Сергей БОЛОТНИКОВ
Тролльхеттен
— «…и вот, случился как-то день, когда хозяева уехали и оставили бедную девушку одну, чтобы она прибиралась в доме и смотрела за хозяйским ребенком, — рассказывала мать, — а времена тогда были неспокойными и много-много всякой нечисти бродило по округе темными ночами. Девушка, конечно, знала это, но не боялась, потому что дом, в котором она осталась, был старым и очень крепким».
Ребенок смотрел на мать широко раскрытыми глазами. Еще бы, ему ведь было всего четыре, и доселе он еще не знал ночных кошмаров. Хотя как-то раз испугался черной неопрятной вороны, что села на окно и принялась долбить стекло нечищеным клювом. Испугался и заплакал, но мать пришла и прогнала ворону. И теперь он знал — любое зло можно прогнать.
Ночное лето за окошком тоже плакало — тихонько и без особых истерик, просто легкая полуночная морось. Дождь постукивал в окно, гасил желтые и синие глаза фонарей, накидывал на стекло липкую холодную паутинку.
Он не был теплым, этот дождь.
«Отгорел закат, и наступила черная беззвездная ночь. Темно-темно за окошком. Девушка укачала младенца, и сама уже собралась спать, как вдруг что-то тихонько стукнуло в окошко. Посмотрела она в окно и просто обезножела от ужаса — весь оконный проем занимала огромная и ужасная морда ночного тролля! Она была красная, вся в седых волосах, и изо рта торчали острые желтые клыки!»
Глаза ребенка вытаращились еще больше, и теперь он смотрел на окно. Там так темно! А что если в той темноте прячется страшное красное лицо? Что если оно заглянет сюда?
Квартира на восьмом этаже, но от этого не становится легче.
— Девушка, конечно, очень испугалась, но… ты меня слушаешь? — спросила мать.
Ее сын оторвал от окна свой взгляд сомнамбулы. Уставился на мать. Так даже лучше, когда не видно окна, не видно будет и того, кто в него заглянет.
— «Ну так вот, это была очень храбрая девушка, — с легким раздражением продолжила мать — и она знала как вести себя с троллями. И потому она сразу загадала ему загадку. А в то время к загадкам относились очень серьезно.
Тролль подумал над загадкой, и отгадал. И в свою очередь задал свою. Девушка долго думала, но потом тоже отгадала. И задала свою».
Что-то стукнуло в окно!? Или показалось? Взгляд ребенка неумолимо переползал к окну. Глазки стали стеклянными, пустыми. Если тролль заглянет к нему в окно! Ведь он же не знает ни одной загадки!
Мать осторожно тронула его за руку, и он поспешно повернулся к ней.
— «И всю ночь они перекидывались загадками. Тролль был не очень умен, его загадки были просты, и потому отгадывать их было просто. Девушка устала и охрипла от непрерывного разговора, а тролль все шире и шире скалил свою жуткую усмешку. Потому что, если бы она не отгадала хотя бы одну загадку, тролль бы ворвался в домик и съел ее.
Но не учел злобный тролль, что ночь не бесконечна. И как только он собрался загадать очередную загадку, запели петухи! Вскинулся тролль, заревел, да только поздно было. Сгинул он в свете нового дня.
А когда солнце поднялось над горизонтом, вышла девушка во двор, и обнаружила там огромный камень, в который обратился ужасный тролль…» Ты понял? Она отвлекала его загадками, пока не встало солнце, которое для троллей смертельно.
— Да, я понял, — сказал ребенок, — Ма, а что было дальше? А тролли, они есть на самом деле?
Она посмотрела на него. С запоздалой досадой увидела испуг в широко распахнутых глазенках.
— То было в очень давние времена, а потом люди стали охотиться на троллей и к нашему времени истребили их всех до единого. Так что троллей нет. А теперь спи, я погашу ночник.
— Нет! — Почти крикнул ее сын. — Оставь!!
Мать вздохнула, но оставила облицованный разноцветным стеклом ночник включенным. Она уже корила себя за сказку, но кто же знал, что немудреная история так на него подействует?
Выходя из комнаты, она обернулась и посмотрела на сына — так и есть, смотрит в окно.
— Нет никаких троллей! — сказала она — Запомни!
— Да, мама, — покорно согласился он.
И она ушла, плотно прикрыв за собой дверь. А ребенок остался. Маленький мальчик, у которого до сих пор не было кошмаров. Что ж, все в жизни бывает в первый раз. Но ребенок не знал этой немудреной истины. Он знал лишь, что теперь всю ночь будет смотреть в окно, может, пока не заснет. Может быть до утра. Потому что ему казалось, что тролль появится в окне, только если туда не смотришь. И когда в следующий раз туда глянешь, то увидишь жуткую бугристую рожу, с капельками воды на выступающих клыках цвета серы.
