Ознакомительная версия.
Принесли кофе и булки. Вика поначалу сопротивлялась соблазнительным запахам, но потом не выдержала и налегла на выпечку, полагая, что через пару дней габариты арфистки уже не будут на ее совести мертвым грузом. Данилина все больше говорила и почти не ела. Вид у нее был ужасный. Лицо казалось черным, как будто ее изнутри точила какая-то серьезная болезнь. Глядя на нее, Вика с жалостью гадала, почему она так страшно выглядит, хотя и живет с новым мужчиной? Неужели и с ним что-то не ладно?
— Я долго думала о разводе, — призналась Данилина. — Но это казалось невозможным. Я из деревни, у меня здесь подработка, а там работы не будет, квартира общая с мужем. Куда мне идти? Так я металась, пока не встретила Макса. Я почти сразу решила, что, если он предложит, мы с Никитой переберемся к нему. Я боялась, что они могут не поладить, но Макс в этом плане очень ответственный. Он пока сторонится еще его, но я вижу, что им друг с другом интереснее. Согласись, такой отец лучше, чем тот, который постоянно сидит за компьютером, витает в облаках и всем своим видом показывает, что ему с нами плохо? Да и я сама… для меня все так изменилось, — и она, чуть улыбнувшись, немного покраснела, как будто оживая.
— Но по вам, честно, не скажешь, что вы счастливы, — несмело произнесла Вика. Лариса вздохнула:
— Я и сама не знаю, что теперь. Все вроде бы хорошо. Макс — он тот человек, который мне сейчас нужен. Я рада, что они ладят с Никитой, но… Я не знаю, как быть с Мишей. Когда мы были вместе, он только и искал возможность «откосить» от обязанностей папы, пытался занять Никитку чем-то, чтобы он ему не мешал с друзьями переписываться. А теперь он постоянно названивает, требует встреч, играет с ним, и сын к нему опять же тянется — ведь он ему родной, — она потерла шею. — Я вижу, что Никитка по нему скучает… Не знаю, что делать? Мы встречались несколько раз, мне кажется, что в нем что-то переменилось, что, если я вернусь, так будет лучше для малыша… Но, даже если он и ко мне переменится, я… я уже не хочу быть с ним. Мы разошлись просто в интересах, в развитии, в целях… Не думаю, что он плохой, я не злюсь на него… Я просто не знаю, что делать. Завтра мы с ним снова встретимся, и пока мне надо столько передумать. Извините, что я вам все это говорю…
— Да что вы, я была бы только рада вам помочь, — искренне ответила Вика, чувствуя к ней симпатию. Значит, все так? Не было никакой подлой жены, убежавшей к любовнику и укравшей сына, а была усталая, измученная дилеммами и моральными долгами женщина, ищущая любви и тепла для себя и внимания и человечности по отношению к ребенку. Но и к Данилину после речи Ларисы Вика не испытывала неприязни. Ей было жаль их обоих по-своему, и особенно было жалко маленького Никитку, которому уже хватало ума понимать, что происходит между мамой и папой. И никто не мог бы сказать, что было бы правильнее, и никто не мог бы сказать, в каком случае кто был бы счастлив, и какая жертва была бы меньшей. И никто не мог решать эту ситуацию, кроме двух людей. Вика хотела было что-то сказать, но вдруг у Ларисы зазвонил телефон. Ответив, она вдруг расцвела, став похожей на себя прежнюю, разговаривая, невольно приглаживала волосы и оправляла складки небрежно накинутого платья.
— Максим сказал, подойдет и встретит нас, — сияя, объяснила она Вике и откинула волосы назад непринужденным жестом. Несмотря на диковатый и неухоженный вид, в эту минуту она казалась полной жизни и уверенности в себе. Вика неподдельно улыбнулась ей, пожелав узнать, какой эта женщина может стать, если обстоятельства позволят ей расцвести и, пережив эту мучительную стадию подвешенности и нерешенности, отойти от прошлых обид и проблем, как выздоравливают после тяжелой болезни.
Они немного поговорили, дожидаясь Максима. Когда Лариса попросила Вику присмотреть за ребенком и отлучилась в уборную, та спросила ребенка:
— Нравится медальон?
Никитка, уплетавший мороженое, озорно кивнул:
— Где ты взяла такой? Это ведьмачий медальон, такой был у Геральта.
— А ты откуда знаешь о ведьмаках? — усомнилась Вика.
— Мне папа показывал, — объяснил ребенок. — У него такая игра есть. И он сказал, что купит мне книжку про Геральта.
— Ну так я с ним знакома, — широко улыбнулась она. — Меня зовут Трисс.
— О, правда? — мальчишка удивленно распахнул глаза и даже забыл о мороженом.
— Да, вот, держи, — и она достала из сумочки бумажку. — Это тебе бесплатный билет на концерт! Приходи в пятницу, я и мои подруги сыграем для тебя что-нибудь. Придешь?
— Да, конечно! — ребенок прирос к ней взглядом.
