности, а здесь вдруг группа увидела шанс осуществить тайную мечту.
— Очнитесь!
— Очнитесь! - вдруг поддержал его Дюша.
Картины тяжелейших боев и линии обороны на побережье Северной Африки и по Атласным горам. Без какой-либо надежды, веры, устремлений в будущее и мыслей о мирной жизни. Сражения, сражения, сражения, потому что некому было больше держать оборону.
Образы форпоста и сражений с тварями, даже когда Вторая Волна закончилась, потому что кто-то должен был держать оборону. Потому что никто из них не видел себя в мирной жизни и все они хотели сражаться и убивать тварей.
Сражаться и убивать, забыв о себе, лишь бы жила Земля.
Сражения, смерти, твари, кровь, погони, сидение в окопах, болезни и голод, нужда, нехватка всего и хриплый рев отчаяния, сражения врукопашную, и над всем этим довлел один и тот же образ. Словно огромный лысый Лев нависал над Землей и протягивал ее в руке группе, сверля Буревестник пылающим взглядом.
Долг. Готовность поставить Землю выше всего личного.
— Никто, кроме нас, - прохрипел Дюша, которому тоже приходилось нелегко.
Семья и мирная жизнь, возможность продлить себя в потомках, кого из них не манило это? Но они забывали о себе, ради Земли, и теперь Андреи напоминали остальным об этом самом долге. Дороге, которую они избрали добровольно и с которой не сворачивали никогда, несмотря на соблазны и возможности.
— Мы победим и
