— Так было в ваше время, а сегодня это восемь миллиардов, — поправил Майкрофт. — Но я повторяю: речь идет об исчезновении триллионов.
— О, я сообразил наконец! — В глазах Холмса затлел огонек уверенности: здравый смысл снова вернул свои позиции. — Мне доводилось читать в «Иллюстрейтед Ландон ньюз» про динозавров — так Оуэн назвал огромных тварей, вымерших давным-давно. Это с их исчезновением я призван разобраться?
Майкрофт отрицательно покачал головой:
— Вам бы прочитать монографию профессора Мориарти «Динамика астероида»…
— Я не захламляю свой мозг бесполезными знаниями! — отчеканил Холмс.
Майкрофт пожал плечами:
— В этом труде Мориарти выдвинул весьма остроумную идею: в нашу планету врезался астероид, и ее на многие месяцы заволокло поднятой при ударе пылью. Примерно через столетие после выхода монографии в свет догадка профессора подтвердилась, в отложениях глины были найдены следы того катастрофического столкновения. Нет, Холмс, задача, о которой вы говорите, давно решена. Та же, что предлагается вам, куда грандиозней.
— Ради бога, перестаньте ходить вокруг да около! — вспылил Холмс.
Майкрофт указал моему другу на кресло, и тот после секундных колебаний сел.
— Она называется парадоксом Ферми, — сообщил рыжеволосый ученый. — В честь итальянского физика Энрико Ферми, который жил в двадцатом веке. Видите ли, нам известно, что в нашей Вселенной существует бесчисленное множество планет, и по логике на многих из них могли бы возникнуть цивилизации разума. Мы даже математически получили приблизительную цифру, воспользовавшись специальным уравнением Дрейка. На протяжении полутора веков при посредстве радио… — для вас будет понятнее термин «беспроволочный телеграф» — мы искали признаки существования этих мыслящих культур в космосе. И никого не нашли! Никого! Посему парадокс Ферми гласит: если во Вселенной должна кишеть жизнь, куда подевались все эти чужаки?
— Чужаки? — переспросил я. — А куда они могли подеваться? Живут себе за границей, в своих суверенных государствах, и в ус не дуют.
— Дорогой доктор, в наши времена слово имеет дополнительные значения. Под чужаками я подразумеваю инопланетян, существ, обитающих на иных планетах.
— Как в романах Верна и Уэллса? — спросил я с притворной серьезностью.
— И это не только планеты, что крутятся вокруг нашего Солнца, — добавил Майкрофт.
Холмс снова встал.
— Я ни бельмеса не смыслю в планетах и вселенных, — раздраженно сказал он. — Подобные сведения не имеют практического применения в моей профессиональной деятельности.
Я кивнул, позволив себе смешок:
— Когда мы с Холмсом только познакомились, он не поверил, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот.
— Шерлок, мне известно о пробелах в вашем образовании, — с улыбкой проговорил Майкрофт, и мой друг аж скривился от такой фамильярности. — Но это дело легко поправимое.
— Я не стану загромождать свой разум бесполезными сведениями, — повторил Холмс. — В нем хранится исключительно то, что помогает мне в работе. Например, я способен распознать любую из ста сорока разновидностей табачного пепла…
— Ну, эти сведения вам уж точно не пригодятся, Холмс, — перебил Майкрофт. — У нас уже давно никто не курит, ибо доказано, что табак вреден для здоровья.
Я быстро глянул на Шерлока — сколько раз напоминал ему о пагубности самоотравления никотином.
— Вдобавок за минувшие годы мы немало узнали о строении мозга. Ваши опасения насчет того, что постижение литературы, астрономии и философии не оставит места для более важных наук, беспочвенны. Вместимость человеческого разума, его способность хранить и извлекать информацию поистине безгранична.
— Это правда? — спросил Холмс, и по тону я понял, что мой друг изумлен.
— Правда.
— И вы хотите, чтобы я занялся изучением физики, астрономии и так далее?
— Да, — подтвердил Майкрофт.
— Чтобы разобраться с парадоксом Ферми?
— Именно так.
— Но почему я?
— Потому что в вашем лице мы имеем специалиста по решению загадок, равного которому свет не видывал. Эпоха Шерлока Холмса миновала двести лет назад, а его соперник не родился до сих пор.
Майкрофт, наверное, не заметил, но от меня-то не укрылось легчайшее проявление гордости на лице моего давнего компаньона. Однако в следующий миг Холмс помрачнел.
