— Что не получается? — настороженно спрашиваю я.
— Мы не знаем, — беззащитно улыбнулся «японец», — сами не понимаем, причем здесь вы, и почему именно вы должны сидеть на садовой зеленой скамейке и удивленно на нас пялиться, теперь это часть нашего ритуала. Нас не пускают в воробьи без вас.
— Хе! Ну да? — потеплело мне.
— Давайте вы опять просто будете сидеть на соседней скамейке и с удивлением пялиться на нас.
— Ладно — застенчиво ответил я.
— Он согласился! — прокричал своим старик, те ответили радостным гулом и разошлись.
Приходим мы, как и раньше, порознь. Увидев меня, они улыбаются, машут руками, я отвечаю им кивками головы и улыбками, потом они становятся кружком и…
А если я занят, то так им и говорю:
— Собираемся тогда-то и тогда-то, а они кивают и усердно записывают назначенное мною время — не дай Бог забудут!
Вероятность подхватить в переполненном транспорте какое-нибудь воздушно-капельное заболевание — это не вероятность, а одна из вероятностей.
Простудиха, например, никогда не ездила в полных троллейбусах, даже в полуполных не ездила. Работать же невозможно! Ей было нужно с удобствами расположиться на сиденье у окна, присмотреться к пассажиру, почувствовать его, вступить с ним во внутренний монолог, а уж потом заразить, как водится.
Она была не из тех, кто вспархивает в едва открывшиеся двери рогатой машины на случайной остановке, самодовольно курлыкая: «Охххх, еле успела!». Таких Простудиха разила сама в первую очередь.
Нет, она тряслась на метро, потом на маршрутке, шла по зимней слякоте, брела к депо, чтобы сесть на конечной троллейбуса, усаживалась в «правильное» место и начинала свой путь, зорко присматривая клиента.
Сегодняшний рабочий день ей дал времени остановок пять поскучать, подумать. Мечты были традиционно зимние — о лете. О пиявках в лужах, о лягушачьем гомоне после летнего дождя, о клопах-вонючках, что сыпались с изможденной июльской сирени.
— Водитель, билет! Да, столько! Нет, мелких нет! Сами в такси и езжайте, а мне обязаны дать сдачу, — говорила девушка средней стройности со среднечерными плохо покрашенными волосами и подружкой такого же вида.
— Ага-ага… — начала настраиваться на девушку Простудиха.
Сели девушки в самом конце троллейбуса, но Простудиха все прекрасно слышала, а если хотела увидеть жертву, на то у нее зеркальце было. Очень даже невинный маневр — захотелось старушке на себя в зеркало посмотреть, на морщины свои благородные, а сама ррраз и на клиента сзади, чо он там…
— Я в шоке, просто в шоке! Какие они все-таки скоты! Пусть подкатится только завтра, я его просто убью.
— Ни завтра, ни послезавтра не убьешь, — оппонировала ей Простудиха. — Температура 38 и постельный режим.
— А я тебя предупреждала. А ты «не может быть! Не может быть!» — пищала ее подруга.
— Может! — соглашалась Простудиха, — сильные головные боли, слезящиеся глаза, и… — задумалась она.
— Ой, блин! Чуть не проехали! — всполошились девушки.
— Водитель, открой заднюю дверь! Дверь открой, гад! — просились на выход они.
— Да ну его! Давай с другой стороны выйдем, — сказала одна другой.
Они процокали мимо Простудихи. На одной из девичьих поп была нарисована кошачья попа.
— И… И понос! — возмущенно пыхнула пожеланием вслед хозяйке напопного кота.
— Ага-ага! — удовлетворенно сказала Простудница, наблюдая, как забегала одна из девица по остановке. Понос быстрого действия. Нечего на попах мурзиков разводить. Простудница была самозабвенная кошатница.
— Скажите, будьте любезны, этот транспорт на Пресню идет? — вопрошала водителя и пассажиров крайне интеллигентная старушка в сиреневой шляпке и желтом пальто.
— Ага-ага! — задумалась о старушке Простудница, — «Ах! В 60-е мы бегали в Политех слушать поэтов. И Женечка был такой эффектный, и Беллочка была молода», — видимо как-то так у вас, — размышляла о бабке Простудница. — Щас сбацаем тебе насморк и кашель, будешь в телефонную трубку сипеть: «Ах! Совершенно не понимаю, зачем меня понесло в город, я чувствовала же, что надо эту слякоть дома пересидеть, а теперь, голубчик, ты не представляешь в каком я плачевном состоянии!» — пообщалась с бабушкой Простудница.
— Всем привет! — сказал один.
— Садись не выступай, — сказал ему второй.
От них исходил аромат пьяного веселья и агрессии, они тыкали наперебой в окно троллейбуса, показывая друг другу «прикольных» пешеходов.
— Ах, какой материал пропадает — восхищалась Простудница.
— А все ей, фартовой Подзаборнице достанется, — завидовала старушка Простудница.
Обметав герпесом пару-тройку студентов, наградив давлением и частым сердцебиением с десяток пенсионеров, Простудница посмурнела. Общаться с людьми ей надоело.
— Господи! Как вся эта суета надоела, — печалилась Простудница. Вот у Подзаборниц! А у обморочниц работенка, мечта, а не работа!. Вышла только на балкон, старичка заприметила, бах его в обморок, а сама на кухню чаи гонять, а тут накатываешь километры, общаешься со всякими …. Э-х-х-х!
Всё, до конца не доеду. Домой! К чаю и кошкам. Я уж не молода, устаю быстро, начальство меня поймет.
Вот только… Напротив Простудницы уселась здоровенная тетя. Лицо пожилого шарпея, глазки лягушачьи и взгляд! Взгляд оскорбительный.
— Ну-с-с, Чемодан Тортиллович, что поиметь желаем — понос иль золотуху, — мысленно пристаривала себя к новому объекту Простудница. — Для начала головную боль, чтобы взгляд был страдающий, а не хамский, а потом ангина с осложнением.
— Да, да, дорогая и не спорьте. С таким лицом надо дома сидеть и даже к окну не подходить, дабы птичек, кошечек и других тварей божьих не волновать.
Но «чемодан» к проникновению болезни оказался глух.
- М-да, клиент пошел — чистый леопард, — задумчиво разглядывала тетку Простудница. Та отвечала обычным ненавистным взглядом.
— Таак, а если уши заложить? — спросила про себя тетку Простудница.
— Да-да, я так люблю больные ушки, они так смешно болят и гноятся, — соглашалась за тетку Простудница.
— Опять нет!
Шарпей продолжал громоздиться над Простудницей без изменений.
— Хм! Если бы я была юна и невинна, уже бы билась в истерике, а так скажу вам одно: Вы не мой клиент, — расслабилась и улыбнулась про себя Простудница.
— Ладно, удачи тебе, чудо неживой природы, — сказала опять же про себя «Шарпею» Простудница, вышла из троллейбуса и свалилась на тротуар.
— Где-то я ее видела, — вытягивая шею, рассматривала бухнувшуюся в обморок Простудницу Обморочница.