И тогда все будет кончено.
Мать говорила, что троллей истребили, но он знал, что это не так. Это знание пришло к нему неожиданно, как всегда, и как всегда его невозможно было оспорить. Как же не может быть троллей, если стоит отвести взгляд от окна и страшное лицо появится, слабо освещенное уличными фонарями и перегороженное вертикальной чертой оконной рамы. Может быть, даже улыбнется ребенку напоследок, кровожадной ухмылкой.
Лежавший в кровати и собирающийся не спать всю ночь маленький мальчик вывел для себя свою первую несложную истину в длинной череде подобных ночных страхов:
Тролли — есть.
Если бы его взгляд вдруг выпорхнул в окошко и ночной птицей вознесся в моросящие небеса, пред ним бы предстал город.
Город как город, не большой не маленький, с высоты птичьего полета в эту ненастную ночь он бы казался бурым, играющим редкими огоньками пятном. Если, конечно, смотрящего не скрывали бы низкие облака.
У города есть название. Которое совершенно не имеет значения для данного повествования. В конце концов, мало ли на свете городов с ничем не обязывающими названиями, которые к тому же не раз и не два изменялись. Важно не название города, важны люди которые его населяют. Потому что город, это в первую очередь его жители.
Двадцать пять тысяч жителей. Не слишком много для города, но уже точно не село. Да и расположено сие подмоченное ночным дождем местечко не так далеко от Москвы. Всего пятьсот километров по романтическим разбитым шоссе и вы в столице. Многие москвичи даже имеют здесь дачи. В нижнем городе.
Да, город поделен на две половины, которые по некоей западной аналогии называются Верхним городом и городом Нижним. С таким же успехом их можно было обозвать богатыми и бедными кварталами, или, чем черт не шутит — Сити и Гарлемом.
Впрочем, топографическое название все же ближе к истине, потому что город одной своей половиной лежит на пологом холме, а другой уходит в заболоченную низину.
Верхний город — это район новостроек. Высокие белые дома (панельные и не обещающие прожить больше тридцати лет), прямые рубленые улицы, то и дело упирающиеся в свежепрокопанные траншеи, горящие все до единого, прямые и несгибаемые (кроме одного, погнутого впавшим в невменяемый алкогольный дурман бульдозеристом) фонари.
Здесь находится здание администрации, естественно окрещенное местными жителями Белым домом. Белый дом не белый — он сделан из грязно-серого зернистого ракушечника и пугает новоприбывших своей утилитарно-ублюдочной архитектурой. Наверное из-за этого его так часто путают с местным же КПЗ (то наоборот белесое и воздушных форм — услада стороннего наблюдателя, но не клиента).
Белый дом перенесли сюда, на холм, из Нижнего города, освободив занимаемое им много лет здание Дворца культуры, еще сталинской постройки.
Здесь же обретается и городской народный суд, на фронтоне которого крупными буквами, навеки высечена эпическая надпись: Causa proxima non remota spectatur. Суд пытается честно следовать написанному и потому принимает во внимание причины лишь близлежащие, удаленные же предпочитая задвигать в дальний ящик. Типичный местный суд.
Это и все, что есть в верхнем городе, исключая, пожалуй, элитный кинотеатр «Призма», в который не ходит никто.
Нижний город не в пример разнообразней. От верхнего он отделен извилистой и вялотекущей речкой-вонючкой, со справедливым названием Мелочевка. Она и вправду очень мелкая и окрестная ребятня обязательно рассказала бы вам о сотне замечательных прудиков, заливчиков и лягушатников с теплой водой, в которых так здорово купаться. А их матери рассказали бы и о сотне кожных и вензаболеваний, возникающих после такого купания в мутноватой водице. Не зря, потому что на берегу Мелочевки чуть выше по течению находится бывший колхоз, а ныне частное хозяйство, дерьмо из коровников которого стекает аккурат в несчастную речку, придавая ей душными летними ночами незабываемый аммиачный аромат.
Здесь есть плотина — жалкая попытка сделать из Мелочевки что-нибудь более крупное — сломанная давней памяти паводком. И теперь вода лишь пенится и бурлит возле похожих на китовые ребра гидротехнических конструкций. Шумит она громко, но живущие неподалеку дачники привыкли и не обращают внимания. В речке трудно утонуть, и если и есть на ней место подходящее для этого — то только плотина.
