Вот и сегодня они хотели снова понырять, но поднялся сильный ветер и вода была неспокойная. К счастью, им позвонили в отель и предупредили, так что было время обдумать другие планы. В итоге решили побыть прилежными туристами и осмотреть достопримечательности.
— Хочешь в «Малый Белый дом»? — предложил Грег.
Они с супругой сидели в изножье кровати в своем номере отеля «Хаятт» на Фронт-стрит.
— А дом Хемингуэя?
— Ну можно. Хотя это всего лишь Хемингуэй, — едва слова слетели с губ, Грегу захотелось взять их обратно.
— «Всего лишь»? Эрнест Хемингуэй — величайший американский писатель!
— Только если не учитывать других американских писателей.
Они годами спорили об одном и том же. На самом деле, они начали спорить еще даже до того, как решили встречаться — а именно на уроке американской литературы в колледже. Учитель, естественно, был на стороне Кристы, зато большая часть класса поддерживала Грега.
Криста собиралась добавить что-то еще, но закрыла рот и махнула рукой:
— Не будем ссориться. Слушай, чтобы ты не думал о творчестве Хемингуэя, он здесь жил, и тут в его честь обустроили великолепный музей. И там полно кошек.
Грег моргнул:
— Кошек?
— Точно, — подтвердила Криста. — Целая куча кошек. И все шестипалые.
— Да ты шутишь! — Грег вытаращил глаза. — Какая прелесть! Кошки с полидактилией — это нечто!
Грег всю жизнь был кошатником. В Лоуренсе, Канзас, у них остались три кошки, за которыми на время отъезда хозяев присматривала сестра Грега.
Криста покачала головой и встала, подхватив внушительную черную сумку. Дорогое изделие не вполне подходило под футболку, шорты и сетчатые сандалии, но Криста настаивала, что ей нужно где-то носить всё, что может пригодиться, и Грег давно прекратил попытки ее переубедить.
— Почему ты не говоришь просто «шестипалые», как все нормальные люди?
— К чему я и клоню, — он подцепил потрепанную кепку с вензелем из первых букв Канзас-Сити, которую носил еще в детстве, и поспешил за женой. — Это Хемингуэй называл таких кошек шестипалыми, а более или менее образованный человек использует термин «полидактилия».
Супруги захлопнули дверь (если ей не грохнуть хорошенько, может и не закрыться, а в номере остались ценные вещи) и пошли к лифту. Не переставая рыться в сумке, Криста снова заговорила:
— Да, но этот термин неточный. «Полидактилия» — это когда пальцев больше, чем положено. А шестипалый — это как раз про тех кошек, которые с шестью пальцами… ага! — последний возглас относился к найденным в глубинах сумки солнечным очкам.
Грег терпеть не мог, когда Криста надевала солнечные очки, потому что они закрывали ее чудесные голубые глаза. После спора на уроке литературы они друг другу не приглянулись, но в следующем семестре столкнулись на вечеринке у общего друга. Криста покрасила волосы, и Грег ее не узнал — вот и принялся ухаживать за девушкой с великолепными голубыми глазами. Только проговорив всю ночь — уже после того, как вечеринка затухла — он сообразил, что это она выступала его главным противником. Ее глаза были словно озера лунного света, и она только хмыкнула, когда Грег впервые сказал это вслух.
Грег щелкнул по лифтовой кнопке костяшкой пальца:
— Я думал, мы больше не спорим о Хемингуэе.
— Мы и не спорим. Мы спорим о том, что ты строишь из себя самодовольного заучку.
— Я бы сказал, что это связано с темой Хемингуэя, — улыбнулся он.
— А я бы сказала, что нарушила договор ради удовольствия назвать тебя заучкой.
Грег покачал головой и рассмеялся:
— Я тебя люблю.
Она сверкнула глазами, прежде чем спрятать их за темными стеклами очков:
— И я тебя.
Они с удовольствием прошлись по Фронт-стрит до Уайтхолл, через пару кварталов попали на Оливия-стрит, минули несколько домов и ресторанов и один из входов в Малый Белый дом, который Гарри Трумэн[21] иногда предпочитал резиденции Кемп-Дэвид (проходящей когда-то под названием Шангри-Ла)[22]. Через улицу от дома Хемингуэя возвышался огромный маяк. Грег смерил его взглядом и сказал:
— После Хемингуэя идем туда.
— Ну…ладно.
Почувствовав ее замешательство, Грег оглянулся:
— Что не так?
— Ты же понимаешь, что там нет лифта? Тебе придется идти пешком до самого верха.
— И что? — негодующе уточнил Грег, заранее настроившись на обидный ответ.
— Да ничего, но когда на полпути ты устанешь тянуть по ступеням свое пузико Будды, не вздумай мне плакаться.
Грег смущенно похлопал себя по брюшку, которое два года назад жена ласково окрестила «пузиком Будды», и проворчал:
— Я думал, тебе нравится пузико Будды.
— Я от него без ума, милый, но бегать по лестнице с ним неудобно.
— Вот как. Чепуха! Я поднимусь по всем лестницам и посмеюсь над твоим отношением к моей спортивной форме.
— Если еще сможешь смеяться, естественно, — она улыбнулась и легко поцеловала его в щеку.
Надо сказать, Грег не угомонился и после поцелуя:
— Замечательно, пошли уж любоваться вашим хваленым писателем.
Криста придержала язык и направилась к билетной кассе, стоящей около огораживающей дом стены. За кассой виднелись открытые ворота, увитые плющом. Заплатив за вход скучающей молодой женщине, которая, кажется, рассердилась, что ее оторвали от чтения «Энтертэйнмент Уикли», они вошли в ворота и поднялись к самому дому. Навстречу вышел улыбающийся парень с большим носом, маленькими глазками и неровными зубами:
— Здравствуйте! Добро пожаловать в дом-музей Хемингуэя! Впервые здесь?
Вокруг не было ни души. Грег уже заметил, что нынешним утром на улицах ходило куда меньше народу, чем обычно, и решил, что виноват прошедший Новый год — еще одна причина, почему они с женой решили отдыхать здесь уже после праздника.
— Да, впервые.
— Меня зовут Дэвид, и я веду экскурсию. Экскурсия начнется через пятнадцать минут, а пока я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, — и, словно предвидя первый вопрос, он начал: — Дом был построен в 1851 году Асой Тифтом, морским архитектором и охотником за ценностями. А Эрнест Хемингуэй поселился здесь в 1931 году.
— А зачем тут каменная стена? — поинтересовалась Криста. — Для охраны?
Грега рассказ не интересовал: он искал кошек и удивлялся, что ни одной не видно.
— Дань моде, — объяснил Дэвид. — Здесь была обычная сетка, но мистер Хемингуэй не хотел, чтобы его дом разглядывали. Он был довольно знаменит, а публика в Ки-Уэсте более непринужденная, чем, скажем, в Голливуде, так что…
— А где кошки?
