Из дневника Джонатана Харкера, 30 августа…
Меня не оставляет странное чувство, что я не один в этом замке.
О, я прекрасно знаю, что здесь живут слуги, похоже, их четверо: грубоватая женщина, которая готовит и убирает, ее муж-конюх, сумасбродный мальчишка, способный только подметать и мыть полы (он мог бы быть сыном повара — есть определенное сходство), и Клав, неулыбчивый дворецкий, немец по происхождению, и, как мне кажется, личный лакей графа. Нет, я хочу сказать, что здесь есть кто-то еще. Я ощущаю его присутствие поздно вечером, когда огонь, теряя свою силу, лишь изредка вспыхивает янтарным блеском, и рассыпается снопом ярких искр и библиотека погружается в пугающий полумрак. Ячувствую, как он безмолвно стоит около окна, но, как только я оборачиваюсь, чтобы хоть мельком взглянуть на померещившуюся фигуру, она исчезает.
Вчера вечером меня снова охватило это пугающее чувство. Я только что закончил заносить в каталог содержимое верхних полок, расположенных в западной части библиотеки, передвинул на место металлические лестницы, как вдруг почувствовал, что кто-то смотрит мне прямо в спину. Паника захлестнула меня, волосы на затылке встали дыбом, как если бы через меня пропустили разряд тока, но невероятным усилием воли я заставил себя спокойно продолжать заниматься делом, и наконец, как будто между прочим, я обернулся и посмотрел туда, где, по моим представлениям, должен был стоять таинственный наблюдатель.
Конечно, ничего видимого, материального там не было, но ощущение чьего-то присутствия сохранилось. Очень медленно я двинулся через огромный зал, прошел мимо камина, огонь там уже почти погас, и лишь тусклые сполохи света освещали путь; вскоре я оказался возле витражных окон, расположенных на северной стороне комнаты. Пристально вглядываясь сквозь завесу дождя, капли которого громко барабанили по стеклу, я смотрел на пустынный пейзаж, серые сосны и возвышающиеся вдалеке черные пики гор. Я все так же чувствовал, что он где-то рядом, может быть, там, за окнами, как будто он поднялся и прошел по стене, но как такое возможно? Я всегда гордился своей тонкой восприимчивостью и предположил, что это мрачное присутствие чего-то необъяснимого может относиться только к хозяину дома. Но граф до сих пор отсутствовал и, как выяснилось, вынужден был задержаться еще на две недели (об этом мне сообщил Клав) в связи с необходимостью заключить несколько деловых соглашений.
Таким образом, передо мной возникла новая проблема: я был наслышан о том, как быстро зима вступает здесь в свои права. Как только начинают кружить снежные бури, дороги становятся непроходимыми и покинуть замок раньше конца весны практически невозможно. А до этого еще целых семь месяцев. Я ощутил себя заключенным. С тяжелой головой я вернулся в свое кресло у камина, стараясь успокоиться и не паниковать раньше времени, открыл книгу и снова углубился в чтение.
Должно быть, я задремал, поскольку все увиденное мною после этого можно объяснить только временным помутнением разума, вызванным расстройством желудка после чересчур обильного обеда. В дальнем углу библиотеки стоял граф, одетый в прорезиненный плащ. Казалось, он сильно взволнован, ему не по себе, как будто бы он пытался о чем-то договориться с самим собой. Наконец он принял решение и решительно направился ко мне, скользя по комнате, подобно кораблю, рассекающему просторы спокойных морских вод. Струящийся позади него поток всколыхнулся меховой волной, и я обнаружил, что за ним следуют сотни крыс, плавно перетекающие со столов на стулья и на пол, едва различимые в полумраке. Грызуны внимательно наблюдали за мной своими черными глазками-бусинами. Приблизившись к моему креслу, они окружили его большим кругом и замерли, будто ожидая сигнала. Но сигнала все не было, и тогда они неистово набросились друг на друга, более сильные разрывали мягкие упитанные животы своих слабых собратьев, ковер на полу стал черным от крови, а библиотека наполнилась леденящим кровь писком…
Внезапно я проснулся. Рубашка прилипла к телу, она была насквозь мокрая, как будто я нырнул в воду прямо в одежде. Книга, которую я читал, прежде чем уснуть, валялась на полу у моих ног, разорванная на части. Золотое распятие, вместо того чтобы быть, как всегда, у меня на груди, свисало с подлокотника кресла, застежка его была сломана так, что отремонтировать ее не представлялось возможным. С этой ночи я решил ужинать в более раннее время.
