Ознакомительная версия.
Книгу «Улицы Севильи» трудно отнести к какому-то одному жанру: это и фэнтези, и философская сказка-притча, и психологическая проза. Произведения, вошедшие в сборник, объединены сочетанием философско-мистической направленности, романтического символизма, а также динамичного приключенческого сюжета. И сама повесть «Улицы Севильи» — словно мозаика, состоящая из кусков разного жанра, совсем, казалось бы, не связанных между собой. Но соединенные вместе, они образуют единый рисунок, понять который можно, лишь перевернув последнюю страницу. Действие произведения переносится из российской глубинки к подножью египетских пирамид, в солнечную Испанию, на холодные острова Северного моря; сложные философские вопросы сменяются простым, почти сказочным повествованием, которое от реальности современной действительности уходит вдруг к мистическим вопросам вечности.
«Он повел Настю в дальний угол хижины, открыл стоящий на полу сундук и начал беспорядочно выбрасывать из него цветастые ткани, свитки бумаги, старый кальян, ножи, какие-то музыкальные инструменты, склянки со странными жидкостями, пока, наконец, не вытащил черный сверток, который оказался огромной книгой в переплете из темно-коричневой кожи, старой и потрепанной, с пожелтевшими страницами, и ее он положил на крышку сундука.
— Вот, читай. Здесь написано про твоего брата. Открой пятьсот пятую страницу и читай!
Растерянная, Настя повиновалась и принялась перелистывать слипшиеся страницы, пока не добралась до нужной.
— Но здесь нет ни одной буквы! — изумленно воскликнула она. — Только какие-то странные значки, я не понимаю, что здесь написано!
— Эта книга написана на том же языке, на котором я говорю с тобой. И только выучив его, ты узнаешь о судьбе брата. И о многом-многом другом.
— Почему в этой книге написано про моего брата?
— Потому что здесь написано обо всем. — Старик снова присел рядом с ней. — Нет ничего, что происходило бы в настоящий момент и не было бы описано в этой книге. Здесь есть все. И каждый может научиться читать ее. Я объясню тебе, как это сделать».
Что тут — фэнтези, эзотерика, приключения, реализм? Решить это предстоит читателям.
Прочитавшие повесть в один голос называют ее «наш ответ „Алхимику“ Пауло Коэльо», — однако сходство лишь в некоторой символичности изложения; вопросы, которые мне хотелось затронуть, совершенно иные, и читатель, несомненно, заметит это.
Неизменными остаются и черты, присущие героям произведений: это искатели приключений, люди, идущие на край света за своей мечтой, отважные, готовые рисковать всем ради достижения желанной цели.
Юная танцовщица Настя пешком и без денег отправляется к далеким улицам Севильи, завороженная прекрасным танцем цыганки на площади, увиденным в телепередаче. Рыбак Пепе покидает свою страну и едет на Север, в надежде найти сокровище, чтобы покорить сердце неприступной красавицы. Бедный араб Ишам пересекает пустыню в поисках магического бриллианта, принадлежащего фараонам. Тема сокровищ, древних кладов и заклятий, закрывающих путь к богатствам, постоянно встречается на страницах книги, навевая воспоминая о приключенческих историях, которыми мы зачитывались в юности.
«Настя закрыла Книгу книг и огорченно вздохнула. Сколько всего ей уже пришлось вынести, а конца мучениям пока не видать! Проклятые часы! Что же в них было такого, почему они смогли разрушить жизнь человека? Удастся ли ей узнать это с помощью Книги книг?
Настя снова открыла страницу, подсказанную ей интуицией, — страницу восемь.»
Книга книг. Страница 8.
«Холмы, покрытые густой растительностью. Влажный, субтропический климат, джунгли, похожие на южноамериканские. „Бразилия!“ — вспомнила она.
Она медленно продвигалась вперед, видела глубокие полноводные реки, крокодилов, лежавших в мутной воде, и снова леса, и ярких птиц, и огромных ящериц, и большие зеленые листья деревьев, и их ветви, опутанные лианами, и непроходимые чащи, а потом леса расступились, появились горы, и Настя продвигалась все дальше, все выше, все глубже, пока где-то, куда много веков не ступала нога человека, не остановилась.