— Скажешь дядькам на входе, что тебя пригласила я! — Вика увидела, как Лариса появилась в дверях кафешки и, в свою очередь, заметив на другой стороне улицы Максима, махнула ему рукой и восторженно улыбнулась. — Ладно, так уж и быть! — улыбнувшись мальчонке, Вика сняла с шеи медальон и положила его парнишке в теплую ладошку. — Пусть он охраняет тебя и приносит удачу! — не удержавшись, она чмокнула его в щеку и, попрощавшись с подошедшей Ларисой, торопливо убежала, отчаянно желая не заплакать снова. За спиной она слышала возбужденные голоса приветствующих друг друга мужчины и женщины и счастливый щебет Никитки, рассказывающего, что он пойдет на концерт.
Сергей сидел на скамеечке под высоким, сбрасывающим кору платаном и делал вид, что занесло его сюда совершенно случайно. На коленях у него был блокнот с заметками, стихами и всякой организационной дребеденью, и он делал вид, что и в самом деле нежится на солнышке и наслаждается сладким запахом белых акаций. Конечно же, про сквер возле школы упомянула вчера Алиса, которая этой дорогой возвращалась домой, и Сергей караулил ее уже с часу дня. Неподалеку на площадке резвились детишки разных возрастов, в отдельном уголке кучкой копошились в песке малыши под присмотром мамочек, мимо проходили школьники младших классов в форме, и Сергей, отчаянно давя румянец, чувствовал себя педофилом, поджидающим жертву. Ему даже не нужно было ее высматривать — завидев своего кумира, девочка бросилась к нему со всех ног и, подбегая, воскликнула:
— Боже, я не думала, что встречусь с вами! Вот здорово — только-только думала о том, как мы пойдем к башне.
— О, привет! — оживился Сергей, приветливо улыбаясь ей. — А я подумала, такое красивое место, поищу-ка я вдохновения, — с театральным жестом нарочито наигранно произнес он. Алиса рассмеялась:
— И как оно?
— Ну, пока ничего… так, — и Сергей продекламировал ей с листа:
Но больше, чем Тристан, пожалуй,
Изольда бедная страдала.
Она в отсутствие Тристана
Смерть призывала непрестанно,
И чем решительней король
Запретом причинял ей боль,
Тем неразрывнее она
Была с Тристаном скреплена[8].
— Ооо, как здорово! — восхитилась девочка, а Сергей смущенно покраснел. Алиса расшифровала это как знак скромности, однако правда заключалась в том, что Сергей, тщательно подготовившись к своей операции «А» (исходя из имен девочек Алисы и Анжелики) просто отыскал стихи в Сети и переписал в блокнот.
— Кстати, а что вы будете делать до вечера? — поинтересовалась Алиса.
— Да, пожалуй, ничего, — пожал плечами Сергей. — Трисс и Эовин разошлись по делам, а у меня были кой-какие мысли… Вот, хотелось погулять.
— А хотите, — она на секунду запнулась от собственной смелости, а Сергей затаил дыхание. — Хотите, пойдемте ко мне в гости?! У нас дома торт есть! И я вам покажу наши с Анж поделки, и фотки с ролевок!
— Твои родители убьют тебя за это! — притворно возмутился он, внутренне ликуя. — Я же взрослая чужая тетка! — он направил на нее скрюченные пальцы, как на маленького ребенка. — Я поймаю тебя и съем!
— Они не узнают! — рассмеялась Алиса. — Ну, идемте!
— Уговорила, — Сергей едва не подорвался на месте, но заставил себя вести себя степенно и достойно, как и полагалось рассудительной Гвен. — Но торт не буду — мы все на диете!
Алиса беззаботно рассмеялась и повела новую подругу домой, по пути рассказывая маленькие сценки из их игр, интересные факты, которые они установили в своем историческом кружке, о поделках, которыми занималась вместе с сестрой. Сергей поддакивал ей, рассказывал в свою очередь эпизоды из личных данных, вычитанных в листочке Светлого, а в глубине души досадовал на себя за то, что так бесстыдно пользуется наивной девочкой.
Квартира Алисы была в одном из старых четырехэтажных домов, где во дворе на клумбах сидели петунии, подъезд был увит многолетними наслоениями отмерших стеблей дикого винограда и хмеля, в сетчатой загородке между старенькими гаражами квохтали куры, а на лестнице пахло щами и свежим хлебом. Маленькая, с низкими белеными потолками квартирка давно не видела ремонта — стены были оклеены советскими еще бумажными обоями, вытершиеся и потемневшие там, где чаще всего к ним прикасались руки, на полу прихожей и кухни лежал тощий клетчатый линолеум, а в гостиной — старый паркет, от времени потускневший и исцарапанный. Мебель вся так же была куплена в те годы, когда Алисы, вероятно, еще не было на свете — польская мебельная стенка, темная до черноты, с круглыми медными ручками, где в стеклянном буфете с зеркальной стенкой стоял неизменный парадный сервиз с эмалевыми розами, колонна мраморных слоников, расписанные гжелью фигурки и сувениры поновее, привезенные из разных концов света. На прогибающихся полках стояли поверху энциклопедии «Аванты» и толстые словари английского и немецкого языков, пониже эффектным бастионом Пушкин с Достоевским, а внизу — хаотичное нагромождение дешевого чтива в виде детективов и женских романов, четыре книги Клайва Льюиса, «Хоббит» и первые три романа об Анжелике. В углу притулился на тумбе телевизор, напротив — ярко-малиновый диван перестроечного периода, пухлый, с массивной спинкой, местами уже протертый и с ободранными кошкой боками.
Ознакомительная версия.