Из дневника Джонатана Харкера, 22 сентября…
Погода стала еще хуже, а от графа до сих пор нет никаких вестей. Клав тоже ничего не знает о своем хозяине.
Дни становятся все короче, и замок безвозвратно погружался в непроглядный сумрак, лишая меня последней надежды. В небе неспокойно, темные тяжелые тучи, полные дождя, медленно устремляются на запад. Библиотека занимает все мое время. Она, словно сложная модель оригами, каждый раз принимает новые формы и конфигурации. Как только я начинаю думать, что четко представляю себе ее размеры, тут же внезапно появлялись новые экземпляры, достойные как восхищения, так и порицания. Вчера я начал разбирать стеллаж, где находятся навигационные чертежи и карты. Взбираясь по лестнице, чтобы достать один увесистый том, я случайно на что-то нажал, тем самым привел в движение скрытый механизм откидной дверцы из красного дерева, встроенной в задней части полки. Дверца открылась, и моему взору явились еще сотни спрятанных томов.
Я аккуратно достал новые книги и разместил их на полке согласно разработанной мною системе. Только после этого я стал изучать их.
Далее я вынужден позабыть о присущей мне скромности и деликатности: все эти книги можно отнести к эротической литературе. Они настолько откровенно иллюстрированы, полны столь шокирующих подробностей и описаний потаенных желаний, присущих человеческой натуре, раскрытых в такой откровенной, а порой и распутной манере, что я незамедлительно вернул их на прежнее место, в тайную нишу, прежде чем Клав принес мне вечерний графинчик со сливовицей. Я думаю, ни один джентльмен не хотел бы, чтобы книги подобного содержания попадали в руки слуг.
После того как Клав покинул комнату, я заметил, что одну из этих книг не успел убрать на полку. Во многом она была похожа на остальные, ее целью было пробудить потаенные чувства и желания, а не давать читателю практические советы относительно физической стороны брака. По мере того как я переворачивал страницу за страницей, воздух в комнате накалялся, меня бросило в жар, и я был вынужден отойти от камина. Иллюстрации были немыслимо бесстыдны. То, что там было изображено, едва ли можно было воплотить в жизнь, даже находясь в самом дремучем и темном лесу, здесь же все было откровенно представлено при ясном дневном свете. Но еще больше шокировало меня то, что книга эта была на английском и издана в Лондоне, по-видимому для иностранных покупателей.
Изучая книгу, я вновь почувствовал чье-то присутствие, на этот раз ощущение было настолько явным, что я уловил едва заметный запах — сладковатый аромат духов, похожий на «Пламя роз», душистую туалетную воду, которую моя дорогая Мина так часто наносила на свою нежную кожу. Аромат духов и воспоминания о доме окутали меня, я почувствовал легкую слабость и головокружение. Мне показалось, что я вижу леди — нет, девицу, — она стояла на лестнице недалеко от окна.
Она была высока, стройна и удивительно хороша собой: темно-рыжие волосы волнами ниспадали до тонкой талии, рассыпаясь по спине, прикрытой зеленым шелком полупрозрачного платья, на шее переливались драгоценности, а вот на ногах совершенно ничего не было. Она стояла, повернувшись ко мне левым боком, поэтому я не мог не заметить совершенной формы ее груди, медленно вздымавшейся в такт дыханию, будто она намеренно провоцировала меня, привлекая к себе внимание. Это могло показаться вульгарным и неподобающим, но оказалось лишь легким флиртом по сравнению с тем ошеломляющим эффектом, который она сумела произвести, повернувшись ко мне лицом: ее платье было обрезано спереди чуть ниже талии, являя сторонним взорам… мм… потаенные уголки женского тела. Обескураженный ее бесстыдством, мысленно задаваясь вопросом, здорова ли она, я понял, что совершенно не способен двигаться, когда она приблизилась ко мне. Склонившись над креслом, она скользнула пальцами правой руки под мою рубашку и начала расстегивать пуговицы, вырывая каждую из них с корнем; со всей ясностью я понимал, насколько близко ко мне находится ее обнаженное тело. После этого она пропустила руку за ремень моих брюк, крепко сжала увеличившееся против желания мое мужское естество и обнажила его, не обращая внимания на отлетевшие в сторону пуговицы. Когда я понял, что она собирается приблизиться губами к средоточию моей мужественности, все мое существо восстало против этого.