— Но это каким же багажом знаний необходимо обзавестись, чтобы хотя бы подступиться к вашему делу. Понадобятся многие годы…
— Вовсе нет. — Майкрофт взмахнул рукой, и посреди Холмсова стола, как всегда беспорядочно заставленного и заваленного вещами, возникли вертикальный стеклянный прямоугольник и непривычная моему глазу металлическая чаша. — Технологии познания отнюдь не стояли на месте, и мы научились записывать информацию непосредственно в мозг. — Майкрофт подошел к столу. — Вот эта панель называется монитором, она включается от вашего голоса. Надо просто задавать вопросы, и устройство покажет любой интересующий вас предмет. Ежели сочтете какую-либо тему полезной для расследования, просто наденьте на голову шлем. — Он указал на чашу. — Скажите «загрузить», и необходимые сведения будут совершенно безболезненно внедрены в нейронные сети вашего мозга. Уже в следующий миг вам покажется, что эту область науки вы досконально знали всегда.
— Невероятно! — воскликнул Шерлок. — А что потом?
— А потом, мой дорогой Холмс, я надеюсь, что в дело вступит ваша непревзойденная дедукция, вы решите парадокс и мы узнаем в конце концов, что случилось с чужаками.
— Ватсон! Ватсон!
Я вздрогнул, просыпаясь. Холмс, будучи в восторге от новообретенной способности без усилий поглощать информацию, засиделся до глубокой ночи; я же сам не заметил, как уснул в кресле. Похоже, мой друг нашел-таки лекарство от дремлющей кокаиновой зависимости: держа в руках ключи к абсолютному знанию, он не будет маяться от безделья в промежутках между раскрытием детективных тайн.
— А? — У меня пересохло в горле — должно быть, спал с открытым ртом.
— Старина, это куда увлекательнее, чем я себе представлял. Вот послушайте — и вам это покажется ничуть не менее интересным, чем любое из расследованных нами преступлений.
Я встал и плеснул себе шерри — все-таки ночь на дворе, рассвет еще даже не брезжит.
— Слушаю, Холмс.
— Помните наглухо запертую и опечатанную комнату, что сыграла столь важную роль в деле о гигантской крысе с Суматры?
— Такое забудешь! — Холодок, побежавший по спине, заставил меня поежиться. — Если бы не ваша отменная стрельба, моя левая нога чувствовала бы себя нынче не лучше правой.
— О да, — кивнул Шерлок. — Так вот, предлагаю вам другую загадку, связанную с замкнутым пространством. Ее придумал австрийский физик Эрвин Шрёдингер. Вообразите ящик, сделанный из непрозрачного материала. Его стенки идеально подогнаны друг к другу — невозможно подглядеть, чем занимается кот, которого в этом ящике заперли…
— Запирать бедное животное в ящике? — удивился я. — По-вашему, это человечно?
— Ватсон, ваша деликатность и чуткость достойны всяческих похвал, но прошу не отвлекаться. Далее, представьте себе находящееся в ящике пусковое устройство: шансов, что оно сработает, ровно пятьдесят на пятьдесят. Устройство соединено с баллоном, в котором заключен ядовитый газ, и если оно включится, струя отравы убьет кота.
— О боже! — ахнул я. — Какое изуверство!
— А теперь, Ватсон, скажите вот что: не вскрывая ящика, можно ли сказать, жив кот или нет?
— Гм… Если я правильно вас понял, это зависит от того, сработало ли устройство.
— Замечательно. Продолжайте.
— А значит, есть вероятность, что кот жив. И столь же вероятно, что он мертв.
— Молодцом, дружище! Вы не обманули моих ожиданий, ваш вывод — настоящий образец очевидности. Однако, Ватсон, вы не правы. Совершенно не правы.
— Что вы имеете в виду?
— Это потенциальный кот, нерешенный кот; существование этого кота не более чем вопрос вероятности. Он не жив и не мертв, Ватсон: суть именно в этих двух «не». И до тех пор, пока кто-нибудь умный не додумается вскрыть ящик и заглянуть, кот останется загадкой. Давайте сорвем печать и посмотрим внутрь — и лишь тогда потенциальный кот обернется всамделишным. Его реальность — результат наблюдения.
— Что за чепуха! Такой даже тезка вашего брата не городил.
— Вовсе не чепуха, — замотал головой Холмс. — Именно так устроен мир. Люди многому научились за последние века, очень многому. Но, как сказал Альфонс Карр, «plus ça change, plus c’est la même chos».[41] Даже в столь эзотерической области науки, как высокая физика, ничто не сравнится с могуществом квалифицированного наблюдателя!