На земле была выложена из камней круглая площадка с двенадцатью делениями, напоминавшими циферблат, и две каменные стрелки. Сзади в скале виднелось небольшое круглое углубление, по размеру вполне подходящее для часов, дальше шла глухая стена, но было ясно, что все здесь — творение рук человеческих, и за этой стеной находилось нечто гипнотизирующее, подчиняющее себе любого. Нечто, ради чего стоило убивать. За эту стену нельзя было проникнуть, но для Книги книг нет ничего невозможного. И взгляду Насти открылись золотые россыпи и изумрудные горы, каменные сундуки, наполненные драгоценностями. В мире не было эквивалента этим сокровищам, они не имели цены!»
(«Улицы Севильи»)
«— Послушай, Ишам, — ласково начал старый ювелир, — мы подумали, и решили, что сто тысяч — смешная цена для этого камня. Мы предлагаем тебе пятьсот. Камень еще у тебя? Ты еще не продал его?
— Нет. Он у меня. — У Ишама перехватило дыхание и даже голос изменился, когда он услышал про пятьсот тысяч.
— Договорились, — старик с явным облегчением вздохнул, и в этот момент Давид, выхватив из-за пазухи кинжал, по рукоять вонзил его в сердце несчастного араба. Исполнилось проклятье богов. Ишам тяжело осел на землю, а старый ювелир и его помощник принялись быстро обыскивать его нехитрые пожитки.
— Вот он! — наконец прошептал старик и дрожащими руками схватил коробку.
Несколько секунд они смотрели на нее не в силах отвести глаз.
— Пойдем. Мы должны уйти! — наконец произнес ювелир, сунув коробку в карман своего широкого плаща.
Да постигнет проклятье богов того, кто возьмет камень, принадлежащий великому Гору, и да встретит он свою смерть.
Двое мужчин быстрым шагом направились к выходу из города, оставив лежать на земле неподвижное тело первого владельца бриллианта. Первого, кто не был фараоном, наместником Бога на земле».
Впрочем, мне хотелось написать о людях, которые не мечтают о золоте и драгоценных камнях, о тех, кто знает, что несметное богатство приносит лишь несчастье. Они ищут другие сокровища и находят их в окружающем мире, в сердцах других людей; и в своем собственном сердце.
«Настя простилась с полюбившимся ей верблюдом, с хижиной, где провела долгие месяцы и с Учителем, человеком, ставшим за это время бесценным для нее.
— Настя! — окликнул вдруг он свою ученицу.
Она обернулась.
— Я хотел сказать тебе еще кое-что важное. Запомни это.
Он приблизился и наклонился к ней очень близко.
— Знаешь, иногда маленькие девочки примеряют юбки, в которых они хотят танцевать, — сказал он шепотом, — но вдруг обнаруживают, что они им очень велики. И девочки огорчаются и думают: „Как же так? Как же я буду танцевать в такой юбке?“ А ответ очень прост. Девочке не дадут танцевать, пока юбка не будет ей впору. Многие несчастья приходят неожиданно и служат нам уроком. Но человек никогда не приблизится к своей мечте раньше, чем он будет готов принять ее. Бог пошлет ему множество испытаний, чтобы убедиться в его готовности».
«Не стоит торопить исполнение мечты. Счастье — большая ответственность. И лишь заслужив его, лишь пройдя сотни дорог и прожив сотни дней в борьбе за него, можно научиться ценить и беречь полученное».
«И Настя согласно кивнула, а потом, решительно смахнув набежавшие слезы, тронулась в путь. Ее ждала Севилья».
(«Улицы Севильи»).
Эта книга об испытаниях на пути к своей мечте, о поисках смысла жизни и о судьбе, определенной для каждого. Для меня — прежде всего книга о судьбе, потому что, пройдя немыслимыми дорогами, мы все приходим к желанной цели и лишь тогда понимаем, что этот путь был единственно возможным.
Несмотря на реалистичность определенных деталей, большинство рассказов в книге и повесть «Улицы Севильи» остаются романтическими произведениями, светлыми, красочными, полными неожиданных приключений. Наверное, таким выглядит мир для автора, и если читатели увидят действительность так же, если поверят, пусть ненадолго, что наша жизнь прекрасна и удивительна, я буду считать, что усилия, затраченные мною, не были напрасны.
Это был день ее рождения. Девочке исполнилось двенадцать лет, ее звали Настя, и она любила танцевать.
Свой двенадцатый день рождения она отмечала в одиночестве, без подарков и поздравлений, свернувшись калачиком на стареньком продавленном кресле, безразлично щелкая пультом телевизора, равнодушная ко всему.
Ознакомительная версия.
